Продайся мне

27

— Знакомься: Света, Анжела, Руслана и Катя. Из финансового с нами часто сидит Оля, но она сейчас на больничном.

Вероника представляет меня своим подругам, и я старательно пытаюсь запомнить их имена. Боюсь перепутать девчонок и назвать Катю Анжелой, например. Со мной однажды такое случилось, на первом курсе при знакомстве с одногруппниками. До сих пор помню, как было стыдно и неловко.

— Илана, помощница Гордеева, — смутившись, тихо говорю я, и подруги Вероники кивают, мол, мы о тебе наслышаны.

— Ты обедать будешь? — спрашивает, кажется, Руслана.

— Да, — киваю я. Желудок сводит голодной судорогой, а от вечного стресса и сомнений немного подташнивает. Мне нужно подкрепиться.

— О, тогда бери котлету по-киевски, она здесь безумно вкусная, — советует Руслана.

Я улыбаюсь ей и иду за едой. Овощной салат, картофельное пюре, огромная аппетитная котлета, томатный сок — примерно так выглядел мой рай в студенческой столовой, и точно такие же блюда я беру здесь. Возвращаюсь за столик, где о чём-то сплетничают мои коллеги, и начинаю есть. Не проходит и двух минут, как Вероника вспоминает о поездке в Берлин.

— Ой, а расскажи о командировке! Гордеев не сильно тебя гонял? — звонким возбуждённым голосом интересуется она.

— Нет, всё прошло… нормально, — с заминкой отвечаю я. Аппетит внезапно пропадает.

Отель, порочный взгляд Дамира, наш нескончаемый поцелуй и дрожь, сотрясающая тело. Мурашки бегут по спине, как только я вспоминаю события минувшей пятницы.

Вилка падает на тарелку, обрывая следующий вопрос Вероники. Перед глазами темнеет, в ушах раздаётся мерзкий гул. Я жмурюсь, делаю несколько глубоких вдохов, дрожащими пальцами хватаюсь за стол. Постепенно шум стихает, до моего сознания доходят встревоженные вопросы коллег, мягкие прикосновения Вероники к плечу.

— С тобой всё хорошо? Илана, ты меня слышишь?

— Сбегайте кто-нибудь за водой.

— А нашатыря случайно ни у кого нет?

— Анжел, ну кто в сумке нашатырь носит?

— Ну мало ли, вот у моей сестры ВСД, она всегда берёт с собой нашатырный спирт. Ей помогает, — отвечает, по всей видимости, Анжела.

Мне дают бутылку минеральной воды, я киваю и присасываюсь к горлышку. Девчонки настороженно смотрят на меня, волнуются даже те, кого я совсем не знаю. Приятно. Перед ними неизвестный человек, а они проявляют заботу, бегают за водой, про нашатырный спирт шутят. Чёрт, как мне, оказывается, не хватало социальных контактов! Я прихожу в себя и благодарно улыбаюсь каждой девушке.

— Спасибо вам огромное, — мой голос предательски дрожит, ну и ничего страшного. Я же не робот, могу расчувствоваться. — Мне уже лучше.

— У тебя вегетососудистая дистония? — хмурится Анжела.

— Нет. Вроде нет. Я к врачу не ходила.

— Зря, — ещё больше хмурится коллега.

— Ой, Анжел, если у тебя голова закружится — ты сразу побежишь в больницу с криками: «Спасите-помогите, у меня рак, инсульт и вообще я скоро умру», — закатывает глаза Руслана.

— А что тут плохого? — дует губы Анжела.

Руслана прижимает ладонь ко лбу и усмехается. Катя хихикает, Света и Вероника еле сдерживают улыбку. Я вспоминаю о еде. До конца обеда осталось двадцать минут, но мне нужно вернуться пораньше.

— Очень вкусная котлета, ты была права, — обращаюсь к Руслане.

— Будешь обедать с нами почаще — узнаешь много интересного.

