Бог Гнева

Глава 37

Сесилия

Я не могу заснуть.

После, кажется, нескольких часов, я сбрасываю одеяло и вскакиваю с кровати.

Мой визит домой был полностью захвачен Джереми, и, несмотря на первоначальный шок из-за того, что он здесь, то, что я вижу его с мамой, и то, что он на самом деле принял папины ненавязчивые угрозы, сделало мое сердце таким целым.

Я никогда не думала, что все пойдет именно так, но какая-то часть меня радуется такому неожиданному повороту событий. Та часть, которая сжималась от тоски по нему с тех пор, как я его оставила, и начала правильно дышать только тогда, когда увидела, что он стоит в нашем доме.

Вместо того чтобы сразу направиться к двери, я разглаживаю свою пижаму, похлопываю себя по щекам и брызгаю на себя духами.

Я смотрю на свое лицо в зеркале и впервые за много лет не отворачиваюсь с отвращением. Я не вижу, как мое отражение дуется в ответ.

На самом деле, я чувствую себя красивой и улыбаюсь, и отражение кажется мягким в свете лампы. Моя комната — это вдохновение для комнаты на острове Брайтон. Стены и потолок покрыты страницами манги, местами порванными, когда папа был неаккуратен. Когда мы оформляли мою комнату, нам никто не помогал. Однажды в выходные мама и папа надели свои дурацкие комбинезоны, попозировали у двери, как подражатели декораторам, и сказали, что мы сделаем это дерьмо.

Мы провели целый день, переставляя и вклеивая страницы. Мама хихикала над некоторыми клишированными сценами и говорила, что я беру пример с нее, любящей романтические истории. Папа хмурился, глядя на некоторые из моих вариантов манги.

Это одно из моих любимых воспоминаний.

Убедившись, что я достаточно презентабельна, я направляюсь к своей двери. Уже поздно, так что, надеюсь, папа уже спит. Если нет и он присматривает за комнатой Джереми, я просто притворюсь, что мне нужно что-то взять с кухни.

Боже. Кто бы мог подумать, что красться по собственному дому будет так нервно?

Я уже собираюсь открыть дверь, когда темная тень проскальзывает с открытого балкона. Я застываю на месте на долю секунды, прежде чем бежать к двери.

Я не успела сделать и двух шагов, как большая рука обхватывает мой рот, и знакомый голос раздается возле моего уха.

— Шшш. Не борись со мной сегодня. Как бы мне ни хотелось выбить из тебя всю дурь и заставить кричать, пока я разрываю твою киску, но твой отец этого не оценит.

Я выдыхаю, пытаясь успокоить внезапный всплеск нервов.

Его тепло окутывает меня, когда он скользит рукой от моего рта к талии. Вес его присутствия рядом со мной в сочетании с ароматом его кожи приводит мое тело в режим повышенного внимания.

Он лижет мочку моего уха, и я дрожу, когда его стон вибрирует на моей коже.

— Ты надушилась? Ты так хорошо пахнешь, что мне хочется тебя съесть. Чертовы водяные лилии.

Я рада, что сделала это.

— Тебя здесь не должно быть, — говорю я, хотя еще две секунды назад планировала пробраться в его комнату.

— Я знаю.

— Ты даже не должен быть в Лондоне.

— Я знаю.

— Ты мог хотя бы сказать мне, что приедешь, чтобы я была морально готова.

— Я знаю.

— Тебе есть что сказать, кроме того, что «я знаю»?

— Ты больше никогда не пропадешь из моего поля зрения, Сесилия.

От собственнической окончательности его тона у меня пересохло во рту, и я несколько раз сглотнула.

— А что, если мне придется исчезнуть из твоего поля зрения?

— Этого не случится.

— И поэтому ты здесь?

— Хм. Верно. Я должен был увидеть и прикоснуться к тебе за все те разы, когда не мог. — Его рука пробирается под мою рубашку, затем останавливается на моей голой киске, и хрипловатый звук вибрирует на его голосовых связках. — Черт, ты готова и мокрая для меня. Такая хорошая девочка, моя Сесилия.

