Принцесса Кики

Ромион медленно кивнул.

– Вот и отлично. Вам размяться-то, может, тоже перед дракой надо? А то вместе давайте, – предложил дракон и принялся делать круговые махи передними лапами.

– А если я не хочу с вами драться? – придя в себя, поинтересовался Ромион.

– Тогда я вас огнём испепелю-у-у-у! – провыл дракон. И дохнул дымом. – Я могу. Учтите – это больно. Я серьёзно. Я очень серьёзно настроен!

– Верим, – фыркнул Дамиан, переглянувшись с Туаном. – А пробежка вокруг замка в твоей системе тренировок предусмотрена?

– Зачем пробежка? Я летаю! – гордо отозвался дракон и расправил довольно куцые крылышки.

– Прекрасно, – кивнул Дамиан. – Тогда на счёт "три" взлетай и дуй отсюда, пока мы добрые.

– Ха! Чегой-то? Я – дракон и я сильнее вас, людишки! Сейчас как дохну жа…ро…м…

Туан превратился (Ромион снова пропустил этот момент, а ему ведь было интересно, как это происходит: кожу вроде не выворачивает наизнанку, как у оборотней).

Туан превратился, чинно расправил крылья и изогнул шею. В его глазах полыхнуло пламя.

– Ой! – пискнул жабо-дракон, поджав хвост. – А… Он, что, настоящий?

Внутри Туана что-то заклокотало (Ромион предположил, что он смеётся), а потом чёрный дракон опустил шею и прицельно дунул пламенем. То прошло точно над жабо-драконом и снесло ворота. После этого наступила тишина. Впрочем, короткая.

– Мама! – взвизгнул жабо-дракон и, даже не думая драться, припустил к замку. – А-а-а-а!

Туан, подняв крыльями ветер, взлетел и отправился следом, время от времени вхолостую поливая всё вокруг жаром. Что странно: лёд даже под его огнём не таял, но жабо-дракона это не утешало.

– Караул! – визжал он, довольно резво (хоть и задыхаясь) наворачивая круги вокруг замка. – Убива-а-а-ают!

– Мы победили, – подытожил Дамиан. – Ну что, брат, пойдём к твоей принцессе?

– Я пойду один, – сказал Ромион, глядя вслед драконам.

– Э-э-э, брат…

Ромион повернулся и окинул Дамиана долгим внимательным взглядом: таким, каким смотрел на придворных, когда они просили снизить налог на имущество.

– Да?

И только что уверенный в себе (даже слишком) Тёмный Властелин смешался.

– Я просто хочу напомнить, что твоя… жена… наполовину дух и наполовину ведьма…

Ромион поднял брови.

– А ты, – Дамиан запнулся. – Я хочу сказать, мы же не в Сиерне, где сама земля помогает тебе колдовать. Здесь ты с ней не справишься… Она ведь… То есть, я хочу сказать, кто знает, что ей нужно?

– Это я и собираюсь узнать, – улыбнулся Ромион. – Я иду один, брат. Ты же можешь следить за мной, оставаясь здесь, правда?

– Ну… да… Но если я буду рядом, я смогу ещё и усилить щит почти мгновенно. Никогда не знаешь, на что способна рассерженная Чёрная ведьма, брат! – Дамиан замялся. – Со мной ты будешь в большей безопасности, уверяю…

– Дами, – снисходительно улыбнулся Ромион. – Она моя жена. И я иду один.

И, отвернувшись, король Сиерны направился к сверкающему льдом парадному входу. Дамиан, потоптавшись на месте, позвал:

– Мой амулет у тебя, зови сразу! – И тише добавил: – Я просто не хочу становиться королём…

Ромион хмыкнул: ну ещё бы! И ничего отвечать не стал.

Двери гостеприимно распахнулись ему навстречу, а от порога вглубь коридора потянулась цепь синих светлячков – наверное, чтобы Ромион точно не сбился с пути. Король усмехнулся: его явно ждали – и с нетерпением.

