Потрошитель в Зазеркалье

Глава 17. Чёрные зеркала

Горгоны считались вымирающим видом монстров. И никто по этому поводу не переживал. По легенде, когда-то давно они были племенем амазонок. Из-за радикального политического курса их руководства, они убивали всех рождающихся у них мальчиков. Мужчин, с которыми знакомились на стороне, тоже убивали, когда они больше были не нужны для продолжения рода.

Из-за такой политики мужчины в близлежащих землях скоро кончились и амазонки перешли на человекоподобных монстров. А когда кончились и они, на не очень человекоподобных.

В результате получилось племя женщин со стильными причёсками из ядовитых змей и маникюром в виде десятисантиметровых когтей. Но истребляли их не из-за этого, а из-за активной жизненной позиции, которой они называли свою борьбу против мужского угнетения. Все остальные называли это несколько иначе. Это, плюс, развившийся в качестве сексуальной компенсации ультрасадизм, привёл к закономерному геноциду их вида.

И вот я вижу восемь почти живых горгон, танцующих в круге вокруг лотоса. Почти, потому что чувствую живую ци в их телах, но их движения дёрганые, как у марионеток.

Анализировать некогда. Кроме склонности к многодневным пыткам пленных мужчин, горгоны известны как хорошие воины. Когти, способные рвать лучшие кольчуги, ядовитые змеи, предоставляющие множество интересных тактических приёмов боя, и на закуску — гипноз ярко зелёных, светящихся в темноте глаз, способный замедлить движения ровно до того, чтобы тебя укусила змея, впрыснув парализующий, но не блокирующий боль яд. Последующие за этим несколько суток вивисекции не то, как хочется провести последние дни жизни.

Прикрываюсь щитом от возможного нападения слева и сношу топором голову ближайшей горгоне. Странно, но та не сделала, ни одного движения, чтобы защититься. Если не считать таковым поворот головы на сто восемьдесят градусов, чтобы видеть, кто её убивает. А я вижу, что у неё зашит рот. Судя по общему молчанию, у остальных танцовщиц тоже.

Обезглавленное тело падает, а голова остаётся висеть в воздухе со вставшими дыбом змеями.

Но это ещё не все странности. Никто из семерых оставшихся не кидается на меня с целью затеять брачный поединок. Хотя может зомби их не интересуют? Но тогда почему они все задёргались, будто группа паралитиков в бассейне, которых учат синхронному плаванию электрическими разрядами?

Отступаю на пару шагов назад. Ага, теперь понятно. Спокойно посмотрев на композицию, вижу, что все горгоны связаны тончайшими нитями. Змеи на их головах, пальцы на руках и ещё десятки мест их обнажённых тел проткнуты большими рыболовными крючками. Они связаны между собой таким образом, что движение каждой горгоны причиняет боль всем, а всех — каждой.

После моего нападения их скоординированные движения распались, безголовое тело упало внутрь круга, нарушив механизм круговорота боли.

Даже зная, что горгоны получают по заслугам, смотреть как они корчатся, вырывая друг у друга, куски плоти неприятно. Сношу голову дёргающейся прямо передо мной и начинаю бежать вокруг, работая топором. Ещё шесть взмахов и все горгоны получают упокоение.

Понятно, почему их тела падают на пол, а головы нет. На потолке, над лотосом на манер люстры висит большое круглое зеркало. К его бронзовому ободу крепятся нити с крючками, воткнутые в челюсти змей. Восемь голов ставшие после смерти фанатами Михаила Горшенёва медленно вращаются вместе с зеркальным колесом по часовой стрелке. Теперь понятно, почему никто из горгон не покусился на чёрный лотос, впитывающий их страдания. Но мне-то никто не мешает… а нет, поторопился.

В пещере светлеет. Теперь я вижу не только вблизи, но и стены. Пещера представляет собой правильный восьмиугольник. В центре каждой стены висит большое, в рост человека прямоугольное зеркало в бронзовой оправе. И в каждом отражается разгорающийся огонь. Перед ними ничего не горит, огонь только в их отражениях. Из огня, а потом и из зеркал выходят знакомые силуэты с агрессивными причёсками.

Вот только вместо лиц у них плоские овалы зеркал, обрамлённые шипящими змеями. И энергетика новых пришельцев мне кажется знакомой. А, она такая же, как у тела моего клона. Но тогда, я знаю, как их проверить.

В пещере снова темнеет. Как только двойники горгон вышли из зеркал, зарево в них погасло, и они снова притворились обычными отражающими свет стёклами.

Горизонтально подставляю под одну из висящих голов свой щит и ударом широкого лезвия топора срубаю всю её живую причёску. Змеи, в глотки которых засунуты рыболовные крючки беззвучно шипят, а голова горгоны падает на щит. Тут же подкидываю её вверх и с силой бью по затылку обухом топора, отправляя в полёт. Не промахнулся. Импровизированный снаряд врезается в одно из зеркал и со звоном разбивает его вдребезги. Осколки разлетаются в разные стороны. Кроме одного, в полторы ладони размером в верхнем правом углу рамы. По нему хорошо видно, что разбитое зеркало сразу почернело, будто с обратной стороны выключили свет. Даже для ночного зрения зомби этот осколок, как и те, что упали на пол, выглядят как зазубренные кляксы непроглядной тьмы.

Одна из фигур, та, что вышла из разбитого зеркала тут же упала, будто марионетка с обрезанными нитями. Обращённое к потолку зеркало на месте лица выключилось как чёрный монитор.

Значит зеркальные клоны. А раз зеркала окружают лотос, то… заношу топор над цветком и замираю в агрессивной стойке. Безликие горгоны зеркально замирают вместе со мной.

