Мое стихийное бедствие. 1 часть

Часть решений

Нина

Спустилась вниз, на кухне наткнувшись на Анну Андреевну.

— Добрый день. — Пробормотала, замерев в дверях.

Женщина обернулась, оторвавшись от электрической плиты, которую до того та усиленно оттирала губкой.

— О, Ниночка! Добрый, — улыбнулась мне, — ты давно дома?

Немного отвожу взгляд, шмыгаю носом. "Дома" — так непривычно.

— С утра.

Женщина улыбается пуще прежнего и предлагает присесть за стол.

— Чай будешь?

Киваю.

— Ты голодная?

— Да, я хотела… — замялась, всё же пройдя вперёд, — хотела попросить…

— О чём? — Милая бабушка с култышкой, туго закрученной на затылке, в хлопковом белом сарафане и домашних тёплых тапочках упорхнула к холодильнику, раскрыв его и усиленно что-то рассматривая.

— Можно, я… вещи у вас… ненадолго…

Боже, почему так сложно о чём-то спрашивать?

— Чего? — Обернулась ко мне, достав какую-то кастрюльку и сковородку.

Всё же сажусь за стол и решаюсь:

— Мне завтра должны доставить вещи, а я пока не уверена, что здесь с арендой всё так быстро получится, и…

— Можно, конечно. — Оборвала Анна Андреевна, вернув конфорки на место. Поставила посуду, включив плиту на разогрев. — Если их много, поговори с Гошей, он поможет всё разместить у нас.

Пробормотала в ответ ей:

— Спасибо.

Та отмахнулась, включила электрический чайник и только после села напротив.

Я понимаю, что сейчас будут допросы. И не хочу этого, потому прячу взгляд и сжимаю ладони под столом.

— Ниночка, почему ты нервничаешь?

“Я не нервничаю.”

Пожимаю плечами.

— Я не собираюсь тебя отчитывать, дорогая моя.

И улыбается так чисто, будто это правда. Но всё равно не решаюсь верить. Та замечает мою напряженность и вздыхает, проговорив:

— Нина, я же тебе даже не бабушка, чтобы переживать так сильно, как ты думаешь.

Поджимаю губы, едва кивнув.

— И пойми, даже своим внукам я даю полную свободу действий. Они занимаются тем, о чём мечтают сами. Понимаешь?

Это она о том Стасе сейчас? Пытаюсь найти ответ на её лице, но вместо того уголки губ той приподнимаются, оголяя морщинки.

— Вижу, что понимаешь.

Чайник щёлкает, вскипев. Спешу встать и сделать вид, что ухаживаю за нами, прячась от взгляда, понимающего меня чуть лучше, чем мне бы хотелось.

— Дорогая, чай в шкафчике возле вытяжки. — Уточняет вполне спокойно, будто сейчас мы ничего особенного и не обсуждали.

Киваю, завариваю что-то с малиной, нахожу два блюдца и сажусь обратно, ожидая, когда можно будет встать вновь.

— Так ты уже знакома с моим Стасиком?

Блин, я правда поверила, что эту тему мы закрыли моим молчанием.

— Ну, не то чтобы… — я должна сказать? — Мы вчера забирали Алику из одного места, там Ваш внук помогал…

— Из клуба? — Как ни в чём не бывало спрашивает бабушка, опять мне улыбнувшись. И даже в глазах ничего эдакого нет!

Если мне нельзя было говорить, надо было меня предупреждать!

— Да. Вы знаете? — Спрашиваю аккуратно, тихо, едва слышно.

— О чём, моя дорогая? — Выжидает в ответ, а потом вдруг начинает смеяться, прикрывая рот ладошкой. — О том, что мой мальчик танцует лучше, чем Ла Гулю* из Мулен Руж**?

Нет, я так точно не могу! Выдыхаю и встаю к заварочному чайничку.

— Так, всё же, милая, как тебе Стас? — Уточняет бабушка, не давая мне сосредоточиться.

Даже в дрогнувших руках звякнули блюдца. Приходится снова успокаиваться, натягивать улыбку и тихо отвечать:

— Мы не знакомы, я просто видела. А Алика… — Ставлю перед ней чай.

— А Алика ему нравится, это старая песня. — Отпила маленький глоток, пока обхожу стол и сажусь обратно. — А ты всерьёз нравишься Дамиру, и это уже интереснее.

Ничего интересного! Бабушка вдруг ойкает, хватается за голову и вскакивает так резво, что я даже немного обожглась, пролив каплю на пальцы.

— Забыла совсем!

Та подошла к плите, откинула крышку со сковородки, схватила лопатку и что-то начала отскабливать под раздающиеся шипение масла.

— Простите, я… не подумала. — Снова тихо бурчу.

Наверное, там всё пригорело.

— Ой, не извиняйся, со мной такое постоянно. — Отвечает женщина, выключая плиту.

Берёт две тарелки, накладывает что-то. Мне на самом деле стыдно, потому я рассматриваю узор на скатерти, после переходя на разглядывание своих ногтей. И пусть я обновила маникюр, всё равно чувствую себя неуверенно.

