За горизонт

Вал двигался навстречу ледоколу в полной тишине, нарушаемой только сигналами на приборной панели и отдалённым грохотом машин, приводящих судно в движение. На мостике никто не проронил ни слова. Волнение и тревога окутывали каждого члена команды, взирающего на мощь приближающейся стихии.

Звонок телефона раздался в напряжённой тишине, как выстрел.

– Чёрт! – Тухватян вздрогнул и полез в карман.

Он приложил трубу к уху. Глаза его мгновенно стали влажными, но в них светилась радость.

– Маша! Маша! У меня всё хорошо! У нас штормит немного. А как у вас? Что? Уходите из квартиры, это опасно. Ураган очень сильный, ломает дома, я по интернету видел. Бери детей и в подвал. Быстрее, у вас мало времени. Всё, давай, целую, – его голос дрогнул в самом конце.

Тухватян убрал телефон в карман и выдохнул. По всему было видно, что новость о живой семье придала ему сил и хорошего настроения. На волну он смотрел уже без прежней фатальной обречённости.

– Где они у тебя? – спросил Васнецов.

– В Саратове, у тёщи, – ответил старший помощник, едва скрывая счастливую улыбку. – У мамы.

Многие в этот момент испытали укол зависти к счастью Артура. Их семьи уже попали под разгул стихии и никак не отвечали ни на звонки, ни на мессенджеры, что с большой вероятностью давало основания считать их погибшими.

Шум нарастал. Высокая волна ломала лёд с пушечным грохотом, заставляя звонко стучать друг о друга треснувшие стёкла на мостике. Огромный ледокол больше не воспринимался таковым на фоне её размеров. Он казался шлюпкой, на которой можно плавать только вдоль берега и в хорошую погоду.

Колени у Васнецова задрожали, ладони сделались влажными.

– Мужики, последний раз приказываю, уходите с мостика.

Никто не шелохнулся. Кажется, его даже не услышали. Мрачное и могучее зрелище гипнотизировало своей разрушительной силой. Волна скрыла солнечный свет, погрузив судно в тень. В неровных краях волны, ощетинившихся поломанным льдом, словно разряды молний играли отблески солнца. Мир в этот момент изменился до неузнаваемости. Всё вокруг выглядело и звучало, как проходная в ад.

Ледокол начал задирать нос. Ход был самый полный, хотя рука капитана рефлекторно тянулась добавить ещё. Прямо перед кораблём выросла стена изо льда, в разрывах которого темнела вода. По бортам заскрежетало и забухало. Удары были такой силы, что сотрясали пол под ногами. Васнецов, не отрываясь, смотрел вперёд, мысленно подгоняя судно. Так же, наверное, делал и каждый член экипажа, молясь, чтобы кораблю хватило хода взобраться на волну.

Сопротивление льда не позволило ему этого сделать. «Север» замер и принялся крениться на левый борт. Волна в этот момент, грохоча, накатывалась на судно. Капитан успел ухватиться за край стола, чтобы удержаться. Ещё более тёмная тень легла на судно и сразу же вслед за ней на палубу и надстройку сверху обрушились тысячи тонн льда и воды.

Команда бросилась к дверям в тот момент, когда окна брызнули во все стороны под опускающимся потолком. Корабль завыл сгибающимися силовыми конструкциями под массой льда. На мостик хлынула ледяная вода, а буквально через секунду его взяла на таран огромная льдина. Сергей увидел её в последний момент и ничего не успел сделать. Его ударило и поволокло к стене. Через несколько секунд он потерял сознание.

Глава 8

Команду одолевал охотничий азарт. Уже дважды они опускали сети, почти сразу натыкаясь на косяк сельди. В прицепной шлюпке серебрилась чешуёй на солнце гора рыбы. Определить рыбное место помогали крачки, которым сверху были виднее. Они старались двигаться за ним, стремительно пикируя в воду. Редкая птица промахивалась мимо добычи. Птицы вылавливали мелочь, а рыбаки, наоборот, отпускали её, оставляя себе только крупную рыбу.

