Шпаргалка

Он говорит эти три слова не как требование, а как беззащитный вопрос. Нужда. Отчаянная надежда. Сегодня вечером я очистила все, что, как я думала, знала о Натане, и теперь я вижу человека, который так же напуган, как и я. Я люблю его больше.

Я киваю и вхожу в его просторную комнату. Натан осторожно закрывает за нами дверь, и мое сердце бешено колотится, когда я слышу, как она тихо защелкивается. Окно от пола до потолка в десяти шагах, и я с размеренным спокойствием прохожу каждое из них, а потом смотрю на невероятный вид на океан, ничто не заслоняющее темную гладь воды и белые гребни волн, разбивающихся о берег, песок. Снаружи все выглядит мирно, но опасно. Точно так же и здесь.

— Бри? — спрашивает Натан из-за моей спины, и я кружусь, как торнадо, который внезапно теряет направление.

— Я нервничаю, — выпаливаю я.

Брови Натана поднимаются, а затем он издает долгий вздох и легкую улыбку. — Такой же.

— Действительно? Ладно, хорошо. Потому что логически я знаю, что это я и ты. — Я невесело смеюсь. — Мечта сбылась, на самом деле! Я не должна нервничать — я должна сразиться с тобой.

— Это труднее сделать, чем ты думаешь, — говорит он, отпуская шутку, от которой у меня сразу покалывает в легких.

— Но я нервничаю — или боюсь, на самом деле, — это то, что я сказала, что люблю тебя там, а ты тоже сказал это только для того, чтобы подшутить надо мной. Теперь у меня большие мультяшные глаза — я это чувствую.

Натан улыбается, показывая едва сдерживаемое веселье.

— Ты шутишь? — Он делает нервный шаг в сторону и неловко проводит рукой по волосам. — Ты думала, что я мог пошутить над тобой, сказав, что люблю тебя?

— Да. Тебе не нужно постоянно повторять это.

— Я делаю. Потому что если бы ты была в моей голове, ты бы увидела, как сложно понять эту концепцию. Бри, я… — Его голос прерывается, а потом он замирает. Он сдувается с резким вдохом. — Садись, — командует он, а затем исчезает в своей гигантской гардеробной.

Я сажусь на кровать и подпрыгиваю коленом. Затем я понимаю, что сижу на кровати Натана — чего никогда раньше не делала — и вскакиваю, как будто это только что обожгло мне ягодицы. Я заставляю себя снова сесть и обдумать это как взрослая. Я в постели Натана. В его комнате. Он любит меня. Нет, видишь? Ни одна из этих абстрактных идей не проникнет. Я слишком долго полагала, что он не заботится обо мне, кроме дружбы. Это все, что я знаю. Как я должна переучивать свои мысли?

Натан возвращается в комнату, и если он замечает, что я едва касаюсь его матраса щеками, то не показывает этого. Его внимание приковано к коробке из-под обуви в его руках. Он выглядит нервным, может быть, даже немного больным, когда протягивает его мне. Когда я пытаюсь взять его, он не двигается с места. У него так сильно белеют костяшки пальцев на этой штуке.

Я хрюкаю.

— Натан, ты хочешь, чтобы я заглянула сюда или нет?

— Нет, — говорит он совершенно серьезно. — Я имею ввиду да. Но нет.

Я немного отодвигаюсь.

— Ну, теперь я в ужасе. Что у тебя здесь? Кости? Бесконечные фотографии мочек ушей? Я буду бояться тебя после того, как подниму эту крышку?

— Вероятно.

Он слегка вздрагивает, а затем отказывается от коробки.

Я осторожно кладу её на кровать (потому что кто знает, что здесь находится и насколько хрупки тысячелетние кости) и осторожно поднимаю крышку. Я готовлю свой позвоночник к тому, чтобы что-нибудь выскочило наружу, потому что он подготовил меня на ноль процентов к тому, что на самом деле здесь. Ящерицы? Может быть, он держит в шкафу коробку с мотыльками, и когда я ее открою, они выскочат наружу и перебьют мои дыхательные пути.

Это ни то, ни другое.

