До мазохизма…

18.1

Маша

- Помогите!!! - закричала во весь голос, что есть силы. А глядя, как Мансур приближается, медленно сползла по стене вниз. Подогнула колени к груди. Обняла себя руками в защитном жесте и сжалась в комочек, пряча лицо.

Он присел рядом со мной на корточки. Ощутив его горячее частое дыхание, липнущее на кожу невидимыми слоями, передёрнуло от отвращения.

- Дегалаам… - опять повторил непонятное слово на чеченском языке, которым, видимо, меня называет. Ещё неизвестно, что оно означает? Вдруг что-то пошлое, оскорбительное?

И Мансур продолжил изводить… Прикоснулся к моим волосам, распустив собранный на затылке пучок – тяжёлыми локонами, влажными после бани, они рассыпались по спине.

- Твои волосы… такие мягкие и шелковистые… - он зарылся в них пальцами.

- Не трогайте… - слёзы потекли от творящейся несправедливости. Животный ужас сковал, я затряслась всем телом, а в памяти бесконтрольно безостановочно вспыхивают кадры изнасилований, вызывая панику. Если это случится, не переживу…

«Неужели, никто не поможет? Не услышит? Не спасёт?» - и Руслана нет рядом…

- Ты пахнешь мёдом и ванилью, - Мансур склонился надо мной, намотал прядь волос на руку и стал жадно обнюхивать, издавая при этом звериные дикие звуки наслаждения, от которых противно до тошноты, настолько, что выворачивает душу наизнанку и хочется выть... Такой униженной и грязной я не чувствовала себя никогда. Почему некоторые мужчины считают, будто им позволено всё?

- Как вы так можете? - прикрыв веки, беззвучно плачу. Меня колотит крупной дрожью, и совладать с этим состоянием, грозящим перерасти в истерику или даже нервный срыв, не могу.

«Хоть бы о жене и детях подумал, если на родного брата наплевать… остановился бы, пока не поздно…».

- А ты не сопротивляйся, - обхватив мой затылок, он потянул на себя за волосы, заставляя посмотреть на него.

- Отпустите… пожалуйста… - от слёз всё расплывается, пелена стоит перед глазами, а висящая одинокая лампа на потолке дополнительно ослепляет.

- Нет, хазйоI*… - протяжно произнёс Мансур, обрисовывая контуры моего лица (прим. красавица). - Разденься, покажи себя. Хочу увидеть и потрогать твоё тело. И, может быть, отпущу тебя потом.

Отрицательно помотала головой.

- Тогда я сам справлюсь, - он резко выпрямился во весь высокий рост, меня тоже дёрнул вверх за собой.

Попытался снять мою сорочку, но я увернулась, вцепившись в тонкую ткань, и получилось так, что он разорвал её точно по центру спины. Перехватила рваные края на груди, не позволяя обнажить себя полностью. Мансур зажал меня в углу своим мощным телом: целует шею, плечи, гладит бёдра, задирая подол сорочки, под которой ничего нет…

Сейчас он возбуждён и неуправляем…

«Руслан, спаси…» - понимаю, насколько глупо молить о помощи на расстоянии, только я в отчаянии. Больше отпор дать не смогу, сил бороться не осталось…

- Помогите!!! - вновь закричала, уже ни на что не надеясь.

В этот момент дверь бани с грохотом открылась, а внутрь влетели родители.

«Меня услышали! Хотя казалось: прошли долгие, мучительные, изнуряющие часы, а не считанные минуты пролетели» - испытав облегчение, слёзы хлынули с новой силой.

- Сын… - прошипел сквозь зубы отец. - Убери от неё руки, пока лично не отрубил их тебе…

И вроде не повысил голос, но сказал настолько угрожающе, что мурашки пробежали по коже от этого яростного звучания. Я даже не сразу обратила внимание, на кого именно направлена гневная эмоция. Главное: Мансур убрал свои ручищи – это всё, что волнует сейчас.

- Она сама себя предложила, - возразил в ответ он.

«Что за бред?».

- Нет! - я рухнула на пол, ударившись коленками, и зарыдала – обида вперемешку с болью вырвались на волю. Вдобавок, усталость навалилась и ядовитая тоска по любимому мужчине.

- Если ты видел женщину без платка – это ещё ничего не значит. Это не приглашение и не призыв! И то, что Маша – не мусульманка, тем более, не даёт тебе право вести себя так!

- Не жена она Руслану…

- А это никого не касается. Он твой старший брат – вот о чём помни. С тобой ещё поговорю. Позже, - неожиданно заступился отец, используя всю ту же грозную интонацию.

Потом подошёл ко мне, протянув раскрытую ладонь:

- Пойдём в дом, дочка, - сказал уже спокойно.

Я поднялась, приняв предложенную помощь и не забывая придерживать порванную сорочку. Амина, которая всё это время, молча, стояла и наблюдала в стороне, поспешила накинуть на мои плечи халат, а на голову – платок.

Родители довели до кровати. С трудом дошла: ноги не слушались – были слабыми, не гнулись и тряслись.

Упав лицом в подушку, старалась прийти в себя. И сначала вроде бы успокоилась… Но как только подумала, что чуть не стала жертвой насилия, да ещё здесь, где казалось бы была обещана защита и безопасность, меня накрыла очередная волна истерики.

- Помоги ей переодеться, - отец покинул комнату, оставив нас с Аминой наедине.

- Давай, милая, надо снять одежду, - она провела рукой по моей голове, поглаживая волосы.

Я послушно села, продолжая плакать. Все мысли о Руслане…

И тут в кармане её фартука, как по заказу, зазвонил телефон.

- Это сын… - смотрит растерянно и не торопится отвечать.

- Можно поговорить с ним? - вытерла слёзы, испытывая воодушевление.

- Он не должен узнать о произошедшем… А ещё лучше: пусть муж решает, как поступить…