Моя голова откидывается назад к его груди, когда он вводит в меня два пальца. Его прикосновения твердые, он легко находит мое чувствительное место и поглаживает его.

Другая его рука скользит под рубашку, по моему животу, а затем захватывает грудь и щиплет мои набухшие соски.

— Мне нравятся твои сиськи, такие круглые, упругие, и идеально ложатся в мою ладонь.

Он перекатывает сосок между пальцами, щиплет, стимулирует, мучает. Он добавляет еще один палец в мою киску, толкает, выгибает, надавливает и повторяет ритм моих грудей.

Я не могу сдержать стоны, которые вырываются у меня изо рта, и это не из-за отсутствия попыток. Спальня моих родителей находится в конце коридора, и они могут прийти проверить меня

Джереми всегда был напряженным во время секса. Таким интенсивным, что ты умоляешь и возвращаешься за добавкой. Но в этот раз он впервые не спешил, словно намереваясь свести меня с ума одним только ритмом.

— Скажи мне, lisichka, ты всегда спишь у себя дома голой? — он подчеркивает свои слова, надавливая пальцами на мою точку G.

— Н-нет...

— Тогда почему сейчас ты голоя?

— Мне... стало жарко.

Он щиплет мой сосок и входит в меня с диким ритмом.

— Твоя маленькая тугая киска заглатывает мои пальцы и путает мою руку, так что, возможно, она возбуждена, а не горяча. Держу пари, она хочет, чтобы ее трахали так хорошо, пока ты не умоляешь меня остановиться своим сексуальным голоском.

— П-перестань так говорить.

— Но я люблю, когда ты возбуждаешься. — Он поворачивает бедра, и огромная эрекция упирается в трещину моей задницы. — Мне нравится, как твое тело тает в моем, как каждая твоя частичка оживает от моего прикосновения. Мне нравится, как ты сжимаешься вокруг моих пальцев и члена, словно отказываясь отпускать меня.

Его губы опускаются на мое горло и пируют на тонкой плоти, затем он прикусывает мою ключицу.

Я дергаюсь в его хватке, множество возбуждений проносятся через меня одновременно. Я не знаю, что это — его слова, его прикосновения или тот факт, что это он, но я не могу остановить поток, который нахлынул на меня.

Моя грудь дрожит, а ноги трясутся от силы оргазма. Даже мой стон прерывается последовательными сокращениями в нижней части живота.

— Черт. — Он кусает мочку моего уха, щеку и губу. — Ты выглядишь такой красивой, когда кончаешь.

Я тяжело дышу, чувствуя себя не более чем куклой в его руках. Мне нравится быть объектом его желания. Мне нравится, что он не может достаточно прикоснуться ко мне или взять в руки каждую мою часть.

Он отпускает меня, но только для того, чтобы быстро стянуть с себя рубашку и снять шорты. Он тоже остался без трусов, и по какой-то причине это вызывает у меня дрожь.

Я не могу не пробежаться взглядом по татуировкам на его бицепсов, пульсации грудных мышц и пульсации его твердого, толстого члена.

Меня охватывает чувство страха. Неважно, сколько раз я его видела, трогала, сосала или трахалась с ним до беспамятства. У Джереми огромный член, который причиняет боль каждый раз, когда оказывается внутри меня. Хорошую боль. Приятную боль.

Но я все равно сомневаюсь.

На минуту между нами воцаряется тишина, и он смотрит на меня так, словно собирается полакомиться моей плотью. В тусклом свете моей настольной лампы его глаза кажутся почти черными, изголодавшимися по похоти и другим сырым эмоциям.

Желание.

Одержимость.

Обожание.

Последнее — лишь намек, но я вижу это. Я видела это и раньше, за обеденным столом, когда он сказал маме, что я слушаю его так, как никто другой.

Я увидела чувство, которое никогда не мечтала связать с таким жестким, холодным человеком, как Джереми. Чувство, за которое я бы продала свою левую почку, если бы могла увидеть его снова.

