Два венца. Стена отчаяния

Глава 11. Похороны

Иногда Дэвиду казалось, что вся его жизнь – это сплошная проверка на прочность. Жаловаться он не привык, поэтому только Хлоя с Лэйлой знали, чего ему стоили все испытания. Маниакальное стремление отца изменить мир, война, маленькие братья на руках, конфликт в семье, который привел вот к такой развязке.

В том, что произошло с Натаном, Дэвид винил себя. Он – старший, он за все в ответе, но не заметил, не уследил, не научил. Будь они обычной семьей, возможно, все сложилось бы иначе, но нет. Дэвид старался уделить внимание всем, но стараться – еще не значит сделать. И теперь он хоронит младшего брата вместе с его женой.

Джессика. Как-то раз Дэвид услышал, что Стан назвал ее занозой. Она не заноза. Нет. Может, для Стана, но не для всех остальных. Джесс стала для семьи заклинанием Кислоты: вытащила на поверхность все проблемы, обострила их до предела, сорвала покров зыбкой стабильности. Ничего не исправила и ушла. Перевернула их мир и оставила с двумя убитыми горем на руках – возлюбленным и сыном. Дэвид сам себя остановил. Нет. Нельзя думать о ней плохо. Нельзя и все.

Такие мысли проносились в голове Дэвида, пока он сидел в большом кожаном кресле в кабинете Грандмайерского замка. Поспать не удалось. Дни подготовки заняли все время и отобрали силы не столько физические, сколько моральные.

Ему и раньше приходилось мало спать, решая очередную из проблем, но сейчас он сам стремился загрузить себя работой. Только бы не думать. Дэвид устал раз за разом искать, где именно ошибся в воспитании брата. И во время этих поисков он неожиданно обнаружил, что боится так же упустить Рэна.

Недаром Лантр и Стелла регулярно попрекали Дэвида и Стана тем, что они позволяют мальчишке слишком многое. Но где найти грань между запретами и свободой? Да и Стан вспыхивал Огненным Шаром, едва Дэвид поднимал эту тему. Для брата проблем такого рода не существовало. Так может, Стани́слав прав? Или все же нет?

Если, не дай Всевышний, с Рэном что-то произойдет из-за того, что ему многое позволяли, или он выберет дорогу Натана, то Дэвид никогда не простит себя за излишнюю мягкость. Но и излишней жесткости к племяннику он тоже себе не простит. Эта дилемма мучила Дэвида, и он решил действовать по обстоятельствам.

Наконец-то спешные приготовления завершились. Церемонию прощания продумали и подготовили до мелочей, разместили гостей. Стан взял на себя обеспечение безопасности, а Лэйла помогала Дэвиду с организацией.

На похороны приехало множество желающих принести соболезнования. Казалось, что даже на свадьбе Натана и Джесс гостей было меньше. Впервые за двадцать пять периодов Талликов посетили отец Джессики и ее сестры.

Дэвид не предполагал, чем обернется встреча Рэна с дедушкой. Ведь раньше тот не желал общаться ни с дочерью, ни с внуками. И главное – Дэвид не знал, в каком состоянии выйдет племянник из Комнат Скорби.

Согласно традициям, Рэн три дня провел в одиночестве как самый близкий из родственников умерших. И жрецы, согласно правилам, хранили молчание о том, что с ним происходило эти дни, держа всю семью в напряжении.

Ночь после смерти Джесс Рэн провел в Зале Скорби дома Дэвида в Байенфалле. А затем Стан и Дэвид организовали торжественный перелет тел умерших в главный герцогский замок в Ваальде, в котором так не любила жить Джессика и так любил бывать Натаниэл.

Последний раз их драконы-спутники – Луноликая и Стремительный, взлетели с ними в небо. За полетом следило все королевство. Весь путь Луноликая проплакала, а ее слезы обратились в редкий радужный жемчуг. Лишь единицы, в чьи руки он упал, решили его продать.

