Сабля Цесаревича

Он долистал учебник до конца и перевел взгляд на окно. Там светило все еще яркое, несмотря на осеннее время, солнце, и пролетала вытянувшаяся в клин стая каких-то птиц. «В теплые страны торопятся, — машинально подумал Паша, но потом его мысли снова свернули на больше всего волновавший его вопрос. — Прямо, как наши девчонки, когда им хочется в клуб сбежать. Потом наверняка захочется и по вечерам туда бегать, с какими-нибудь иностранцами знакомиться, чтобы, как эти птицы, за границу улететь…»

— Пожарский, на доску надо смотреть, а не в окно! — прервала его размышления биологичка. — О чем я сейчас говорила?

Паша понятия не имел, о чем только что шла речь, но, как всегда, быстро сориентировался.

— Извините, Ольга Викторовна, можно выйти? — спросил он, поднимая руку, и учительница нехотя кивнула:

— Иди.

Класс захихикал, но на это Пожарскому было наплевать. За мгновение до того, как его окликнула биологичка, ему как будто бы пришла в голову мысль о том, как можно помешать девчонкам сорвать последний урок. Кажется, пришла… Ее надо было срочно додумать, и сделать это можно было только в одиночестве и в тишине.

Подросток быстрым шагом вышел из класса и оказался в пустынном полутемном коридоре. Теперь можно было думать спокойно — никто ему не помешает, если только кого-нибудь из школьников не выгонят с урока за плохое поведение. Впрочем, такое было всегда возможно, так что Пожарский поспешил выйти на лестницу и спуститься на половину пролета. Взгляд его снова остановился на окне — в чистом синем небе уже не было перелетных птиц, но Паше казалось, что он по-прежнему видит их и даже слышит их голоса. И он уже знал, что может сделать, чтобы не дать одноклассницам сорвать урок и подвести новую учительницу.

Пожарский вернулся в класс и с трудом досидел до конца урока. На перемене, как он и предполагал, почти все женское население седьмого «А» класса переместилось на первый этаж к большому зеркалу и принялось прихорашиваться перед ним. Паша тоже спустился в холл, отошел в один из углов и, достав из кармана мобильник, сделал вид, что набирает чей-то номер.

— Алло? — заговорил он затем, приложив телефон к уху. — Привет, мам. Да, у нас перемена, вот, перезваниваю… — он сделал довольно длинную паузу, а потом продолжил с удивленным видом, повысив голос. — Да ну, правда что ли? Очень интересно… А он хоть по-русски нормально понимает? Иначе как с ним общаться-то… А, ну тогда еще ничего… Что? Да не замерз я сегодня, тепло же еще! Да, и зонтик у меня с собой. Ну все, мам, пока, скоро перемена кончится!

Сделав вид, что разъединяется, и сунув телефон обратно в карман, Паша завертел головой, словно выискивая кого-то в толпе школьников, а потом зашагал к лестнице мимо причесывающихся перед зеркалом одноклассниц. Девочки проводили его заинтересованными взглядами, а одна из них даже шагнула было за ним следом, но потом одернула себя и все-таки осталась на месте. Пожарский же с загадочным видом пришел в кабинет математики, где у их класса должен был быть следующий урок, поставил свой портфель на парту и принялся рыться в нем, то выкладывая, то убирая обратно учебники и тетради. За этим занятием его и застали прибежавшие в класс девочки. Они расселись по своим местам, бросая на него любопытные взгляды, но сам он, казалось, не обращал на них ни малейшего внимания.

И только когда его соседка по парте тоже заняла свое место и полезла в рюкзак за учебником и тетрадью, Паша внезапно повернулся к ней:

— Слушай, у тебя французского словарика с собой нет случайно?

— Да нет, — удивленно развела руками девочка. — Сегодня же нет французского. Зачем он тебе понадобился?

