Том 1. Стихотворения 1813-1820

Куплеты

Когда поэт в восторге
Читает вам свою оду или поздравительные стихи,
Когда рассказчик тянет фразу,
Когда слушаешь попугая,
Не находя ни слова смешного, –
Засыпаешь, зеваешь в платок.
Ждешь минуты, когда пора сказать:«До приятного свидания».
Но наедине со своей красавицей
Или с умными людьми
Снова испытываешь истинное счастье,
Бываешь довольным, смеешься, поешь.
Наслаждайтесь дольше вашими мирными бдениями
И пойте на исходе вечера
Вашим друзьям, вашим бутылкам:«До приятного свидания».
Друзья, жизнь мгновенна,
И всё уходит вместе с временем,
Любовь тоже мимолетна,
Это наша весенняя пташка.
Слишком рано она исчезает, смеясь украдкой,
И навсегда – прощай надежда,
Когда она упорхнет, не скажешь более:«До приятного свидания».
Время бежит, печальное и жестокое, –
И рано или поздно отправимся на тот свет.
Иногда – это бывает не так уж редко –
Случай спасает нас от могилы,
Удаляются полчища страданий,
И черный ужасный скелет
Уходит стучаться в другие двери:«До приятного свидания».
Но что? я чувствую, что утомился,
Утомляя моих дорогих слушателей.
Ну что ж, я спускаюсь с Парнаса.
Он создан не для певцов.
Меня вдохновляют куплеты,
У меня власть над припевом.
Этого довольно – прощай, перо!«До приятного свидания».

(фр.)]

Любопытный

– Что ж нового? «Ей-богу, ничего».
– Эй, не хитри: ты, верно, что-то знаешь.
Не стыдно ли, от друга своего,
Как от врага, ты вечно всё скрываешь.
Иль ты сердит: помилуй, брат, за что?
Не будь упрям: скажи ты мне хоть слово…
«Ох, отвяжись, я знаю только то,
Что ты дурак, да это уж не ново».

«Больны вы, дядюшка? Нет мочи…»

«Больны вы, дядюшка? Нет мочи,
Как беспокоюсь я! три ночи,
Поверьте, глаз я не смыкал».
– «Да, слышал, слышал: в банк играл».

Надпись к беседке

С благоговейною душой
Приближься, путник молодой,
Любви к пустынному приюту.
Здесь ею счастлив был я раз –
В восторге сладостном погас,
И время самое для нас
Остановилось на минуту.

«Вот Виля – он любовью дышит…»

Вот Виля – он любовью дышит,
  Он песни пишет зло,
Как Геркулес, сатиры пишет,
  Влюблен, как Буало.

На гр. А. К. Разумовского

  – Ах! боже мой, какую
  Я слышал весть смешную:
Разумник получил ведь ленту голубую1.
– Бог с ним! я недруг никому:
Дай бог и царствие небесное ему.

На Баболовский дворец

Прекрасная! пускай восторгом насладится
В объятиях твоих российский полубог.
  Что с участью твоей сравнится?
Весь мир у ног его – здесь у твоих он ног.

«Пожарский, Минин, Гермоген…»

Пожарский, Минин, Гермоген,
или Спасенная Россия.
Слог дурен, темен, напыщен –
И тяжки словеса пустые.

Эпиграмма на смерть стихотворца

Покойник Клит1 в раю не будет:
Творил он тяжкие грехи.
Пусть бог дела его забудет,
Как свет забыл его стихи!

Портрет («Вот карапузик наш, монах…»)

Вот карапузик наш, монах,
  Поэт, писец и воин;
Всегда, за всё, во всех местах,
  Крапивы он достоин:
С Мартыном1 поп он записной,
  С Фроловым3 математик;
Вступает Энгельгардт2-герой –
  И вмиг он дипломатик.