Помимо крачек вокруг рыбаков летали ещё и чайки, привыкшие находиться там, где проще всего добыть еду. Они буквально закрывали солнце в тот момент, когда за борт выбрасывали мелкую рыбёшку.

– Такими темпами, мы сегодня отправимся домой, – Павел отёр пот со лба, оставив на нём несколько чешуек.

– Да уж, повезло, так повезло, – согласился с ним Перелыгин, – давно такого не было.

– Сплюнь, – суеверно попросил Заремба.

Перелыгин смачно сплюнул за борт, потревожив бдительных птиц.

– Судёнышко бы пообъёмистей, – пожелал командир рыбацкой команды.

– Грести будет тяжело. Придётся ставить парус, изучать способы хождения под ним, ветра́, мороки много. Проще на вёслах сгонять, – Павел всегда был за самый простой вариант.

– Найти бы судно, полное нефти и спасательную шлюпку на нём, с мотором, – размечтался Перелыгин. – За всю жизнь не изъездить чтобы.

– Железу на воде за столько лет уже каюк, – решил вступить в разговор Матвей, – всё окислилось или поржавело. Про электронику уже и не говорю. Самый лучший вариант в нашем случае – паровой котёл с отбором мощности. Хочешь, на пароход поставил, хочешь – станок сделал.

– У нас технологий нет, котлы делать. Металл плавить не умеем, – посокрушался Перелыгин – а у самих ядерный реактор стоит.

– Иронично. Как дикари с автоматом, – согласился Матвей, и посмотрел на «Калашников», приставленный к борту лодки и прикрытый непромокаемым брезентом.

– Да, паровой котёл – это тема, – согласился Перелыгин. – Бесконечные ресурсы, никакой электроники. До восстановления человечества можно было бы скоротать время и на пару́.

– На пару́ всё полезнее, – думая о своём, произнёс Павел. – Эх, мать готовила мне котлетки на пару́, когда у меня гастрит в школе признали. А к призыву уже и следа его не осталось. Здоров был, как бык.

– Травите сети уже, мечтатели, – скомандовал Перелыгин, когда облако из птиц оказалось прямо над ними.

Сети сбросили в воду и принялись опускать их на глубину хождения косяка рыбы. Постепенно верёвки стали тяжелеть и рваться из рук. Рыбакам снова повезло попасть точно в цель.

– Тяните! Дружно! И-и-и раз! И-и-и раз!

Команда в едином порыве, рывками, вытягивала сети из воды. Матвей и Павел находились в прицепной шлюпке, по колено заполненной сельдью. У поверхности показались бьющаяся в сетях рыба. Ловкими движениями Матвей ухватил край сети и потянул её в шлюпку. Павел замешкался, оступился, один край сетевого мешка оказался выше, и часть рыбы ускользнула назад в воду.

– Чтоб тебя! – выругался Перелыгин. – Павел, не спи!

– Не сплю я, скользко тут, – он нагнулся и потянул за свой край, но в этот раз у него что-то не задалось. Он снова поскользнулся и упал за борт.

Заремба, стоящий ближе всего к прицепной шлюпке, кинулся к борту и ухватил барахтающегося Павла за воротник. Тот, вылупив от страха глаза, мёртвой хваткой вцепился в борт. Подоспел и Перелыгин, вдвоём вытянув Павла на свою шлюпку.

– Ты чего такой несобранный? – сердито спросил командир.

– Не знаю. Так получилось. Не надо было мне лезть в прицепную, я же вам говорил, – Павел принялся скидывать с себя мокрую одежду.

– Давай к Матвею, – приказал Зарембе Перелыгин. – А ты, Павел, не спеши раздеваться, давай вначале сеть вытащим.

На этот раз всё получилось, как надо. Килограммов триста рыбы упали на дно лодки. Матвей зачерпнул ведро морской воды и вылил её в серебристую шевелящуюся гущину.

