Говорящий сокол. Английские и шотландские народные баллады

1.

Народные баллады Англии и Шотландии представляют собой богатейший пласт старинной культуры этих стран, имеющий неоценимую художественную ценность. Без этих баллад английская литература и, в частности, поэзия, никогда не сложились бы в том виде, в каком мы их знаем сегодня и, в свою очередь, литература всей Европы, не говоря уже о литературе США и Австралии, тоже были бы иными, поскольку литературный процесс всех стран неразрывно связан между собой.

Поэтические тексты самих первоисточников складывались и распространялись в устной традиции начиная, примерно, с XIV века. Складывали их безвестные певцы, называвшиеся менестрелями, да, доподлинно известно, что они были именно певцами, а не рассказчиками и не декламаторами, потому что баллады в старину не декламировались, но пелись под аккомпанемент незатейливых струнных инструментов типа арфы — не путать с современной арфой, в отличие от нее средневековая арфа была небольшим портативным инструментом: всего несколько струн, натянутых на простую треугольную раму. Такой инструмент легко было носить за плечами странствующему менестрелю в его бродячей жизни: он ходил от одного замка к другому и развлекал знатных господ и их гостей своим пением, получая взамен кормежку и ночлег. Мелодии многих баллад иногда грустные и протяжные, иногда звонкие и задорные, сохранились до наших дней (хотя долгое время большинство собирателей интересовались лишь текстом, словами) и воспроизводится в современных сборниках старинных баллад (как, например, «Оксфордская книга баллад, отобранных и изданных Джеймсом Кинсли», 1969, издательство Оксфордского университета).

Слова и сюжеты баллад менестрели могли сочинять сами, а могли повторять известные им тексты других анонимных сочинителей. При каждом новом исполнении они зачастую вносили свои произвольные изменения в текст баллады, варьировали слова, добавляли или пропускали отдельные строфы, меняли сюжетные подробности или даже сам ход сюжета. Это происходило отнюдь не по причине дурной памяти (забыл одни слова, спел другие), не из-за небрежности. Нет, такое было в данную эпоху в порядке вещей. Менестрель, если он не являлся автором текста, непременно считал себя его соавтором и ничуть не сомневался в непреложном праве импровизировать по тем или иным соображениям. Таким образом, и получалось, что баллады, как и другие произведения устного народного творчества, имеют зачастую по нескольку вариантов текста, порой довольно сильно отличающихся друг от друга. Отдельные баллады известны знатокам и исследователям в 9, 15, а то и в 24 вариантах.

По мнению исследователей, старинные менестрели были людьми очень искусными не только в сочинении слов и в пении их, но и в исполнении музыки и пользовались в обществе большим уважением как люди, связанные с высшими сферами искусства.

Баллады исполнялись, разумеется, не только менестрелями. Со временем их сюжеты и строфы широко распространялись в народе, их распевали хором простые люди на шумных общих застольях или долгими зимними вечерами, совмещая пение с выполнением обычной домашней работы вроде шитья, прядения, починки рыбацких сетей, и прочее. Вальтер Скотт, например, ссылается на слова одной старой женщины: «Эта старая нортумберлендская баллада была записана из уст восьмидесятилетней женщины, матерью рудокопа свинцового рудника в Элстон-Муре… когда она была девчонкой, ее, бывало, распевали, если собирались повеселиться, до того, что прямо крыша звенела».

Кстати, текст этой бесхитростной и диковатой баллады опровергает сложившееся у нас мнение о том, что строфика баллады более или менее сводится к традиционным четверостишиям, построенным на сочетании четырехстопного ямба с трехстопным, где рифмуются четные строки, как, например:

В любви навряд ли повезет, Когда в запасе нет Сердечности, учтивых слов И золотых монет. («Король Генри», перевод Ю.Даниэля)

Такой размер действительно часто встречается в балладе, но к нему все отнюдь не сводится. На самом деле размер и строфика баллад куда более разнообразны. Возьмем для примера хотя бы давным-давно прославившиеся у нас переводы Маршака:

Королева Британии тяжко больна, Дни и ночи ее сочтены. И позвать исповедников просит она Из родной, из французской страны. («Королева Элинор»)

Или:

Послушайте повесть минувших времен О доблестном принце по имени Джон. Судил он и правил с дубового трона, Не ведая правил, не зная закона. («Король Джон и епископ»)

С.Я.Маршак любил переводить баллады (как и все другие стихи) гладко, тщательно выправляя многочисленные ритмические сбои подлинника. На самом деле в народной балладе часто встречаются нарушения гладкости ритма, и это ничуть не мешает музыкальности и напевности, просто надо обладать поэтическим слухом, чтобы воспринимать такой ломаный размер:

Того гляди, придет зима, Пора и на постой. А в замке Родсон хозяйка сама Славится красотой. («Эдом о'Гордон», перевод Игн. Ивановского)

Лишние безударные слоги при произнесении такой строфы «навешиваются» на ударные, и основной ритм сохраняется. Баллада, приведенная В. Скоттом в комментариях его к поэме «Мармион» (см. примечание 1) вообще состоит из разного размера строф.