Где-то далеко, но громко вопил жабо-дракон: "Ква-квараул! Ква-а-ау-ают!" Потом двери за спиной Ромиона захлопнулись, и звук как отрезало. Тишина – не монументальная, подземелья, а ватная – зимы – опустилась на Ромиона, укутала, точно одеялом. Уютная, приятная тишина. В такой снежинки падают, мягко-мягко, как ступают кошачьи лапки. Искорками снег сверкает на солнце, ложится на землю – и ветер спит, и птицы тоже ещё спят, и снег царит по всей земле, а в воздухе разлита морозная свежесть, от которой нос немного чешется, а грудь обжигает.

Ромион выдохнул облачко пара – странно, он совсем не чувствовал холода – и пошёл, ориентируясь по огонькам.

В груди было тепло-тепло, как после долгого, трудного дня, когда он возвращался в комнаты матери, и та ещё не умирала медленно и неотвратимо от болезни, не таяла, как свеча, а ждала его. В её гостиной ярко горел камин, и около него лежала Леди, мамин волкодав – старая-старая, приехавшая с тогда ещё принцессой-невестой из её родного королевства. Ромион заходил, Леди махала хвостом – тук-тук по полу – и не поднималась, только следила за принцем умными усталыми глазами. Мать, уже отославшая фрейлин, поднимала голову от вышивки, улыбалась и распахивала объятья. Ромион знал ритуал назубок: он подойдёт, наклонится, его поцелуют в лоб. Потом он сядет в кресло и примется пересказывать, как прошёл его день, а мама отложит пяльцы, нальёт горячий какао (который Ромион очень любил) и станет слушать, не перебивая.

Это ушло давным-давно, и Ромион думал, что запомнит мать только как больную, исхудавшую и разбитую жизнью женщину – плохие воспоминания всегда долговечней хороших. И правда, мать часто виделась ему умирающей, тенью себя. Её музыку – ласковую флейту – заменили слёзы и надсадный кашель, а нежное и заботливое ощущение превратилось в постоянную тревогу, а потом и в тоскливое ожидание – умирала королева долго. Это для короля всё случилось неожиданно, он до конца ничего не знал…

Но сейчас, идя по коридорам и дальше – открытым галереям, так напоминающим дворец в Сиерне – Ромион вдруг всё вспомнил, и на глаза навернулись слёзы. "Что же ты со мной делаешь?" – подумал он, быстро стирая их рукавом.

На плечо упала одинокая снежинка, а в голове из памяти зазвучал голос Кики: "Люблю тебя". Ромион вздохнул, отогнал воспоминание и толкнул дверь, к которой как раз подошёл. За ней была винтовая лестница, длинная-длинная. Ромион вспомнил самую высокую башню дворца и усмехнулся. Ну конечно… Как Дамиан говорил, нынче это в моде?..

"Он же прав, – думал Ромион. – Я или схожу с ума, или… Не знаю, но Дами прав: мне стоило взять его с собой. Кики сильнее, мне с ней не справиться, а мгновение, за которое брат поставит портал, может решить всё". Но это просто было бы неправильно: разбираться с собственной женой на глазах постороннего, пусть даже и брата. Тем более, если она правда любит… Или думает, что любит? "А это не одно и тоже? – задумался Ромион. Лестница всё не кончалась. – Любить и думать, что любишь?" В школе его учили, что вымышленные чувства и настоящие – разница невелика. Нельзя радоваться понарошку и понарошку грустить. А любить можно?

Флейта и скрипка тем временем в его мыслях сплелись вместе – как было с матерью. Почти – сейчас флейта звучала чуть требовательнее. "Я сделаю для тебя всё, – как будто шептала она. – Я для тебя изменюсь. Что ты хочешь? Я на всё готова".

Ромиону было грустно. Не тоскливо или горько, а грустно и уютно. Как будто он действительно вернулся домой спустя годы и годы, и дом этот нисколько не изменился.

Лестница закончилась неожиданно: Ромион ещё не успел обдумать эту мысль про любовь понарошку, а перед глазами уже встала покрытая инеем дверь. Ромион замер перед ней – и отдышаться, и прийти в себя. Потом только коснулся ручки – а дверь уже поддалась, будто и она его ждала.

Комната была круглой и маленькой – большую её часть занимала кровать. Прозрачные занавески перехвачены золотыми шнурками и чуть подрагивают на ветру, то и дело влетающем в стрельчатое окно. А на серебристом меховом – волк? – покрывале лежит, вытянувшись в струнку, Кики и делает вид, что спит.

