Лучи смерти товарища Теслы

3

Поступили как условились: пока Агнаров был с Кебучевым на испытаниях, Глебов с Латыгиным отправились «искать новые улики по делу об исчезновениях». В реальности же Роман Константинович встал при входе в барак, а Клим открыл комнату профессора запасным ключом и принялся за обыск.

Комната была на удивление хорошо обставлена, можно было даже сказать «шикарно». Половик при входе, чтоб не было пыли и грязи, мягкие домашние туфли, пуховое одеяло в пододеяльнике — всё было призвано обеспечить Гавриилу Платоновичу максимальный комфорт, как будто бы он и не покидал свою квартиру в центре Ленинграда.

Клим быстренько осмотрел личные вещи — ничего необычного или подозрительного. Для себя только отметил, что у профессора много одежды: дюжина пар кальсон, шесть белых рубашек, три свитера, два костюма — даже домашняя кофта есть и ночная сорочка. Очевидно, жил он очень хорошо, особенно по нынешним временам. Подтверждали это и серебряные приборы, включая подстаканник, и фарфоровая чайная пара, явно дореволюционной работы, и дорогой кожаный чемодан иностранного производства. Следователь грустно вздохнул: сколько сражались за «равенство-братство», а в итоге пропасть между богатыми и бедными стала только больше…

Опытный взгляд несколько раз останавливался на тумбочке — что-то было не так. Наконец, в третий раз проверив ящики и пересчитав ручки и пузырьки с чернилами, Глебов решил пошарить рукой снизу. Интуиция не обманула: к дну верхнего ящика был аккуратно приклеен конверт. В конверте обнаружились вырванные из чьего-то дневника листы с записями — почерк не принадлежал Кебучеву. Интересно, что в записях не было ничего «такого», лишь формулы и рассуждения про электричество. Видимо, профессор позаимствовал идеи коллеги — и тщательно это скрывал…

Клим остановился посреди комнаты. Время поджимало. Решил прощупать подкладку костюмов и покопаться в записях на столе. В первом случае не повезло — костюмы были пустые, нашлась лишь пара запасных пуговиц да монетка в три копейки в одном из карманов. А вот на столе обнаружилось интересное: в учебнике по электрофизике был сделан тайник с внутренней стороны задней части обложки — у самого края бумагу немного надрезали, совсем незаметно, и вложили туда телеграмму.

На ленте бумаги значилось: «Лондон вопр СПб тчк Мургаб тчк Харьков вопр Белград тчк Каз вопр». Быстренько переписав последовательность в блокнот, Глебов аккуратно убрал телеграмму обратно, положил книгу на место и решил, что пора уходить. Заперев за собой дверь, он кивнул Латыгину — и мужчины пошли к складам.

Днём встретились на оперативное совещание в кабинете Агнарова. Заварили чай, закурили. Первым заговорил начальник полигона.

— Клим, ну что там?

— Во-первых, буржуйствует. Во-вторых, ничего примечательного в вещах, аккуратист. В-третьих, вот это.

Глебов положил на центра стола блокнот с переписанным текстом телеграммы. Мужчины склонились над листами с неровным почерком, засопели.

— Ну, города все понятны. «Каз» — это либо Казань, либо Казакская АССР. А вот что такое «Мургаб».

— Речка есть такая, южнее, к Персии. Наверное, про неё речь — про город я бы слышал.

— Рома, уверен?

Латыгин кивнул: он был в степях с начала двадцатых, знал как собака каждый закуток.

Повисла долгая напряжённая тишина. Каждый думал о своём и пытался понять, что же это всё значит. Наконец, прокашлявшись, Яков Иосифович задал интересовавший всех вопрос.

— Итак, товарищи. На кой чёрт посылать телеграмму с названиями городов и речки, пометив некоторые вопросом? Да так, что это телеграмму надо прятать от любопытных глаз. Что в ней может быть такого?