— Да мне мама позвонила, сказала, что к нам может прийти практикант-француз, который в Питере учится, — объяснил Пожарский. — Вроде бы как должен прийти в наш класс на русский и провести у нас проверочную. Маме еще утром позвонили, оказывается…

Его мать была не только активным членом родительского комитета, но и главой местного совета муниципальных депутатов. Так что причин не верить Павлу у соседки по парте не было — его маме и правда могли сообщить, что к ее сыну на урок придет практикант, или какая-нибудь проверка, или еще кто-нибудь важный. Слабым местом в легенде было только то, что обычно практикантов отправляли в гимназию в конце учебного года, а не в начале, но на случай, если бы одноклассница засомневалась в его словах, у Паши было заготовлено объяснение — он сказал бы, что практикант-иностранец пересдает практику, которую ему не удалось сдать весной. Однако, как оказалось, он зря так перестраховывался — соседке и в голову не пришло, что с мифическим студентом что-то не так, и она тут же засыпала Пожарского вопросами:

— Твоя мама что-нибудь конкретное про него говорила? Откуда он, из какого города? Почему у нас учится?

— Нет, она сказала только, что это студент из Герцена и что ему нужен зачет по практике, — ответил Паша, а потом, чуть помолчав, добавил, словно только что вспомнил. — А, еще она назвала его «симпатичным мальчиком» и сказала, чтобы я его не подкалывал умными вопросами. Так и говорит: «Не мешай ему, он такой милый мальчик, симпатичный, жалко его в ваш класс отправлять!»

Рядом с их партой остановились еще две девочки, с интересом прислушивавшиеся к разговору. Соседка Паши поманила их еще ближе к себе и принялась заговорщицким шепотом пересказывать новость:

— Девки, Пашка говорит, на последний урок придет практикант-француз! Молодой, красивый и богатый!

Пожарский с трудом удержался, чтобы не засмеяться — о том, что выдуманный им иностранец богатый, он вообще-то не говорил. Но теперь созданный им образ практиканта уже начал жить самостоятельной жизнью.

— Откуда ты знаешь? Это точно? — заинтересовались девочки.

— Не совсем точно — мама сказала: скорее всего сегодня на последний урок, — ответил Павел. — У студентов иногда бывают внезапно какие-то дополнительные занятия.

— Что делать будем? — спросила его соседка своих подруг, и те растерянно переглянулись. В класс, тем временем, заходили остальные семиклассники, в том числе и девчонки. Соседка Паши заспешила к ним навстречу, и вскоре почти все девочки уже шушукались в углу, пытаясь сделать нелегкий выбор — сбежать с урока в ночной клуб, открывший днем двери для несовершеннолетних, или остаться в школе, чтобы познакомиться с молодым иностранцем, который когда-нибудь закончит учебу в России и вернется домой, в Европу, туда, куда мечтают уехать «все уважающие себя люди».

Их «военный совет» прервали звонок на урок и вошедшая в класс математичка. Девочки разбежались по своим местам, и в течение следующих сорока пяти минут яростно переписывались с помощью сообщений в чатах, СМС-ок и записок, содержание которых Пожарский мог бы «предсказать» с точностью до буковки. Его соседка ерзала на месте, вертелась, подавая своим подругам какие-то знаки, и не успокоилась даже после нескольких замечаний от учительницы. Паша приглядывал за ней краем глаза, но даже не пытался прочитать ее записки — он и так прекрасно знал, о чем в них сейчас идет горячий спор.

На следующей перемене седьмые классы обедали, но из девочек, учившихся в седьмом «А», большинство снова провели почти все время перед зеркалом в холле, и лишь немногие успели еще и забежать в столовую. Четвертый и пятый уроки прошли в бурной переписке, тщательно скрываемой от учителей и оттого еще более напряженной. Пару раз сообщения получил и Паша — кое-кто из девочек решил еще раз спросить у него, точно ли на шестой урок должен прийти француз, и Пожарский оба раза повторил, что «это не совсем точно, но скорее всего».

