Ужасная госпожа

— Дочка, — Карлос укоряюще покачал головой, а Иванилда хлестнула злым взглядом, и Иса смущенно потупилась.

Дело сделано. Луселия окончательно скомпрометирована, и мать, даже если захочет, не сможет простить согрешившую дочь.

Удивленный ропот не умолк даже когда началась месса. Шеи выворачивались — все хотели рассмотреть настоящую блудницу, ведь это такая редкость среди сливок местного небольшого общества, где все друг друга знают.

Карлос де Сильва держался прямо, словно и не замечал, что со всех сторон его семью пронзают любопытные взгляды. Иванилда тоже старалась сохранить достоинство, но ей не хватало невозмутимости графа. Луселия сжалась и старалась держаться как можно более незаметно, а Жуан нервно осматривался, испепеляя зевак злым взглядом и время от времени смахивал со лба испарину.

Только  Исабель внешне спокойная и прекрасная, в душе упивалась торжеством. В очередной раз, благодаря только своему уму и изобретательности, она одержала верх, растоптала и унизила тех, кто собирался разрушить ее мир, подчинить своим правилам, навязать аскетичную мораль и поставить под угрозу будущий брак.

Нежные губы благочестиво шептали слова молитвы, а бархатные глаза, спрятанные под тенью густых ресниц, сверкали дьявольским блеском.

Видимо, в этот раз падре решил блеснуть перед высокородными прихожанами, и служба оказалась более длинной и нудной, чем обычно. Даже графиня устала сидеть на жесткой скамье, Жуан нетерпеливо ерзал, а Карлос безуспешно пытался подавить зевок.

И даже когда это мучение для него закончилось, оказалось, что все равно не могут вернуться домой к любимому кабинету со свитками счетов, кубку пряного вина и зажаренному поросеночку — герцогиня Визеу изъявила желание исповедоваться.

Карлос понимал, что после случившегося в его доме, исповедь необходима всем, но как же досаждала эта заминка. Пламя свечей нагревало и без того жаркий спертый воздух, от сгустившегося аромата духов, благовоний, ладана и тающего воска становилось нечем дышать, и раскалывалась голова. Граф де Сильва уже несколько раз пожалел, что именно к нему прибыли столь докучливые гости. Столько лет он прожил только с дочерью, избавившей его от всех домашних забот, и сыном, который, кроме слабого здоровья, не доставлял никаких хлопот.

Пришла же герцогу идея еще больше укрепить связь между их домами, и сосватать свою кузину, оказавшуюся довольно утомительной особой.

***

Дождавшись, пока из тесной и темной исповедальни вышла дочь, заплаканная и утирающая распухший покрасневший нос, ее место заняла сама  Иванилда, герцогиня Визеу.

Непривычная к подобным чувствам, она изо всех сил изображала озабоченность, переживания и делилась с духовником сомнениями — сможет ли стать матерью взрослой девушке, с малолетства знающей только отцовскую любовь.

В полной мере проникнувшись заботами герцогини, священник уверил, что с сеньоритой Исабель точно никаких проблем не будет. Более почтительную, нравственную и благовоспитанную девицу найти сложно, если вообще возможно. Что же касается весьма неприятного инцидента, который произошел с дочерью герцогини под кровом графа де Сильва, то тому виной, несомненно, истинно христианская и любовь и всепрощение молодой графини. Надежда исцелись языческую душу и наставить ее на путь истинной веры. Собственная чистота и непорочность не позволили Исабель распознать в другом существе испорченность и развращенность. И, конечно же, наставления взрослой и мудрой мачехи помогут юной деве, помимо доброты и покорности, столь необходимой в супружеской жизни, выработать характер, подобающий будущей герцогине.

Иванилда слушала священника и продолжала сомневаться. Несмотря на все дифирамбы, она не могла отделаться от воспоминания о непотребном виде, в котором застала Исабель посреди ночи, к тому же Луселия, воспитанная в строгих традициях никогда не проявляла склонности к плотским утехам. Как скажется ли пагубно на дочери дальнейшее общение с сомнительной девицей?

Цветистые речи падре только уверили Иванилду в том, что девчонка очень хитра, изворотлива и вряд ли достойна носить имя Альбуркерке.

Поговорив с духовником и сделав собственные выводы, Иванилда дождалась когда исповедальню покинет Исабель, после чего вопросительно посмотрела на графа де Сильва.

— Поедем домой, — облегченно встал он и постарался незаметно размять затекшую от долгого сидения спину.

— И вы не пойдете на исповедь? — герцогиня вперилась в него суровым взглядом.

Как знала, что он слишком мягок в воспитании детей и, как и все, ослеплен притворством дочери.

Кто знает, что еще вытворяет девчонка, пользуясь его наивностью, вседозволенностью и отсутствием строгого воспитания.

Глядя на то, как Карлос неспешно направляется к исповедальне, Иванилда краем глаз наблюдала за Исой, а судьба Луселии была уже решена.

— Герцогиня Визеу, — незаметно подошла к ней Исабель. — После мессы я всегда езжу в больницы, навестить страждущих, и компания отца доставила бы мне истинное счастье, но как послушная дочь, я не могу на этом настаивать. Не поможете ли мне уговорить его. Уверена, он будет рад доставить вам удовольствие, а несчастным, страдающим от болезней, принесет облегчение то, что покровитель не оставляет их в час тяжелых испытаний. Вы ведь знаете, что отец немало жертвует на больницы?

Иса говорила негромко, всем своим видом изображая кроткую покорность и преклонение перед величием герцогини.

Как бы ни была враждебно настроена Иванилда, но слова Исабель польстили, и она решила, что не так уж плохо, если сподвигнет не слишком благочестивого графа на столь богоугодное дело, даже если сама не очень хочет оказаться среди смрада и грязи болезней. Тем больше самоотверженности проявит перед Господом.