— Есть мнение, что всё дело не в названии городов, а в их последовательности… Мургаб — кажется, про неё нам рассказывал сам Кебучев, что там видели… хмм… объект, похожий на наш. Петербург — там был профессор Филиппов и его лаборатория, в которой точно было нечто похожее. Харьков и Белград — вполне может быть, что там что-то подобное тоже видели. И тогда последнее — это КазАССР, наш полигон.

— Клим, но если так — значит, Кебучев специально сюда приехал. Более того, получается, что он заранее знал, куда именно нужно поехать, заранее готовился к экспедиции. Но ведь место выбирали на самом верху…

Следователь пожал плечами. Откинулся на спинку стула, глубоко затянулся и выпустил густую струйку дыма. Немного помолчал, посмотрел в глаза Агнарову.

— Яков, давай на чистоту. Кто ещё мог знать, где будут проходить испытания? Товарищ Ягода? Твоё непосредственное начальство? Маршалы?

— Клим, ты понимаешь…

— Понимаю. Выкладывай давай. Нас здесь трое. Во всём доме больше никого. Я готов дать подписку о неразглашении. Уверен, что Роман тоже.

Латыгин кивнул — и оба стали напряжённо всматриваться в лицо начальника полигона. Вздохнув, Яков Иосифович отпил чаю и начал.

— Так. Сразу скажу, что это гостайна. И что, в случае чего, я ото всех слов откажусь. Я подписку давал…

— Понимаем. Яков, кто конкретно был в курсе?

— Я непосредственно узнал от Бельского, моего прямого руководителя. Он — от самого товарища Ягоды. Насколько мне известно, в курсе некоторые маршалы — Блюхер, Тухачевский. Не уверен, но, думаю, Ворошилов. И, как я понимаю, сам… Всё, больше никто и нигде. Местным ничего не сообщалось, меня сюда специально направили, чтоб я взял себе в помощники Романа и особо никому ничего. Маршалы в Москве, так сказать, с интересом наблюдают. Генрих Григорьевич, бьюсь об заклад, кроме Бельского мог рассказать разве что кому из замов, не более. Всё же служба обязывает языком не трепать лишний раз. Да и Фёдор Бельский у него на хорошем счету, вызвали лично в кабинет… Подумал о том же, о чём и я? Крысу искать надо?

Клим медленно кивнул. По всему получалось, что Кебучева сюда направили не только для консультаций, но и ещё с какой-то целью, связанной с феноменом. И получалось так, что люди, его направившие, были в курсе, когда и где планируется эксперимент. Значит, ниточка шла на самый верх: товарищ Ягода, его ближайшее окружение, маршалы. Это было ой как нехорошо…

— Товарищи, я предлагаю установить за Гавриилом Платоновичем негласное наблюдение. Только очень аккуратно, чтобы не спалиться: всё же он калач тёртый, может и заподозрить что-то.

— Согласен. Знаем обо всём только мы трое — мы и будем приглядывать. Все маститые, можно всегда будет выдать за «следственные действия». Так, Клим, ты первый — до вечера присматривай, поошивайся рядом. В ночь я тебя сменю, а в обед — Роман.

— Договорились.

***

Остаток дня Клим Глебов «приглядывал» за профессором Кебучевым. Гавриил Платонович вёл себя как обычно: посидел несколько часов в конструкторском бюро, что-то там исследуя, дважды вышел покурить, потом отправился ужинать. Поужинав в общей столовой и поболтав немного с одним из инженеров, товарищем Гариным, Кебучев походил по объекту с сигаретой в зубах, потрепал за ухом пса при входе и отправился к себе. Глебов сделал вид, что читает книгу на свежем воздухе, расположившись в аккурат напротив окон профессора. Было видно, как Гавриил Платонович переоделся в домашнее, поработал до десяти вечера за столом, потом вышел покурить. После посидел ещё немного с книгой при свете керосинки, покурил ещё раз и лёг спать — следователь всё это время был поблизости, скрываясь в тени строений.

