Бронзовая Жница

Однако теперь ему суждено было носить титул лорда Тарцеваля, маргота Брезы. И он с самых семи лет пользовался этим без зазрения совести. Он велел казнить любых своих обидчиков, выкалывать глаза всяким завистникам и грозил младшим братьям тем, что так будет и с ними. Даже регент, добродушный нобель Куолли, не мог вразумить его — и с каждым годом возражал ему всё тише, чтобы не стать жертвой его самодурства. Может, маргаса Вельвела и смогла бы приструнить маленького мерзавца. Но её моральных сил едва хватало на то, чтобы просто просыпаться по утрам. И к делам своего сына она стала равнодушна.

— Наиграется — и перестанет, — рассеянно говорила она даже собственным детям, когда те жаловались на Морая.

Одно достоинство было у юного лорда: он был весьма смел.

Когда Мораю было десять, он велел вскрыть заваленную пещеру Скары. И самолично отправился туда. Он знал, какая судьба постигла его отца и старшего брата Моргала; но, сжимая кулаки, шёл вперёд.

«Я тебя не боюсь», — думал он. — «Всё равно в этой Брезе тоска смертная, из развлечений — только пьяный шут по пятницам и нытьё маменьки на поминальных субботах».

Он прошёл по хрустящим костям погибших солдат и приблизился к чёрной чешуе почившего дракона. Тронул её рукой.

И обнаружил, что она горячая.

— Эй! — крикнул Морай, обернувшись к выходу из пещеры. — Разве драконы не коченеют, как люди, когда померли?

Эхо повторило и погасило его слова. Он сам запретил рыцарям следовать за ним, а те — нарочно или нечаянно — не услышали его возгласа. Может, они надеялись, что юный лорд Тарцеваль навернётся на камнях и тем закончит своё правление.

Морай пожал плечами и с удовольствием повёл рукой по жёсткой чешуе. Скара был не самым крупным драконом, но у него были сильные лапы, крепкая шкура и густая грива от затылка до кончика хвоста.

«Лохматый — словно создан для земель далеко от солнечных берегов Рэйки».

Каждое касание наполняло его странной любовью.

«Какой ты громадный и чёрный — прямо как моя душа, если верить словам священника».

Он довёл рукой до самых век Скары и обнаружил, что тот был ослеплён не полностью. Один глаз вытек, но второй, весь обложенный корками, остался на месте.

И глаз этот двинулся под ладонью мальчишки.

Морай вздрогнул, но не отпрыгнул. А воскликнул радостно:

— Да он жив!

Дракон проснулся от трёхлетнего сна. Он исхудал, но сумел восстановить нанесённые ему раны. И медленно, треща запекшейся кровью, поднял голову. Рыжий глаз едва-едва мелькнул из-под плёнки. Он ничего толком не видел.

Но, втянув ноздрями воздух, он сразу же понял, что рядом с ним человек. Голодный дракон издал нетерпеливый вздох… и поднялся, не навредив Мораю. Он выскользнул из пещеры и тут же захрустел бронёй ожидавших снаружи рыцарей. Морай успел увидеть лишь его мелькнувший косматый хвост.

— Эй, погоди! — обрадовался молодой лорд и побежал к выходу из пещеры вслед за Скарой. Он хотел вновь коснуться чёрной чешуи, погладить огромную морду, прикоснуться к воплощённому огню. Но Скара отмахнулся от него порванными крылами и залёг у пещеры.

Морай возвратился в Покой без сопровождения и немедля велел забить для Скары коз, кабарг и яков.

— Если мама узнает, что дракон проснулся, она же умрёт от страха, — пролепетала юная Мальтара, смотря в окно. Окна теперь были большие: на месте разрушенного замка, в руинах могучих стен воздвигли сухой, удобный для жизни особняк. Он куда лучше топился камином дождливыми зимами.

— Ну и чёрт с ней, — пожал плечами Морай вновь и тут же велел экономке передать его требование городскому камергеру. А после смотрел, как Скара съедает поднесённые ему туши яков и самих подносителей. Юный лорд нетерпеливо потирал руки и улыбался.