Получается, лотос не только всем заправляет, он действительно разумен. Впрочем, как и все демоны Бездны. Если бы я мог его уничтожить простым топором, то сразу бы сделал это. Но даже если исключить демоническую регенерацию, сам лотос довольно сложно убить. Если верить энциклопедии, при малейшем повреждении цветка, его ядро проваливается вниз по корню, чтобы потом вырасти в другом месте. Мне известно два способа уничтожить лотос — огонь и кислота. А топор… я исхожу из предположения, что начинать выращивать бутон сначала он не хочет.

Что-то я хотел сделать. Думать рядом с этим цветком очень тяжело. Вроде я планировал скинуть тело гриба тут, пойти в атаку, в случае смерти, прыгнуть в гриб и… не получиться. Под таким давлением ауры лотоса мой дух не доберётся до другого тела. И что делать дальше? Был же какой-то план…

Оказалось, план был не у меня одного. Над головой полыхнуло. Убедившись, что дубли горгон стоят не двигаясь, смотрю вверх. Круглое зеркало разгорается внутренним огнём. Значит из него…

Я успел увидеть только несущуюся сквозь огонь пасть дракона, и наступила тьма.

Горгоны отступили к своим зеркалам, когда почти всю пещеру занял своим длинным телом выскочивший из верхнего зеркала дракон. Хотя от дракона в нём была только голова и самомнение, а всё остальное, от тела до магических способностей — от великих змей. Но этот экземпляр был ещё не самый большой. Метров двадцать в длину с зеркальной чешуёй, он два раза свернулся вокруг чёрного лотоса. Занятый проглатыванием своей добычи, змей с головой дракона не обратил внимание, что своим телом раздавил упавшую горгону. Живым горгонам тоже было всё равно, что её трупу переломали все кости в попавших под тело змея ногах.

Хотя, трупу ли? За чёрным стеклом лица загорелись два синих глаза, будто кто-то решил посмотреть на пещеру с той стороны чёрного зеркала. Дракону, тоже было не до этого. Он вдруг понял, что глотать пищу не пережёвывая, не самый здоровый образ жизни. Но что поделать, наполовину он всё ещё был змеем. Причём, в вопросах еды, на более важную половину. И сейчас в его желудке начались неприятности. Змей — раз он глотает как змея, то не будем называть его драконом — начал пляску, которая с лёгкостью затмила бы выступление питона Каа перед бандерлогами. С точки зрения бандерлогов, конечно.

Бешено извиваясь, он бился хвостом, головой и всем остальным между полом и потолком. Чудом, не задев лотос по центру. Видя такую опасность, горгоны вцепились в тело спятившего союзника, стараясь подавить его опасные конвульсии. Те, кто были на ногах, а та, что потеряла управляющего её телом зеркального клона, отлетела, отброшенная могучим ударом хвоста в стену, переломав себе ещё и позвоночник.

Горгоны защитили лотос, но большой ценой. Змей разбил хвостом пару зеркал, после чего две горгоны сломались, как и первая. Ещё у троих треснули зеркальные лица, что привело к тому же результату. Выпустившие их в реальность зеркала тоже треснули и почернели. Оставшаяся пара смогла прижать голову и хвост агонизирующего змея к полу. Не факт, что это была их заслуга, потому что к тому времени он уже сдох.

Но синие глаза смотрели не на них, а на вздутый живот рептилии. С шипением его пересекла трещина в зеркальной шкуре. Из неё потекла расплавленная плоть. Её белёсый поток становился всё сильнее с расширением раны и под конец из трупа вылез маленький, но чертовски ядовитый гриб.

Ни на кого, не обращая внимания, он потопал к чёрному лотосу. Две оставшиеся в живых горгоны попытались броситься наперехват, но оказалось, что у одной сломана нога, а у второй половина рёбер, что тоже не добавляло скорости. Но первой гриб настигла именно она. Только чтобы рухнуть ему под ноги от растворённых коленей, пришедших в контакт с парой грибных щупалец. Вторая пара сжала голову горгоны с боков. Короткое шипение растворяемой плоти и зеркало вываливается из наполненной ядовитой кислотой головы на пол, чтобы тут же разлететься чёрными осколками.

К этому времени к грибу подползла последняя горгона со сломанной ногой. Гриб просто плюнул ей в лицо и пьяной походкой направился к лотосу. А горгона, чьё зеркальное лицо начало растворяться, попыталась повторить предсмертный танец змея, но быстро его закончила, ударившись затылком об пол, отчего зеркало лопнуло, вместе с головой.

Мёртвая горгона с синими глазами за чёрным стеклом следила, как гриб подошёл к цветку и застыл, вступив в переговоры. Собственно, их вполне можно было подслушать, ведь лотос общался с помощью своей ауры, а она заполонила всю пещеру. Её колебания ощущались как самые настоящие слова.

Нет, это не переговоры, — понял пришелец, захвативший тело зеркальной марионетки. Это манифест чёрного лотоса. Он вещал:

Отвечать добром на добро — Добро.

Злом на добро — Зло.

Добром на зло — Зло.

Гриб, замерший около цветка, кивал, соглашаясь с каждым предложением.

Злом на зло — Добро.

На это изречение кивка не последовало. Гриб замер в задумчивости.

Мир полон зла, страданий и несправедливости.

Если бы у гриба были плечи, он бы явно ими пожал. А так ограничился тем, что можно было понять, как пожатие всеми четырьмя щупальцами.

Ответив на зло мира злом, мы будем творить добро.

Разрушив мир насилья, мы создадим новый лучший мир!

Замерев, будто услышал что-то очень знакомое, гриб затрясся всем телом, а потом выразил своё отношение к идее создавать добро, отвечая на зло, ещё большим злом. Его просто стошнило на чёрный лотос большущей струёй ядовитой кислоты.