Уставший и злой, Клим открыл дверь своей комнаты. Часы показывали начало первого ночи — весь день как последний филёр следовал тенью за профессором, а в итоге ничего нового так и не узнал. Может, ложный след?

Внимание привлекла бумажка на полу при входе в комнату. Подняв её, следователь присмотрелся: на аккуратно оторванном листочке бумаги было приглашение прийти сегодня в два часа ночи в баню. Напечатано было на печатной машинке, без даты и подписи, так что вычислить автора было невозможно. Передёрнув плечами, Глебов для вида походил около окна, раздеваясь, потушил свет и лёг в постель. Минут через тридцать тихонько вылез из-под простыни, на цыпочках, согнувшись, подобрался к окну. Никого, лишь луна слегка серебрила песок.

Клим вернулся к двери, прислушался, прижавшись ухом к щели над полом — тишина. Решив, что лучше не рисковать, Глебов быстро тихо оделся, взял пистолет, спички, и выбрался наружу через окно. Отбежал от барака Агнарова, рванул к складу — и вжался в темноту навеса. Мысленно досчитав до пятнадцати, мужчина оглянулся — никто не преследовал. Тогда следователь перевёл дыхание и очень медленно и тихо начал пробираться к бане — на месте он оказался примерно без двадцати два ночи.

Глебов обошёл строение по часовой стрелке, проверил, что и кому видно с разных углов. Место было выбрано грамотно: с одной стороны тёмные окна столовой, которую на ночь попросту запирали амбарным замком. С другой — глухая деревянная стена склада, охрана которого на ночь заходила внутрь, а вход был с противоположной стороны. С двух других сторон здание баньки окружал штакетник, отделяющий основную часть полигона от построек, да забор внешнего периметра с контрольно-следовой полосой за ним. До вышки далеко, патруль будет только в восемь утра. Единственный «минус» — в принципе, уголок здания было видно со стороны бараков для ВОХРы. Но в два ночи там все спали — да и в поле зрения попадал только самый угол строения, вход уже перекрывал собой склад. Анонимность гарантирована.

Дверь в баню была приоткрыта — обычно её специально оставляли так на ночь, чтобы проветрить и подсушить помещение. Внутри была непроглядная темнота: в отличие от жилых бараков начальства, к бане и другим хозяйственным постройкам проводов протянуто не было, освещали всё керосинкой. Темнота очень смущала — заметить там движение было невозможно, а получить по голове не хотелось.

Вздохнув, следователь шагнул в потёмки. Сделал пару шагов, замер, прислушался. Было слышно лишь стук собственного сердца. Выдохнув, Клим прошёл к дальней от входа стене, принялся ждать, стараясь вглядываться в темноту, чтобы глаза привыкли и хоть что-то смогли различить.

Минут через десять дверь скрипнула. В помещение проползла фигура, двигаясь вдоль правой стены. Узнать её не составило труда — это был Сахаров.

— Т-товарищ… Товарищ Глебов? В-вы тут?

— Самуил Львович, доброй ночи. Идите смело, мы тут одни.

— Но где вы?

— У дальней стены. Тут есть скамья — присаживайтесь.

Пожилой еврей прошёл вдоль стены, шоркая ботинками и придерживаясь рукой за дощатую стену, грузно присел на скамью, вздохнул. По всему чувствовалось, что он очень переживает.

— Кажется, вы хотели поговорить?

— Да… Я просунул вам бумажку под дверь. Ну, чтоб никто не услышал…

— Да, всё правильно сделали… Так о чём вы хотели поговорить?

Самуил Львович в нерешительности ещё раз вздохнул, поёрзал на своём месте.

— Понимаете, товарищ Глебов… Клим… В общем, мне кажется, что Кебучев — не тот, за кого себя выдаёт.

— В смысле? Он не профессор? Или что вы имеете в виду?

— Даже не знаю, как и сказать…

Сахаров снова вздохнул. Пошелестел чем-то в карманах, почавкал — видимо, достал леденец. Ещё раз шумно выдохнул.