Следователь по особо секретным делам

4

Лара не представляла, как она станет объясняться с Николаем, когда они прибудут в пункт назначения. А композитор Александр Скрябин, сидя на скамье в гондоле и даже пальцем не шевеля, чрезвычайно ловко направлял монгольфьер в район Арбата. И девушка с ужасом думала, как Николай среагирует на её слова.

Но у неё просто не было сил, чтобы покинуть это место – так оно пленило её, несмотря даже на всех недружественных призраков, пытавшихся её убить. Да и не смогла бы она теперь делать вид перед всеми, что ничего не знает о существовании рядом с их Москвой – прямо внутри Москвы – огромного города, населенного беспокойными душами.

А между тем их воздушный шар пошел на снижение. И Лара поняла, куда они вот-вот опустятся: на крышу театра Вахтангова, который здесь, в сведенборгийской Москве, отчего-то имел форму усеченной пирамиды.

– Я думал, – повернулся к композитору Николай, – мы должны будем попасть к вам домой, чтобы осуществить переход.

– Что, сударь, вам понравился мой дом? – Александр Николаевич Скрябин иронически приподнял одну бровь.

– Понравился. И я оценил вашу любезность – двойную любезность. Сперва вы дали мне подсказку насчет мяча – при помощи картины в вашем окне. А потом оживили эту же картину, чтобы указать нам путь к спасению.

«Коля даже не спрашивает, как Александру Николаевичу это удалось, – подумала Лара. – Впрочем, у композитора и при жизни репутация была еще та!» Она и сама ничуть не удивлялась тому, что они плыли теперь вот так – на воздушном океане, без руля и без ветрил.

– Благодарю за высокую оценку моей помощи, – сказал Александр Николаевич. – Но дом в Большом Николопесковском переулке – он больше уже не мой дом. Да и сам переулок называется теперь иначе. Так что я доставлю вас туда, где вам выгоднее всего будет перейти – с учетом ваших дальнейших целей.

– Так вы и о наших целях знаете?

Композитор одарил Николая длинным взглядом – испытующим и, как Ларе показалось, сочувственным.

– Мне многое открыто, – сказал он. – Но я не имею права вмешиваться существенным образом…

Он снова умолк – и опять поглядел на своего родственника: с таким выражением, словно хотел бы сказать ему что-то, но был связан обещанием помалкивать. Так что Лара собралась уже сама обратиться к Александру Николаевичу – спросить прямо, что именно тот утаивает от них? Но – не успела этого сделать: в изумлении воззрилась вниз.

Прямо на крыше театра произрастал огромный дуб: кряжистый, ветвистый, с листвой непонятного цвета – то ли пожухлой, то ли просто приобретшей бронзовый оттенок в неестественном свете этого мира. И прямо к его вершине – к широкой кроне – их воздушный шар теперь и летел.

– Здесь мы с вами распрощаемся, – сказал Александр Николаевич. – Надеюсь, вы спрыгнете удачно.

– Что? Что? – Лара и Николай произнесли это почти в один голос, повернувшись к композитору – который, похоже, решил над ними подшутить.

Но никакими шутками тут явно и не пахло.

– Я не смогу посадить этот летательный аппарат здесь, – сказал Александр Николаевич. – Да, откровенно говоря, нигде его не смогу посадить. Мне он не принадлежит. Я должен буду его просто оставить. И куда уж этот монгольфьер полетит дальше – не моя забота. А вам придется спрыгнуть, как только я велю.

– Вы что же – хотите, чтобы мы потом с дуба рухнули? – спросил Николай – вроде как насмешливо, но всё-таки с ноткой беспокойства в голосе. – Дерево-то очень высокое! Даже если мы сумеем благополучно на него перебраться, как мы станем спускаться вниз? Нет ли другого способа доставить нас вниз?

– Другого способа нет. Но не волнуйтесь: когда вы окажетесь на ветвях, вам нужно будет лишь держаться покрепче. А дальше – я всё устрою. Главное для вас – перебраться на крышу и отыскать окно. Оно будет похоже не на чердачное оконце, а скорее на иллюминатор в корабельной каюте.

– Круглое окно? – спросил Николай.

– Оно было круглым, когда я видел его в последний раз. Здешний мир – тут ни за что ручаться нельзя. По идее, вы должны будете это окно открыть и проникнуть внутрь здания. И это будет ваш переход.

– По идее? – Беспокойство в голосе Николая зазвучало совершенно отчетливо. – То есть, мы через него можем вернуться в наш мире, а можем – и не вернуться?

– Я искренне надеюсь, что вы вернетесь. – Композитор бросил взгляд за борт гондолы, которая плетеным боком уже почти касалась дубовых ветвей. – А теперь – вам пора! Прыгайте! Сейчас же!