Когда крышка снята, мне требуется секунда, чтобы понять, на что я смотрю. Натан отходит от меня, крепко сжимая затылок рукой. Я опускаю пальцы внутрь и вытаскиваю… свою резинку для волос . Солнечно-желтую резинку для волос, которую, как мне казалось, я потеряла после Текила-гейт несколько недель назад. Я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Натаном. Похоже, он собирается блевать. Его кулак прижат ко рту, а глаза прищурены. Бедняжка действительно переживает сегодня вечером уязвимость.

— Это моя резинка для волос, — говорю я, поднимая ее для подтверждения того, что то, что, как мне кажется, я вижу, на самом деле правда.

Он дает мне жесткий кивок.

— Ты сняла её и оставила на столе той ночью. Я сохранил ее. — Он указывает на коробку глазами. — Продолжай идти.

Натан снова начинает ходить взад-вперед, время от времени поглядывая на меня так, будто кто-то может наблюдать за хирургической операцией, которую ему пришлось посетить. Затем я нахожу салфетку для коктейля с отпечатком моей помады с той эпической ночи с срыванием постеров. Затем я швырнула ему на диван оранжевую звездную вспышку.

Чем глубже я захожу в ящик, тем больше узнаю то, чего не видела годами. Билет на концерт Бруно Марса, на который он пригласил меня на мой день рождения (и дал нам пропуск за кулисы, который он притворился, что случайно нашел на тротуаре, потому что я никогда не позволяю ему покупать мне экстравагантные вещи). Ближе к низу я нахожу обертку от жвачки с моим номером телефона, нацарапанным на ней из старшей школы. Я помню этот день, как будто это было вчера. Мы впервые бегали вместе в то утро перед занятиями. В тот день в классной комнате он спросил меня, не хочу ли я когда-нибудь снова побегать вместе. Конечно, я сказала да, и мы обменялись номерами. Однако я не сохранила листок бумаги, который он дал мне со своим номером, и теперь я чувствую себя ужасно неромантичным монстром!

Как только я просмотрела все до единого предметы в этой коробке и разложила их на кровати вокруг себя, я встречаюсь с ним взглядом. Наконец он подходит ко мне и вырывает из моих рук резинку, которую я сжимаю так, словно это купюра в миллион долларов. — Это пахло точно так же, как твои волосы. Кокос . Я должен был вернуть её тебе, но я не мог. — Он бросает её в коробку. — Я никогда не верну эту резинку. Затем он хватает меня за руки, чтобы поднять и встать рядом с ним. — Теперь ты видишь? Ты всегда даришь мне вещи, которые напоминают тебе обо мне, а я здесь краду вещи, которые напоминают мне о тебе . Я не смеюсь над тобой, Бри. Я не отношусь к этому легкомысленно. Я так сокрушительно влюблен в тебя, что иногда это причиняет мне боль — и я влюблен еще со школы.

Надежда, надежда, надежда. Я слышу, как оно стучит в моих ушах.

— Я умирал от желания, чтобы ты полюбила меня в ответ, но я никогда не думал, что ты будешь любить меня. Помнишь, когда ты узнала, что я храню целомудрие, и я сказал тебе, что это должно помочь моей игре? Это была полная ложь. Я хранил целомудрие, потому что я так ушел из-за тебя, что даже не мог вынести мысли о другой женщине рядом с моей кроватью. Она никогда не была бы тобой. — Он ласкает мое лицо. — Я люблю тебя всем, что я есть, и это никогда не изменится для меня. Я думаю, что я должен быть тем, кто следит за тем, чтобы ты не просто шутила со мной.

Я больше не могу занимать пространство между нами. Я поднимаюсь на цыпочки, чтобы нежно поцеловать его в губы, чувствуя, что это должно быть сном, и я могу делать все, что захочу во сне.

— Я люблю тебя с того дня, как ты завязал мне ботинок на беговой дорожке. Ты не сказал мне, что он развязан, ты просто завязал его.

Мускулы на его челюсти дергаются, как будто он глотает слезы.

— Бри, это был первый день, когда мы встретились. — Его тон говорит: «Не играй со мной, женщина».