И вот оно снова здесь, так скоро и при других обстоятельствах.

Мгновение тишины обрывается, когда он снимает с меня рубашку одним диким рывком и отбрасывает ее в сторону. Его пальцы скользят по моей шее, и он целует меня.

Нет, он требует меня.

Его поцелуй — это одновременно обожание и собственничество. Мерцающая эмоция, которая чередуется между мягкостью и жесткостью. Он прижимает мое тело к своему, сдавливая мои груди своей грудью и пронзая мой живот своим членом.

Это некрасиво. Это некрасиво. Это животное и интенсивное. Это скрежет зубов, печать собственности и доказательство изменения нашей динамики.

Когда мы начинали с секса, погонь и извращенийх, он никогда не целовал меня. Мы просто использовали друг друга для удовлетворения наших сексуальных потребностей. Мы питались развратными наклонностями друг друга и черпали друг у друга кровь. Мы оба бежали — я, чтобы быть преследуемой, он, чтобы охотиться. Но, возможно, это не единственная причина. Возможно, мы также бежали от чувств, которые видели в глазах друг друга.

То, чем мы делились все эти месяцы назад, не могло быть только физическим. По крайней мере, для меня это было не так.

Возможно, это было не для него, потому что с тех пор, как мы снова вместе, Джереми всегда целует меня до, во время и после секса. Иногда он целует меня в течение всего времени.

Он тоже говорит мне, что для него это никогда не было физическим. Он не смог бы получить все эти оргазмы и удовлетворение, если бы это был кто-то другой, кроме меня.

Или это то, на что я надеюсь.

Он отрывает свои губы от моих, и говорит, хватая меня за задницу, пальцы впиваются в плоть.

— Сегодня я буду претендовать на эту дырочку, lisichka. Она тоже будет моей, как твоя киска, твой рот. И ты.

Чувство страха из-за размера возвращается. Он всегда играл с моей задней дырочкой и ласкал ее пальцами, но никогда не заходил дальше этого. Это трудно, когда он трахает меня в киску. Я не думаю, что физически смогу принять его.

Но, с другой стороны, я хочу, чтобы он владел каждой частью меня.

Иногда мне хочется, чтобы он преследовал меня, брал меня против моей воли в нашей извращенной игре. Тогда мой занятый мозг не будет иметь права голоса.

— Ты собираешься сделать мне больно?

Его пальцы запутались в моих волосах, тянут, скручивают, удерживая меня на месте.

— Возможно.

Я вздрагиваю, мое сердце чуть не падает на ноги от нервов.

— Возьми меня силой.

— Силой?

— Например, когда ты гоняешься за мной. Тогда я не смогу об этом думать.

Легкая ухмылка приподнимает его губы. Неважно, насколько вежливым пытается быть Джереми. Он прежде всего монстр, и получает удовольствие от погони.

От запугивания меня.

От того, что я полностью принадлежу ему.

— Ты моя идеальная маленькая шлюшка, но ты также моя хорошая девочка. Я собираюсь трахать тебя так, как будто ты и та, и та. — Его пальцы разжимают мои волосы, а затем он отпускает меня. — А теперь беги.

Я спотыкаюсь от отсутствия его прикосновений, но успеваю устоять на ногах, прежде чем ударяюсь о стену. Он остается на месте, скрестив руки, его грудь поднимается и опускается в контролируемом ритме.

Однако его поведение не обманывает меня.

Если уж на то пошло, мои мышцы напрягаются, и каждая частичка моего существа поднимается на поверхность от обещания, что меня будут преследовать.

Что меня повалят и схватят.

У меня абсолютно больная голова, но пока он смотрит на меня с огнем, сравнимым с моим собственным, мне все равно.

Я бегу в единственное доступное место — в ванную.

Как только распахиваю дверь, он оказывается позади меня, звук его шагов едва слышен по сравнению с моим бешеным сердцебиением и грохотом в ушах.