Маргаса Вельвела действительно едва не околела от таких новостей.

— Мы немедленно уезжаем отсюда к моему брату в Арракис! — выкрикнула она.

Морай сверкнул на неё серыми глазами и сказал:

— Мама, я здесь маргот. И я решаю за Тарцевалей. Мы никуда не едем.

Впервые в Вельвеле проснулась былая гордость дочери самого Альтара и внучки Рыжей Моргемоны. Она схватила Морая и как следует отлупила его, заявив, что он не дорос ещё даже до оруженосца, а уже смеет так себя вести. И в тот же день велела собираться, чтобы покинуть проклятое место рядом с логовом Скары.

Но Вельвела и не подозревала, насколько хитёр её сын. Ночью он украл с кухни разделанную тушу кабарги и ею поманил Скару за собой. И привёл его к единственной дороге, что вела из Брезы в Арракис. Усталый дракон разлёгся прямо поперёк колеи.

Отъезд стал невозможен.

Вельвела сперва хваталась за сердце и умоляла чуть ли не прорубить новый тракт через скалы и заросли. Но всякий понимал, что здесь ничем не помочь. Она смирилась и отвергла желание уехать. В конце концов, угроза стала не столь явной: Скара был медлительным, как сонная муха, и больше не реял грозным вороном над Брезой. Он лишь хромал на слабых лапах.

Так Морай, Вранг, Вельг и Мальтара стали расти недружной толпой. Брезар приходил в запустение — никому не хотелось попасться вялому, но всё же прожорливому дракону, которого маргот совсем ни в чём не ограничивал. И Морай, когда ему исполнилось четырнадцать, нашёл выход: он банально запретил переезжать из Брезы в Арракис.

— Но, маргот, законы Альтары не позволяют этого, — дрожа от страха, говорили ему сановники.

Морай молча указывал им глазами на пещеру Скары. Туда отправлялись все, кто смели ему возражать.

Нужные законы сразу возникли. Но Брезе от этого стало только хуже. Торговцы приезжали всё реже, боясь попасть в списки местных жителей и получить запрет на выезд. А в эпидемию брюшного тифа лордство даже не желали посещать врачи, хотя их зазывали, собирая деньги целыми кварталами.

Морая прозвали Мором.

— Проклятый Мор, — шептались горожане и крестьяне. — Загубит всех нас и кости скормит своему поганому Скаре.

В городском магистрате нашлись смелые, кто решили избавиться от малолетнего тирана. Они обманом уговорили младшего из братьев, одиннадцатилетнего Вельга, подсунуть Мораю отравленные яства. Но Морай, занятый чтением Кодекса Доа, к сладостям был равнодушен. Его слишком увлекали запечатлённые на бумаге законы древних Гагнаров о том, как человек может общаться с драконом. Он отмахнулся и сказал:

— Оставь себе свою дрянь.

Вельг недолго думая угостился финиками в шоколаде и околел.

Так Морай понял, что у него есть враги. Он созвал отцовских солдат и среди них выбрал лишь тех, кто нравился ему: жестоких, действующих без промедления и сомнения на любой его приказ. Он велел им надеть чёрные плащи и нарёк их воинами Мора.

— Пусть вас немного, — сказал Морай, — но драконы тоже не живут большими стаями.

И он велел воинам Мора похитить детей и жён сановников. Отсылая тем по пальцу или по уху их домочадцев, он отсчитывал часы, требуя выдать тех, кто начал против него заговор.

Выданные стали кормом для Скары.

После этого Морай нанял себе дегустаторов, телохранителей и соглядатаев. Политические огрехи жестокого юноши сглаживали его верные воины и страх перед Скарой. А его влияние делалось всё сильнее. Нобель Куолли, председатель торговых гильдий города, что ранее наставлял юного маргота, с завидным упорством искал в нём лучшие качества и продолжал поддерживать его, хотя его помощь была всё меньше нужна Мораю.

Момент, когда молодого лорда Тарцеваля ещё можно было прикончить, оказался упущен. Словно злобный Скара в своей пещере, он крепко засел в Покое, и когти его впились в Брезу, как в загнанную добычу.