Ромион прекрасно видел, что она подглядывает за ним из-под ресниц.

"Сейчас полагается её поцеловать, – подумал он и, усмехнувшись, прошёл к постели. – А потом что? Она зачарует меня так, чтобы я видел вместо неё, например, Виолу? Или считал её даже прекрасней принцессы фей?"

Кики лежала неподвижно, точно и впрямь спала. И казалась красивей, чем раньше – наверное, из-за освещения. Приоткрытые в ожидании поцелуя губы, чуть трепещущие ресницы, мерно вздымающаяся грудь…

Ромион снова усмехнулся, вытащил амулет-карман, достал оттуда увесистый мешок и, примерившись, уронил его на подушки рядом с принцессой. Мешок отчаянно зазвенел, а Кики, испуганно вскрикнув, подскочила.

– С добрым утром! – криво улыбнувшись, сказал ей Ромион. – Солнышко давно встало, и тебе пора!

Кики смотрела на него безумным взглядом, и Ромион, нисколько не смущаясь, вывалил перед ней из амулета ещё один звенящий мешок. И ещё.

– Это что? – выдохнула принцесса.

– Это, моя дорогая, железные сапоги, железные жезлы и железные колпаки. Ровно столько, сколько должно было потребоваться в среднем человеку, чтобы без магии дойти от Сиерны до Медовой рощи.

Кики захлопала ресницами.

– И… зачем?..

– Надевай!

– Что?

– Надевай, – повторил Ромион. – А остальные бери в мешок – и топай отсюда до Сиерны.

Кики смотрела на него, и Ромион усмехнулся снова:

– Что? Ты же хотела, чтобы я это сделал? Да ещё и с тем заклинанием, которое ты на меня навесила. То есть больным сердцем, кружащейся головой… Все прелести жизни. Ну?

– Но… это жестоко!

– Да ладно?!

Кики шмыгнула носом, и у неё на глазах – привычно уже – навернулись слёзы.

– Я же просто хотела… чтобы ты… доказал свою любовь…

– Какую, демоны тебя забери, любовь?! – вспылил Ромион. По-хорошему, лестью и лаской он уже пробовал. Не сработало. Значит, пусть смотрит на него настоящего. Может, тогда и вся любовь понарошку пройдёт? – Я раз десять тебе говорил, что я тебя не люблю! Ты вынудила меня на тебе жениться – ну так не жди от меня никакой любви!

Кики вытерла нос рукавом и вдруг нахмурилась.

– Я не знаю, что дальше говорить, – совсем другим голосом сказала она, глядя на Ромиона в упор.

– Что? – опешил тот.

– Ну, дальше мне полагается устроить истерику в стиле "ты меня не любишь" – но ты и так меня не любишь, а истерику я уже устраивала, и как-то оно не получилось… То, что нужно. Ты правда хочешь, чтобы я надела эти сапоги? – Она взглянула на мешки.

Ромион растерял все слова. Когда люди вот так резко меняются – это странно. Это очень-очень странно.

Кики истолковала его молчание иначе.

– Ладно. – И принялась напяливать на себя сапоги.

Ромион всегда думал, что разбирается в людях. Правда, какой из тебя король, если ты людей не знаешь? Где когда нажать, где когда отпустить, что сделать, чтобы своего добиться… Всё это было знакомо и чаще всего скучно. Чаще всего люди делали то, что Ромион от них ждал.

Сейчас же творилось нечто невероятное. Да, Ромион знал, что Кики только разыгрывает дурочку, но чтобы такая большая разница?..

Кики тем временем надела сапоги, вооружилась жезлом, кое-как пристроила на голове колпак и поинтересовалась:

– Нормально?

– А… – только и выдавил Ромион.

Кики поправила колпак, встала и, жутко лязгая по полу, потопала к выходу. Ромион ошалело смотрел ей вслед.

– Ты… Что ты делаешь?! – вырвалось у него, когда Кики уже с минуту как вышла.

В ответ с лестницы раздался дикий грохот, как будто что-то железное упало и звонко покатилось вниз по ступенькам.

Побледнев, Ромион бросился на шум.