На последней перемене одноклассницы Пожарского в полном составе ушли в туалет — к ним присоединились даже те две девочки, с которыми никто не дружил и которые не прихорашивались на других переменах и явно не собирались идти в клуб. Судя по всему, в туалете спор о том, идти или не идти на урок, дошел до самой горячей стадии, потому что после звонка девчонки выбежали оттуда рассерженные и раскрасневшиеся. Паша, стоявший неподалеку у стены и делавший вид, что тоже переписывается с кем-то в телефоне, проследил, как его однокашницы, поправляя свои навороченные прически, спешат в кабинет русского языка — туда направились все, кроме его соседки по парте. Ее Паша так и не дождался — в класс явилась учительница, и ему тоже пришлось войти туда. Впрочем, догадаться, что соседка затаилась в туалете, чтобы после звонка, когда в коридорах никого не будет, уйти из школы, было нетрудно. Некоторое время он еще ждал, что она все-таки передумает и прибежит на урок, но после того, как учительница отметила отсутствующих и велела всем достать чистые тетрадные листы для проверочной работы, а соседка так и не появилась, ему окончательно стало ясно, что она выбрала поход в клуб.

Остальные же девочки вскоре пожалели, что не последовали ее примеру, но сбегать с урока было уже поздно. Русичка написала на доске задания, ни слова не сказав о практиканте, и на телефон Пожарского тут же посыпались новые сообщения. Тот, прочитав их и найдя глазами их возмущенных авторов, лишь развел руками, изобразив на лице удивление.

Потом он перестал переглядываться с обиженными одноклассницами и сосредоточился на заданиях. Было ясно, что девочкам, думающим только о несостоявшемся побеге в клуб, будет не до мягких знаков после шипящих, так что они вряд ли получат за эту работу хорошие оценки. Значит, у новой учительницы все равно будут неприятности, пусть и не такие серьезные, как если бы с ее урока сбежал почти весь класс, и стоило попытаться свести их к минимуму — хотя бы самому написать проверочную на «отлично».

После урока Павла ждало суровое испытание — ему пришлось отбиваться от разгневанных девчонок и раз за разом повторять, что «он вообще-то не обещал, что иностранец точно придет» и что «откуда ему знать, может, мама что-то перепутала». Мальчишки, глядя на эту сцену посмеивались, но не слишком громко — помнили, что в ближайшее время им наверняка понадобится помощь Пашки с уроками.

Девочки последовали за Пожарским в гардероб, а оттуда — на улицу, продолжая ругаться и обещать, что больше они «никогда-никогда ни одному его слову не поверят». В какой-то момент Паше показалось, что они будут сопровождать его до самого дома, и потом все соседские пацаны затроллят его тем, что он пришел «с почетным эскортом из красавиц». Но в конце концов, видя, что он не огрызается в ответ на их ругань и вообще пропускает все их обидные словечки мимо ушей, девчонки немного успокоились и переключились друг на друга.

— Я говорила — надо со Светкой в клуб идти! А ты заладила — «Нельзя такой шанс упускать, нельзя такой шанс упускать»! — крикнула одна из семиклассниц, тыкая пальцем в свою подружку.

— Ты же сама потом сказала, что одного француза на всех не хватит! — возмутилась та, и все остальные девчонки тоже загалдели, перебивая друг друга и высказывая свои мнения о том, кто из них виноват в случившемся.

Паша не стал дожидаться конца этой перебранки и зашагал дальше. Вскоре звонкие голоса его одноклассниц стихли далеко позади, и подросток вдруг почувствовал, что вовсе не рад удачно проведенной «операции по спасению русички». Наоборот, ему было как-то тоскливо. И не потому, что девчонки обиделись на него и теперь несколько дней будут болтать о нем всякие гадости — он с самого начала понимал, что так будет и что чуть позже они забудут о вымышленном иностранце и снова начнут просить у него списать или объяснить им что-то сложное.