Передо мной же ставят тарелку с картофелем и котлетами. Мне хочется есть, жутко. Кажется, с отъезда Светы я и не ела нормально, не считая вчерашнего бургера и салата. И кажется, я не умею следить за собой сама.

— Приятного аппетита.

— И тебе, Ниночка, — садится напротив к точно такой же тарелке.

Это блюдо оказывается очень вкусным, или всё же я была настолько голодной. Женщина говорит про погоду, мельком задевает политику и обустройство участка, но её хочется слушать, будто я что-то во всём этом хоть чуточку понимаю.

А потом я предлагаю ей хотя бы помыть посуду, вызываю такси и собираюсь на встречу с менеджером по аренде.

— У тебя всё получится! — Отправляет в добрый путь бабушка, на что могу лишь ломано улыбаться, садясь в поспешно подъезжающую машину. И видит Бог, я начинаю к этому привыкать, хоть и не до конца верю.

Получится! Должно получиться.

Дорога растягивается на целый час. Мне даже звонит арендодатель, уточняя, всё ли у нас в силе. И выходя из автомобиля я слишком громко хлопаю дверью, спеша к огромному зданию со стеклянными фасадами. Здесь многолюдно даже сейчас, все куда-то спешат, тинейджеры расхаживают с попкорном и стаканчиком газировки. Кажется, здесь на третьем кинотеатр. И это всё придаёт мне сил.

Даже наконец встретившись с представителем, я улыбаюсь, прохожу за ним и соглашаюсь на место недалеко от эскалатора. Да, это первый этаж. Да, почти сразу у входа. И да, меня всё это устраивает.

Стоило только мне согласиться, выпив неплохой кофе из кафешки на втором этаже за счёт этого менеджера-парня лет тридцати. Поглазеть на витрины бутиков, в которых раньше проматывала папины деньги, как телефон завибрировал сообщениями.

Самое страшное, что я ждала этого. Ждала, когда мне напишет Дамир — ну, просто потрясающе же!

____

* Ла Гулю (наст. Луиза Вебер) — "Ненасытная" — экстравагантная французская танцовщица, исполнительница канкана, модель Тулуз-Лотрека.

** Мулен Руж — классическое кабаре в Париже, построенное в 1889 году, место, где зародилась современная форма танца канкан.

____ * * *

Меня угощают кофе, пытаются взять номер, сжирают глазами, пытаясь порой познакомиться, иногда пробуют даже коснуться, не спрашивая, хочу ли я всей этой телесности. В принципе, Дамир не лучше — он тоже купился на красивую моську и миленькое тело. Мне бы хотелось добавить, что это "любовь с первого взгляда", но всё это полнейший бред.

За свою усредненную красоту я должна быть благодарна смешению кровей и преобладанию маминого генотипа. А ещё я не должна знать такое слово просто потому, что мне идеально подходит образ несмышленой дурочки. Я и не пытаюсь казаться кем-то другим, просто пока жду машину, которую едва ли мне проспорят, достаю наушники и включаю песню парня с нежным, красивым, сладким голосом. Песню, которую я могла бы слушать днями напролёт, но что с меня возьмёшь, если в открытой статистике его прослушиваний красуется вместо миллионов всего-то "8". И впервые жаль, что это циферка отнюдь не бесконечность.

Восемь человек знают эту песню. Как вообще? Почему? Всё реально из-за того, что у него внешность совершенно не подходящая под формат и не подходящая под его голос? И вот говори тут о том, что все в этой жизни равны.

Девчонки отказываются падать ниц и визжать, если face не отвечает их стандартам. Круче же бегать за милыми моськами, как у меня, хотя таланта, ума — ноль.

Но скажи я кому-то свои мысли, те скептически подожмут губы и подумают что-то типа "да-да, тебе ли говорить о чужих проблемах, когда у самой всё есть".

На припеве закрываю глаза и пытаюсь отгородиться от всего, не слыша гудения автомобилей, притормаживающих возле. Пытаюсь просто отстраниться, кажется, получается.

Только мой вакуум вдруг разрывается — из моего уха нагло вытаскивают наушник, не дав дошептать текст до конца.

Песня замирает и тут же начинается по новой. Как и я — замираю и тут же оживаю, отводя взгляд в сторону. Лишь бы не смотреть на Дамира, так бесцеремонно слушающего мой любимый трек сейчас. Чего он встал-то так близко?

— Красиво. — Замечает он, а я просто киваю, не найдя сил что-либо сказать.

Меня потряхивает от его присутствия — боюсь вспоминать вчерашнюю ночью. Лишь бы он ничего такого не сказал.

— Пойдём в машину?

Снова киваю и замечаю на аварийке этот пароход. Кажется, такой же трепет внутри был от кобыл, которые я тогда завела на парковке у Светиного дома. Мать вашу, когда Дамир успел проникнуть под кожу? Чего я о нём постоянно думать начала, а?