— Я знаю. В тот день для меня все началось.

Его массивные плечи вздымаются и опускаются на одном мощном вдохе, а затем он закрывает глаза, как будто ему больно.

— Ты хочешь сказать мне… мы оба любили друг друга все это время и никогда ничего не говорили?

Я смеюсь, хотя это совсем не смешно. Я провожу пальцем по одной из его бровей.

— Да. Я думаю так.

— А как же колледж? Ты меня тогда совсем оттолкнула. Я думал, что сделал что-то не так.

Ой. Что.

Я провожу рукой по его рубашке спереди, вдруг сильно забеспокоившись о складках. Думаю, пока мы опустошаем наши эмоциональные резервуары, я могу пойти дальше и выжать из них еще немного.

— Мне так жаль, Натан. Я оттолкнула тебя, потому что мне было страшно. Я видела, как ты подумывал отказаться от стипендии UT, чтобы остаться со мной дома, и хотя я никогда не говорила тебе, я была очень подавлена после автомобильной аварии. Я боялась, что ты собираешься полностью отказаться от своих мечтаний ради меня, и после того, как ты побудешь вокруг меня в моем подавленном, злом, побежденном состоянии, ты поймешь, что я больше не стою твоего времени, и обидишься на меня. Я боялась, что ты увидишь меня подавленной и убитой горем и не захочешь меня такой. Поэтому я оттолкнула тебя. Прости, Натан. Я кричала тебе по-старому.

Его рука нежно держит мое лицо.

— Я бы никогда не почувствовал себя так. Я всегда просто хотел быть тем, кто позаботится о тебе.

— Теперь я это знаю. Но тогда депрессия рассказывала свою собственную историю, и сквозь нее было трудно услышать правду.

Он опускает голову и вздыхает мне в горло.

— Ну, послушай меня сейчас: я обожаю тебя, Бри. Когда ты счастлива или в печали, я люблю тебя.

Натан медленно целует меня в шею с открытым ртом и подбирается ко рту.

В моем животе кружится жар, и моя голова запрокидывается, чтобы встретить его губы. Мягко они проносятся над моей. Он нежно пробует уголок моего рта, и я приоткрываю губы, чтобы ответить ему взаимностью. Я лужа. Так растаяла, что ему приходится меня поддерживать. Поцелуи сами по себе приятны; поцелуи после признания в любви меняют жизнь.

Меня поднимают с пола и игриво швыряют на его кровать. Смех прорывается сквозь меня, пока Натан не хватает свою рубашку сзади и не натягивает ее через голову. Его глаза такие же темные, как небо за его спиной. Я с трудом сглатываю, когда он нависает надо мной. Его вес. ГАХ. Золотистая подтянутая кожа. ООП. Этот разорванный живот, по которому я наконец-то провожу пальцами. М-М-М.

Натан улыбается мне, пока я исследую каждый дюйм его обнаженной кожи. Я встаю и целую грудную клетку. Потом другую. Я слегка покусываю его бицепс, и он смеется.

— Так вот как это будет?

Я невинно хлопаю по нему ресницами, и он наклоняет голову, чтобы прижаться своим ртом к моему. Этот не мягкий и нежный. Это годы, годы и годы ожидания. Это отчаянный вздох на поверхности воды, когда тебя спасают от утопления. Я цепляюсь за него изо всех сил. Он целует меня глубоко, тщательно, щедро. Его рука скользит мне сзади под рубашку, и эта мозолистая кожа обжигает мою восхитительным пламенем. Я чувствую себя заклейменной.

Натан везде. И я полна нужды. Я полностью влюбилась в этого мужчину, и теперь мы, наконец, здесь вместе, извиваемся на его простынях, целуемся так, будто их могут оторвать от нас в любой момент. Целуемся, как будто мы любим друг друга. Он шепчет по моей коже мягкие заявления, которые я не буду повторять. Они для меня и только для меня.

Внезапно Натан отстраняется, с одурманенным выражением в глазах, когда он убирает волосы с моего лица. Затаив дыхание, он издает гортанный стон, придя к какому-то безмолвному заключению в своей голове. Он садится на локоть рядом со мной.