Теперь уже и сама Вельвела понимала, что вырастила чудовище. Она пришла к Мораю, когда тому было шестнадцать, и сказала ему надломленным голосом:

— Сынок…

— «Маргот», — поправил её Морай, вертя в руках надушенный розовым маслом платок, что ему подсунула в карман одна из куртизанок. В борделе, «Синице», он побывал впервые — но уже успел распробовать вкус порока.

— Сынок, Схаал не примет тебя в своё царство, как принял твоего отца и твоих братьев, — заговорила Вельвела, что стала очень набожной после всего случившегося. — Он отвергнет тебя у самых врат за то, что ты так жесток к людям и к своей семье.

— Разве я жесток? — притворно изумился Морай и поднял свои тёмные брови. — Ведь ты до сих пор жива, хотя покусилась на Скару. И на меня.

Вельвела бледнела, но не отступала:

— Вся Бреза ненавидит тебя, сын мой. Ты не платишь семьям, у которых Скара забрал родича, и науськиваешь его охотиться не на стада, а на горожан и селян. Лишь редкие нобели, что привыкли брать из твоих рук кровавые деньги, остались на плаву в этой топи. Никто не хочет больше жить здесь. Когда-то в долине и в предгорьях обитали тысячи людей; сейчас едва ли наберётся семь сотен. Чего ты добиваешься?

«Действительно», — подумал Морай. — «Чего я добиваюсь?»

Так Морай впервые взялся за ум — в своём роде — и нашёл выход из положения. Он объявил в Брезе амнистию преступникам Альтары. И за считанные месяцы в Брезаре стало очень многолюдно. Беглецы из Арракиса и других провинций всех трёх королевств наводнили долину. Марпринц Кассат Астралинг был возмущён подобным решением своего племянника, но Морай откупился парой-тройкой политических преступников и пообещал принять меры, а сам, как всегда, сделал по-своему.

— Мне всё равно, кто вы такие и сколько крови прольёте на улицах Брезара, — говорил он убийцам, ворам, насильникам и мошенникам. — Главное — не смейте кусать руку, что открыла для вас эту дверь.

Для безмятежной долины настали тёмные дни. Некогда симпатичные домики с побелкой и рыжей черепицей обросли дощатыми общежитиями, притонами и чёрт знает чем. По площадям рассекали подводы контрабандистов, а в переулках и там и тут вороны глодали жертв пьяных драк. В Брезе больше не шили и не пели; теперь это место славилось своими женщинами лёгкого поведения, алкоголем и самыми опасными в Альтаре улицами.

Морай правил в этом хаосе так, словно для этого был и создан. Он потрясающе легко находил язык с любыми мерзавцами — язык угроз и милостей, кнута и пряника. Гвардия Мора значительно выросла, и при дворе появились многочисленные палачи и мастера пыток. Сам Морай избирал то одного, то другого головореза своим наставником в ратном деле. Дошло до того, что все они были столь порочны и столь далеки от каких-либо клятв, что некому было провести акколаду и посвятить Морая в рыцари. Отчего он надел на себя шпоры сам, провозгласив себя «Безакколадным».

В конце концов, во всём происходящем беззаконии маргот нащупал золотую жилу: работорговлю. Запрещённая в воцерковленной Рэйке практика стала процветать, и, грабя собратьев-вассалов, а иногда и соседнее королевство Маят, Морай без зазрения совести угонял людей и продавал их за границу в Цсолтигу и Барракию.

Во всей этой преисподней последний живой брат Морая, Вранг, что был младше него на три года, грезил лишь о побеге из Брезы. Как ни странно, сестра Мальтара не поддерживала его в этом.

— Наш брат жесток, но, пока мы с ним, никто не тронет нас, — убеждала его Мальтара. Она наблюдала за делами брата и незаметно училась у него. — Сестра Вальсая уехала, но в далёком детстве, не по своей воле. Поэтому с ней он общается по переписке. Однако если же ты уедешь к дяде в Арракис, ты представляешь, как он возненавидит тебя? Он назовёт тебя предателем.