Завтра. Дети завтра. Яркий флаг завтра

* * *

Этот смех бил по Дикару, но он сидел неподвижно, с бесстрастным лицом. Немного погодя смех стих, и Группа успокоилась.

– Этот сон, Бессальтон, – заговорил Дикар так, словно его не прерывали, – на самом деле не сон, а воспоминания о Давным-Давно, когда Старшие привезли нас сюда, и еще немного о том, что было раньше. Может, ты тоже это помнишь, Бессальтон. Ты должна помнить, потому что ты есть в этом моем сне-воспоминании. Ты помнишь, Бессальтон? – Он держал ее взгляд своим. – Постарайся, Бессальтон. Ты помнишь ту ночь?

Она не пыталась вспомнить. Она старалась оторвать свой взгляд от взгляда Дикара, но не могла.

– В этом моем сне, Бессальтон, ты в длинной полутемной пещере. – Голос Дикара звучал ровно, он казался тихим, но на поляне все его слышали. – В этом сне ты испугана. Ты боишься грома, звучащего над пещерой, грома смерти, который обрушивается на Город у тебя над головой. Ты боишься того, как дрожит и трясется земля. Ты цепляешься за мать. Ты не плачешь, только дрожишь от этих ударов смерти. Трои руки вокруг шеи твоей мамы, а мама одной рукой крепко держит тебя. Что говорит тебе мама, Бессальтон?

Бессальтон прижала дрожащую руку ко лбу.

– Нет, куколка, говорит мама. Нет, Бесс, любимая. Но помогает не то, что она говорит, а то, что она прижимает меня к себе, гладит меня рукой по голове.

– Тогда ты помнишь, как прекратился гром, – сказал Дикар, – и как послышался Голос, усталый Голос из радио, которое было в той пещере. Ты помнишь, что он сказал, Бессальтон?

– Я… почти помню, Дикар. Почти… но не совсем…

– Я помню, Бессальтон, потому что снова и снова слышал его в своих снах. Он обращался не к нам, детям, но к матерям в пещере. Он сказал им, что надежды не осталось, что орды захватили всю страну, кроме нашего Города, и что этот Город тоже вот-вот падет. И еще он сказал, что осталась одна щель в линии, окружившей Город, и что матери должны сражаться, чтобы удержать эту щель. А мы, дети, сможем уйти из Города через эту щель и спастись.

Это сумерки нашего дня, продолжал Голос, Бессальтон, нашей Америки. Если есть какая-то надежда на завтра, то только в маленьких детях. Если они погибнут, погибнет Америка. Если они выживут, тогда в каком-то завтра, которое мы не можем предвидеть, Америка оживет… Ты помнишь этот Голос, Бессальтон?

Ее глаза были широко раскрыты, и в них была боль.

– Я помню Голос, Дикар.

– Теперь ты помнишь Голос, Бессальтон, – воскликнул Дикар, отпуская ее взгляд и обращаясь к Группе, – и теперь вы все его помните, Мальчики и Девочки Группы. Голос, который вы помните, это Голос Старшего. Этот Голос послал наших матерей на смерть, чтобы мы могли жить, послал Старших отдать свою жизнь, чтобы мы выжили. Наши матери умерли, Старшие умерли, но не ради нас, Мальчики и Девочки, но ради страны, которую представляет этот флаг, ради надежды на Завтра.

И это Завтра пришло, Группа. Это Завтра Сегодня!