– Ещё раз так забредём и можно возвращаться, – Перелыгин осмотрел добычу и осадку шлюпки.

С ним все были согласны. Прежде, чем снова забросить сеть, выжали вещи Павла. После своего падения в воду он впал в плохое настроение и при каждом случае злословил или грубо острил, выводя товарищей из себя.

– Всё, вернёмся назад, нахрен вашу рыбалку, иду к капразу, чтобы он не передумал строить запруду для рыбы. Плавайте без меня, вы к этому более пригодны, а у меня натура для другого создана.

– И для чего же? – иронично спросил Заремба.

– Я не руками думаю, как вы, а головой. Мне не надо гнуть спину, чтобы быть полезным.

– Смотрите, у нас чиновничий класс зарождается. Один с сошкой, семеро с ложкой, как в старые добрые времена. Не пройдёт, Павел, трудиться руками придётся всем, и думаю, ничего не изменится в ближайшие сто лет, – остудил Павла Перелыгин.

Павел зло фыркнул и отвернулся от всех. Матвей глянул в небо. Он хотел рассмотреть птиц, чтобы понять, куда править шлюпки, но взгляд его упал дальше. На западе темнело небо.

– Мужики, смотрите, не нравится мне такое небо, – он указал рукой в сторону горизонта.

– Чёрт! – снова выругался Перелыгин. – Придётся править к берегу. Если непогода разыграется надолго, то ставить сеть больше не надо, лучше подлить воды, чтобы рыба не завонялась по дороге.

– Не было ведь раньше в это время дождей и штормов, – Заремба хотел верить, что причина потемнения неба может быть иной.

– Да кто его знает, что на уме у этой погоды, – командир явно волновался, переживая за добычу. – Идём к берегу.

Команда в полном составе села на вёсла. До ближайшей оконечности Южного острова было совсем близко. Менее чем через полчаса сквозь дымку проступили скалистые очертания неровного берега. Рыбаки не успели одолеть и половину пути, когда их нагнал холодный ветер, поднявший волну. Перелыгин бросил красноречивый взгляд на товарищей. Рыбалка в этот раз закончилась.

Матвей залил рыбу вровень с её уровнем. Ещё живая сельдь вяло задвигала хвостами. Шлюпка серьёзно осела. Опасаясь, что вода при более сильной волне будет плескаться через край, её полностью накрыли непромокаемым пологом.

Воздух остывал с каждой секундой. Непонятно откуда взявшийся холодный ветер заставил команду ёжиться под его порывами. Хуже всех приходилось Павлу. Сжалившись над ним, Матвей снял с себя оленью безрукавку и кинул её на спину товарищу.

– Мне жарко, – ответил он на вопросительный взгляд Павла. – На берегу отдашь.

Павел не стал отказываться. Матвею вспомнилось то время, когда они с отцом колесили по воде на сконструированном ими плоту с педалями. Тогда они часто попадали в быстро меняющиеся погодные условия. Нередко промокали или даже покрывались ледяной коркой, пока не придумали сделать нормальный навес. Он испытывал ностальгию по тем временам, даже более сильную, чем по жизни до катастрофы. Когда они были семьёй, то весь мир вокруг был только их. Сейчас их много и жить будто бы легче и веселее, но сердце отчего-то сильно томилось теми счастливыми временами.

Иногда он думал, что Бог не дал ему пару, потому что он пожелал бы уединиться с семьёй в глухом местечке и прожить жизнь, наслаждаясь каждым днём, предаваясь простым радостям. Он не рассказывал об этом никому, даже матери. Его бы не поняли и посчитали сумасшедшим. Матвей допускал, что его воспоминания – это сильно упрощённая модель той жизни, когда он был ещё под опекой родителей и морально не нёс ответственности за семью, отчего ему было так легко воспринимать те времена.

– Матвей, не расслабляйся, – Перелыгин заметил отсутствующий взгляд напарника.

– Ага, – Матвей тряхнул головой, выгоняя из неё ненужные мысли.

– О чём задумался? – спросил командир.