Если вспомнить то, что сказано выше, о частых импровизациях авторов и исполнителей баллад на ходу, во время пения, станет ясно, что ритмические сбои открывают куда более широкий простор для вольного исполнения, не привязанного к строго выстроенному ритму. То же можно сказать и о построении строфы: в основном, баллада состоит из четверостиший, как правило, на концах четных строк, нечетные же строки чаще всего не рифмуются:

Жили два брата. Вместе росли, Вместе учились в школе. Один другому однажды сказал: — Давай, поборемся, что ли? («Два брата», перевод Г. Плисецкого)

Но иногда, если исполнитель успевает подобрать рифмы к нечетной паре строк, звучат и они. Зачастую встречается в балладе внутренняя рифма, т. е., внутри одной строки, состоящей в этом случае из двух рифмующихся половинок:

Он, видно, отца разорит до конца, Бездельник, повеса и мот! …………………………………………… Сочту я за честь попить и поесть И чокнуться с вами, друзья. («Робин Гуд и мясники», перевод С. Маршака)

Иногда вместо четверостишия (очевидно, как уж получалось по ходу исполнения) неожиданно возникает шестистишие с единой сквозной рифмой:

Мальчик охотничий нож Выхватил на бегу, Вепрю сердце пронзил, Как пронзают врагу, И с головой его Вновь явился в кругу. («Мальчик и мантия», перевод Игн. Ивановского)

Рифмы в балладе часто простые, безыскусственные, какие первые придут в голову. В английском оригинале случается даже, что слово рифмуется само с собою: меня — меня, и пр. Но по-русски подобная строфа звучала бы очень уж убого, поэтому переводчики этой особенности не соблюдают.

Еще одна формальная особенность англо-шотландской баллады — наличие рефрена, то есть, постоянно повторяющиеся строки или двух строк, перемежающихся со значимыми строками, содержащими соответственный сюжет, как бы оттеняющий основной рассказ. Иногда рефрен состоит из какого-то имени или названия:

К двум сестрам в терем над водой, Биннори, о Биннори, Приехал рыцарь молодой, У славных мельниц Биннори. («Баллада о двух сестрах», перевод С. Маршака)

или:

Чьей кровию меч ты свой так обагрил, Эдвард, Эдвард? ……………………………………… То сокола я, рассердился, убил, Мать моя, мать! («Эдвард», перевод А.К. Толстого)

И это «Биннори, о Биннори», «Эдвард, Эдвард», «мать моя, мать» упорно повторяется в одних и тех же местах строфы, создавая таинственную, лирическую, кое-где наводящую нагнетающий ужас интонацию, а кое-где и достигая комического эффекта. Рефрен, будучи самостоятельным, органически вплетается в сюжет баллады и придает ей дополнительные оттенки.

Темы баллад можно свести к нескольким основным группам. Естественно, что люди пели о том, чем жили, а в их жизни, как это бывает всегда, большое место занимали любовь, ревность, стремление к счастью, к богатству, и так далее. Любовь, как известно, случается счастливая и несчастливая. В ряде баллад описывается взаимная любовь двух молодых людей, соединению и счастью которых мешают родственники («Принц Роберт», «Трубач из Файви» и др.). Почти все истории из этой группы кончаются трагической смертью обоих влюбленных; часто повторяющийся мотив — выросшие из их могил растения (березка и шиповник), которые сцепляются ветвями, символизируя вечное неразрывное соединение влюбленных, несмотря ни на какие препятствия, даже после смерти:

Схоронили обоих в церкви одной. Вырос куст белоснежных роз Из ее могилы. А из его — Куст шиповника произрос.
И росли два куста очень быстро, пока Не уперлись в церковный свод, И сплелись, как влюбленные, ветками там, И дивился на это народ. («Прекрасная Маргарет и милый Вильям», перевод Г. Плисецкого)

Другая группа баллад повествует о неверной любви, об измене возлюбленного, который бросает любимую с нерожденным еще ребенком («Чайлд-Уотерс») или даже с восемью рожденными от него сыновьями («Лорд Томас и красавица Анна»), чтобы жениться на другой. В таких историях побеждает верность и бесконечная преданность. В балладе об Анне и лорде Томасе бедная Анна, бывшая подругой своего возлюбленного почти десять лет, безропотно встречает его на берегу, когда он привозит себе невесту, покорно передает сопернице дом и все хозяйство, добровольно делает приготовления к свадебному пиру

Я к свадьбе хлеба напеку, И я сварю вам эль. И провожу твою жену На брачную постель. («Лорд Томас и Красавица Анна», перевод Г. Усовой)

В балладе «Чайлд-Уотерс» несчастная девушка охотно соглашается обрезать волосы и переодеться пажом, лишь бы любимый взял ее с собой, когда уезжает на поиски невесты:

И паж босой бежал в пыли, А рыцарь скакал на коне, Но не был учтивым и не сказал: — Эллен, садись ко мне! (Перевод Г. Усовой)

Она согласна на все лишения, только бы оставаться с ним рядом. Более того, она без малейших возражений отправляется на поиски девицы легкого поведения, дабы ублажить своего любимого, и по его приказу даже приносит эту девицу на руках, чтобы та не замочила ног. Такая преданная и самоотверженная любовь, согласно балладам, бывает вознаграждена. Невеста лорда Томаса (которая оказывается родной сестрой красавицы Анны; впрочем, имеет не такое уж решающее значение в развязке событий), разобравшись, в чем дело, жалеет Анну и добровольно отплывает назад, к родному крову, уступив Анне не только место счастливой супруги, но и семь нагруженных приданым кораблей; а Чайлд-Уотерс, убедившись в преданности своего пажа, решает сам жениться на девушке.