Вероника жуёт губу, а затем, словно решившись, дотрагивается до моей руки.

— А ты случайно не беременна?

От удивления мои глаза округляются, а в горле застревает ледяной комок. Нет, ну что за бред? У меня всего лишь голова закружилась, такое бывает после сильного стресса.

Я отрицательно мотаю головой:

— Нет, я просто перенервничала.

— Ты уверена? — недоверчиво переспрашивает она.

— Ник, хватит, не смущай девчонку, — осаживает её Светлана. Она явно старшая в этом коллективе, на вид ей сильно за тридцать, тогда как остальные девушки выглядят на двадцать пять, не больше.

— Я вечером знакомлюсь с родителями своего парня, поэтому немного не в себе, — неожиданно объясняю коллегам.

Заметив всеобщую заинтересованность, я продолжаю откровенничать с незнакомками. Говорю о своём волнении, о том, что родители Назара — богатые уважаемые люди, которым я могу не понравиться. Девчонки понимающе кивают, дают несколько полезных советов, вспоминают забавные истории из жизни. Оказывается, Анжела уже три раза знакомилась с родителями своих парней, а вот Руслана и Катя до сих пор не состоят в мало-мальски серьёзных отношениях. Замужем только Светлана, она дружит со свекровью и даже звонит ей несколько раз в неделю.

— Не дрейфь, у тебя всё получится. Просто будь самой собой, — подмигивает мне Вероника.

Я от всего сердца благодарю девчонок и убегаю к себе. Слава всем богам, Гордеев не просит зайти к нему, на даёт сложных поручений и вообще будто забывает о моём существовании. Я освобождаюсь около семи. В левой половине груди ноет и надрывно звенит, когда я выхожу из офиса, прыгаю в такси и полчаса наблюдаю за вечерним городом.

В квартире Назара нет. Наверное, он снова с родителями. Я переодеваюсь в элегантное синее платье, наношу на лицо неброский макияж, при этом ощущаю себя восковой куклой. Моё тело застывшее, словно неживое, в глазах зияет пустота. От меня остаётся лишь оболочка, призванная быть красивой, послушной, удобной. А душа заливается горькими слезами, ей хочется радости, веселья, восторга, но ничего этого нет. Может, со временем всё изменится? Я найду баланс между работой и личной жизнью, я выброшу Гордеева из головы.

В ресторан еду сама. Назар звонит и предупреждает, что встретит меня у входа, я же послушно глотаю его указания. Он подарил мне цветы и он собирается познакомить меня с родителями. Это о многом говорит. Нельзя сомневаться.

— Прекрасно выглядишь, — глаза Назара ярко вспыхивают.

Поясницу ломит, тело совсем не слушается команд. Знаю я этот сияющий взгляд и хрипловатый голос. Назар хочет меня.

— Спасибо, — киваю я, позволяя поцеловать себя в онемевшие губы.

— Родители уже внутри. Не переживай, малыш, они будут от тебя в восторге.

Я воспринимаю дальнейшие события так, будто не участвую в них, а лишь наблюдаю со стороны. Вот я улыбаюсь красивой женщине с зелёными глазами, как у Назара, потом здороваюсь со статным седовласым мужчиной с тяжёлым взглядом.

Сажусь за стол, заказываю апельсиновый сок, потому что хорошие девочки не пьют вино, тем более на встрече с родителями. Назар хвастается открытием ресторана в центральной гостинице Дамира. Я замечаю, что его мама от восторга даже говорить внятно не может, только улыбается радостно и обнимает сына. А отец после минутной паузы произносит нечто, отдалённо похожее на похвалу. Но от этих скупых слов Назар начинает сиять, словно начищенный самовар. Я улыбаюсь, изображаю счастье, но внутри зреет очередной протест.

Я нахожусь не в своей тарелке. Мне неуютно среди этих людей, неприятно изображать из себя пай-девочку с идеальной укладкой и неугасающей улыбкой. Знаю, что Назар хочет видеть меня именно такой, но разве это я?