Магия драконов создала золотые полупрозрачные сферы, в которых Натан и Джесс и пролетели над всем королевством до столицы Ваальдамского герцогства. Рэн сопровождал маму.

Жрецы сообщили Дэвиду, что Рэн долго не мог решить, с кем ему лететь. Без сомнения, служители новостных подшивок после цикла траура первым делом зададут ему именно этот вопрос: почему он выбрал мать, а не отца?

После того как герцог и герцогиня Вальдаамские оказались в главном замке, пошел отсчет трех дней Уединения Рэна. И с милилиты на милилиту его бдение должно было завершиться. Едва первый солнечный луч упадет на шпили Храма Всевышнего, как процессия начнется. Рэн выйдет из Зала Скорби и сопроводит родителей в последний путь. Жрецы должны были все сами подготовить и подсказать мальчику, как ему должно одеться.

С четой Вальдаамских прощалась вся страна. Три дня во всех храмах королевства читали поминальные коаны, а в последний день над алтарями проявились иллюзии Натаниэла с Джессикой. Они приветственно кивали пришедшим попрощаться и улыбались им, словно на приеме.

Почетный караул застыл неподалеку, меняясь каждые три литы. В него входили лучшие из лучших в королевстве. Им выпала честь оказать последние почести герцогу и герцогине.

Народ рекой тянулся в храмы, чтобы попрощаться. При жизни Натан не пользовался такой уж любовью, однако Джесс уважали. Сугроб из белых лирий за считанные литы вырастал до ног иллюзии герцогини. Приходилось регулярно перемещать цветы к королевскому склепу. Их было настолько много, что место погребения превратилось в благоухающий сад.

С каждого экрана рассказывали о том, какой вклад в науку сделал Натан, и о том, скольким школам, приютам и учебным заведениям помогла Джесс. Вспоминали их свадьбу, показывали яркие моменты из их жизни и приемов. Счастье, что Рэн все это не видел. Ему хватило и тех лит, что он провел рядом с открытыми гробами.

В последний день Церемонии прощания всех близких родственников пропустили в Зал Скорби, где они несколько лит провели в бдении, не проронив ни слова – траурная музыка, цветы, каждый наедине со своими мыслями и чувствами. Рэн единственный стоял рядом с родителями, но его лица так никто и не увидел – традиции не позволяли.

Он держался прямо, ни разу не присел, но Дэвида было не обмануть. Он знал племянника с рождения и хотя проводил с ним не так много времени, как Стан, безошибочно понимал, как чувствует себя мальчишка. Весь вид Рэна говорил о том, насколько ему больно. И если даже Дэвид вышел из зала с камнем величиной с Грандмайры на душе, то страшно подумать, каково было племяннику, который все это время там оставался.

Теперь Дэвид безоговорочно поддерживал требования Стана к Верховному Жрецу: изменить ритуал Прощания хотя бы для подростков, которые не достигли Порога самостоятельности. Три дня один на один с воспоминаниями и родителями, а потом еще и целый лунный цикл строгого траура. Так нельзя. Даже взрослым это выдержать трудно, а тем более подростку. Сейчас за ним приглядывали жрецы, но кто будет в замке? Слуги? Но это же не близкие, не родня.

Дэвид отлично помнил, как его отец после цикла траура по умершей жене вышел из своих комнат совсем другим – исчез веселый и улыбчивый мужчина. В нем словно появилась Тьма, настолько властным и жестким он стал. Весь цикл отец не выходил из своих комнат, хотя ему никто не запрещал навестить детей, которые оказались тоже взаперти. Дэвиду с Лэйлой приходилось все решать самим.

За крошечным Натаном приглядывала кормилица, Стан нахохлившейся птицей сидел на подоконнике и смотрел вдаль невидящим взглядом. В первый день средний брат устроил скандал: оказывается, он знал, что мать умрет, едва произведет на свет Натана. Стан решил, что мать их не любила, бросила ради жизни того, кто ее даже не увидит. Дэвид с Лэйлой делали все, чтобы переубедить его. Тщетно. Отношения Стана с Натаном так и не сложились.