В результате коварных происков Исабель и благочестивого рвения герцогини Визеу, оба семейства в полном составе вместо того, чтобы вернуться в  приятную прохладу особняка, отправились по знойному и пыльному полуденному городу к отстроенным на окраине лазаретам.

Исабель, как и подобает скромной девице, сидела потупив взгляд и предвкушала, предстоящее веселье, после того, как утомленные отец, брат и гостьи отправятся в свои комнаты отдыхать. Она еле сдерживала нетерпение и время от времени стискивала  кружевной платочек затянутыми в перчатки пальцами.

Граф де Сильва старательно подавлял зевки и тяжелые вздохи, с тоской вспоминая об удобном кресле, освежающем вине и степенных беседах с Фуртадо о домашних делах. Даже отчеты от капитанов были увлекательнее предстоящего посещения больных. Карлос готов был пожертвовать, и намного больше необходимого, лишь бы избежать таких вот обязательных визитов.

Жуан сидел с самым несчастным видом и молчал, обреченно понимая, что волю старшей сестры ему не перебороть, вот если бы найти союзников… И он с надеждой взглянул на герцогиню,  восседающую напротив, и с королевским величием осматривающую тех, кого высшие силы назначили ей вывести на праведный путь. На Луселию Жуан старался не смотреть. Как бы ни грезил о возможной женитьбе и наследниках, которые подтвердят его положение — будущего главы рода, — опозорившая себя девица для этого не годилась. Кто знает, чьих бастардов придется воспитывать как своих, при столь вольном поведении нареченной.

Тряский экипаж, наконец, остановился, но даже до того, как лакей успел предупредительно распахнуть дверцы, до пассажиров докатилась волна смрада, смешанного из запахов немытых тел, нечистот и сладковатой приторности гниющей плоти.

Жуан побледнел, и его лицо почти слилось с белоснежными кружевами воротника. Дрожащими пальцами он потянулся к флакончику с нюхательными солями, но отец, вместо того, чтобы сжалиться над сыном, твердой рукой вытолкнул его под палящее солнце и скривился от хлынувшей волны вони.

Луселия, крепко прижимая к носу платок, решительно, несмотря на подгибающиеся ноги,  ступила на пыльную дорогу.

Только Иванилда и Исабель, словно соревнуясь друг с другом в выдержке, ни единым жестом или морщинкой не выдали, что чувствуют неприятный запах. Преисполненные достоинства, они неторопливо шагали к низким сероватым постройкам, а на лицах отражались только смирение и сопереживание.

Карлосу де Сильва понадобилось все его терпение, чтобы выдержать бесконечные утомительные разговоры с лекарями о том, всего ли хватает в лазаретах, просьбы об увеличении пожертвований, демонстрации прохудившихся матрацев и нехватки ткани для перевязок, а сеньориты в сопровождении графини в это время обходили больных. Подносили сжигаемым лихорадкой воду или отирали испарину и всех увещевали смириться и мужественно выдержать выпавшие на их долю испытания.

Остатки терпения граф де Сильва использовал на то, чтобы затолкать стенающего и закатывающего глаза наследника в экипаж. Сам Карлос тоже был не в восторге от вынужденного визита, но титул и положение в колонии обязывали. А последние капли понадобились, чтобы вытерпеть дорогу и наконец добраться до спасительной тишины кабинета и благоухания выдержанного вина. Только оно было способно перебить застрявший в носу и пропитавший всю одежду мерзкий запах тления.

Как и ожидала Исабель, никчемный брат и изнеженная Луселия сразу же удалились в свои покои и велели себя не беспокоить, отец заперся в кабинете, а Иванилда, хоть и старалась сохранить достоинство, но тоже поспешила к себе, предварительно велев наполнить ванну.

Вот и прекрасно! Весь день и весь дом снова в распоряжении полновластной юной хозяйки, и на этот раз точно никто не помешает встретиться в Витором.

При воспоминании о привлекательном и непокорном рабе, Исабель почувствовала, как кровь начинает бурлить, а по телу разливается жар,  стягиваясь и концентрируясь внизу живота.

Как же это приятно — подчинять! Уже только от этого можно получить чувственное удовольствие, но Иса знала, что Витор способен на большее, и это будоражило.

______________________

Да! Я сделала это! Огромное спасибо всем, у кого хвтаило терпения дождаться. Для меня это действительно очень ценно!

В покоях юную графиню уже ждала преданная служанка с ароматными полотенцами, готовая обтереть и освежить прекрасное тело госпожи.

— Скорее! Скорее, — ворвавшись в комнату, торопила ее Иса и морщилась, когда Пурнима слишком сильно дергала шнуровку. — Да, осторожней ты, не кобылу седлаешь! — прикрикнула она.

Пурнима сжалась в ожидании удара, замерла, но когда Исабель оглянулась и сверкнула на нее черными глазами, споро принялась за дело.

Вскоре тяжелое и душное платье с тихим шуршанием упало к ногам Исы. Пурнима распутала завязки и стащила липнувшую к телу нижнюю сорочку.

— Как же хорошо, — потянулась Иса всем своим ладным телом. — И кто только придумал носить эти жуткие жаркие платья. Найди мне что-нибудь полегче.

Отправив служанку, Иса встала перед узорчатыми ставнями, пропускающими легкий ветерок, но скрывающими девичью спальню от нескромных взглядов.

В гардеробной Пурнима пробыла недолго и вскоре вернулась с воздушной пеной легчайшего шелка. Бережно стерла испарину с белой бархатистой кожи, и полотенца оставили на ней легкий розовый аромат.