— Илана, вам нравится работать на Дамира Гордеева? — спрашивает отец Назара.

— Да, безумно, — теперь моя улыбка настоящая. — Я начинаю понимать, на что способна, какие задачи могу решить без чужой помощи. И коллектив хороший. Я как раз сегодня познакомилась с сотрудницами, мы вместе обедали.

Боковым зрением замечаю, как дёргаются губы Назара. Что опять не так? Как же обидно!

— Не думал, что Гордеев берёт на работу людей без образования, — снисходительно произносит отец Назара.

Протест разрастается, фонтанирует искрами.

— У меня нет высшего образования, но я справляюсь со своими обязанностями. Дамир Александрович знает, что делает.

— Иланочка, ну вы же не будете вечно работать какой-то помощницей Гордеева, — заявляет мама Назара.

Её голос пропитан недоумением, я даже замечаю в нём нотки пренебрежения. Словно помощница — это что-то унизительное.

— Почему? — пожимаю плечами. Надо корчить из себя дурочку. Интересно, что мне ответят богатые и уважаемые люди?

— Замужней женщине не пристало работать, — сладчайшим тоном отвечает мама Назара.

— Но я пока не замужем.

— Ключевое слово — «пока». Всему своё время, — улыбается она так, словно знает то, чего не знаю я.

— Мам, не сейчас, — качает головой Назар. И смеётся.

Он не возражает ей, не говорит, что нам рано жениться! Он вовсе не смущён и не расстроен, словно бы ожидал подобных слов от мамы. Неужели Назар действительно хочет сделать мне предложение? Да ещё и согласен с тем, что замужним девушкам не стоит работать?

И вот эти обеспеченные, всеми уважаемые крутые люди станут моими родственниками? И будут снисходительно со мной общаться, намекать на то, что я дура без образования и моё место — дети, кухня, церковь? А я все оставшиеся годы буду вынуждена изображать из себя идеальную куклу без эмоций?

Нет-нет-нет! Не хочу, не буду, не стану!

Как никогда прежде, я вдруг отчётливо и ясно понимаю, что нам с Назаром не по пути. Я могу хоть сто тысяч раз его оправдывать, искать объяснения странным звонкам и смс-кам, могу верить, что он — мой единственный мужчина и другого мне не надо, но ведь это всё будет наглой ложью! Если соглашусь связать свою жизнь с Назаром, то умру. Не физически, конечно, а душевно. Превращусь в его марионетку, в покорное существо, которым не являюсь. И ради чего? Чтобы мама была счастлива? Чтобы избавиться от чувства вины перед ним? Или чтобы отблагодарить должным образом за то, что он спас мою маму?

Чушь, какая же это чушь! Разве за искреннюю помощь благодарят пожизненным рабством?

Я вскакиваю. Случайно задеваю бокал с апельсиновым соком, белая скатерть окрашивается в оранжевый. Отец Назара удивлённо приподнимает бровь, его мама ошеломлённо хлопает ресницами. Беру сумочку, надеваю её на плечо.

— Извините, мне нужно уйти. Срочно, — с грохотом отодвигаю стул.

Назар обхватывает моё запястье, не скажу, что больно, но всё же мне неприятно его прикосновение.

— Тебе плохо? — цедит он сквозь зубы, явно злясь на меня за пролитый апельсиновый сок и за неподобающе звонкий голос.

— Нет, дело не в этом, — говорю чуть тише.

— Мам, пап, у Иланы кружится голова. Я прослежу, чтобы с ней всё было в порядке. Мы вернёмся через несколько минут.

Я фыркаю, а затем громко смеюсь. Вот же лгун!

Назар крепко обнимает меня за талию и ведёт на улицу. Я не готова к нашему разговору, но обещаю себе, что буду максимально честной и прямолинейной. Молчать больше не вариант. Я слишком устала от притворств.