В тот цикл старшие брат и сестра всеми силами вытягивали подростка на разговоры, пытались накормить, показывали ему магоснимки и строили планы на будущее. Поддерживали друг друга из последних сил. Но их-то было трое, а Рэн остался совсем один.

После ухода отца за Грань они не соблюдали жесткий траур. Помешала война. Они лишь ограничили общение и то условно. Приходилось столько решать и делать, что ни о каком лунном цикле не было и речи. Верховный Жрец безропотно согласился с подобным попранием традиций.

Сейчас же все было не так. Стан буквально воевал за сокращение дней траура для Рэна. Теперь и Дэвид сделает все, чтобы поддержать брата. Раньше он первым запрещал нарушать традиции. И если насчет остальных правил Дэвид оставался непреклонен, то это точно потребует изменить.

До рассвета оставалось всего ничего. Буквально поллиты, и Дэвид отправится в Ваальду. Он устало потер лицо. Болела голова. Целительских заклинаний хватало ненадолго. Хлоя говорила, что это из-за напряжения и нервов. С каждым мигом, что приближал рассвет, росла и тревога. Накатывала волнами скорбь, захватывала с головой, но Дэвид брал себя в руки, и она немного отступала.

Едва чернота ночного неба сменилась синевой, а горизонт заалел, как Дэвид уже летел в Ваальду. Сильный – его дракон-спутник, стремительной тенью скользил по небу. Большие Грандмайры остались за спиной, каменными пиками упираясь в еще чернеющее небо, а впереди возвышались Малые Грандмайры. Они поросли хвойным лесом до самых снежных вершин и выглядели так, будто нахлобучили на себя меховые шапки.

Сильный заложил вираж, огибая горы. Внизу черной лентой антрацита неслась река Хрустальная – главная судоходная артерия страны, слева заплатой темнел Гроенвальдский лес, а справа разноцветным покрывалом раскинулись плодородные равнины центральной части королевства. Окруженная зелеными рощами с одной стороны и накрытая тенью гор с другой, изящной кружевной салфеткой развернулась Ваальда с двумя жемчужинами – городским герцогским замком и родовым, Вальдаамским, что находился у самого подножия Малых Грандмайр.

Сильный сделал круг и пошел на снижение. На главной площади Ваальды, вымощенной ровными каменными плитами, уже развернули ряды гвардейцы и столпились жители. Служители новостных подшивок размещали записывающие кристаллы. Слышалась тихая речь, даже приказы отдавались вполголоса. Дэвид не сдержал тяжелый вздох.

Обязанность «быть на виду» не просто обременяла, она заковывала, принуждала. Иногда Дэвид сам себе напоминал марионетку: неважно, как он себя чувствует, неважно, что у него на сердце, – правила регулировали каждый шаг. Он не имел права все бросить и сбежать, уединиться, показать бурю, что охватывала душу. Не мог. Хотя очень хотел. Но долг предписывал держаться с достоинством, прятать эмоции и боль. Она медленно, но верно разгоралась до костра, на котором он словно горел заживо.

И больше всего Дэвид переживал за Рэна. Церемония транслировалась по всему миру, и племянник не должен упасть в грязь лицом. Только бы Рэн справился и не показал, насколько ему больно. Тревога Дэвида разрасталась со скоростью пожара в сухом ельнике.

Рэн встретил его в черном костюме, спокойный и с пустым безжизненным взглядом. Внешне племянник держался великолепно, и от этого становилось еще тяжелее.

Дэвид обнял его, прошептав:

– Мальчик мой, крепись.

Рэн никак не отреагировал на его слова, только склонился в вежливом поклоне. Дэвид думал, что первым встретит Рэна, но ошибся. Неподалеку стоял мрачный Гай. Похоже, он провел всю ночь у дверей друга. Мальчишки были связаны друг с другом, словно братья. Дэвид так и воспринимал их, хотя от Рэна требовал больше. Сейчас во взгляде Гая Дэвид отчетливо видел нешуточную тревогу вперемешку с горем.