Сравнение

  Не хочешь ли узнать, моя драгая,
Какая разница меж Буало и мной?
  У Депрео была лишь  ,
  А у меня  :  с  ,

Твой и мой

Бог весть, за что философы, пииты
На твой и мой давным-давно сердиты.
Не спорю я с ученой их толпой,
Но и бранить причины не имею
То, что дарит мне радость и покой,
Что, ежели б ты не была моею?
Что, ежели б я не был, Ниса, твой?

«Тошней идиллии и холодней, чем ода…»

Тошней идиллии и холодней, чем ода,
От злости мизантроп, от глупости поэт –
Как страшно над тобой забавилась природа,
  Когда готовила на свет.
Боишься ты людей, как черного недуга,
О жалкий образец уродливой мечты!
Утешься, злой глупец! иметь не будешь ты
  Ввек ни любовницы, ни друга.

Куплеты на слова «Никак нельзя – ну так и быть»

Я прав, он виноват; решите,
Петра вот Первого указ,
Экстракт и опись и приказ,
В мою вы пользу рассудите,
Почтенный господин судья? –
    – Никак нельзя!
Прикажете ль лошадок вятских
Четверку вам в конюшню свесть?
– Постойте… кажется мне… есть
Статья… да нет, ведь то в сенатских;
Но, чтобы вас не погубить,
    Ну так и быть.
Клит малый добрый, не деритесь,
Он вас обидеть не хотел
И сделать этого б не смел.
За что вам драться? помиритесь, –
Дамону говорят друзья.
    – Никак нельзя!
Но Клит идет, идет не струся,
Дугой согнулся страшный ус.
Он с саблей – тут притих мой трус.
– По вашей просьбе помирюся,
И впрямь, за что его убить?
    Ну так и быть.

Куплеты на слова «С позволения сказать»

С позволения сказать,
Я сердит на вас ужасно,
Нет! – вы просите напрасно;
Не хочу пера марать;
Можно ль честному поэту
Ставить к каждому куплету:
«С позволения сказать»?
С позволения сказать…
Престарелые красотки,
Пересчитывая четки,
Станут взапуски кричать:
«Это что?» – Да это скверно!
Сочинитель песни верно,
С позволения сказать…
С позволения сказать,
Есть над чем и посмеяться;
Надо всем, друзья, признаться,
Глупых можно тьму сыскать
Между дам и между нами,
Даже, даже… меж царями,
С позволения сказать.
С позволения сказать,
Доктор мой кнута достоин.
Хоть он трус, хоть он не воин,
Но уж мастер воевать,
Лечит делом и словами,
Да потом и в гроб пинками,
С позволения сказать.
С позволения сказать,
Моськина, по мне, прекрасна.
Знаю, что она опасна:
Мужу хочется бодать;
Но гусары ведь невинны,
Что у мужа роги длинны,
С позволения сказать.
С позволения сказать,
Много в свете рифмодеев,
Всё ученых грамотеев,
Чтобы всякий вздор писать;
Но, в пример и страх Европы,
Многим можно б высечь…
С позволения сказать.

«Молитва русских»

Боже! царя храни!
Славному долги дни
  Дай на земли.
Гордых смирителю,
Слабых хранителю,
Всех утешителю
  Всё ниспошли.
Там – громкой славою,
Сильной державою
  Мир он покрыл.
Здесь безмятежною
Сенью надежною,
Благостью нежною
  Нас осенил.
Брани в ужасный час
Мощно хранила нас
  Верная длань.
Глас умиления,
Благодарения,
Сердца стремления –
  Вот наша дань.

Ноэль на лейб-гусарский полк

  В конюшнях Левашова1
  Рождается Христос.
  Звезда сияет снова,
  Всё с шумом понеслось.
. . . . . . . . . . . .
Иосиф отпер ворота:
«. . . . .потише, господа,
Ведь вы здесь не в харчевне».
  Христос спросил косого:
  . . . . . . . . . . . .[9]
  . . . . . . . . . . . .
  «Из Голубцовых я!»
…вскричал Спаситель удивленный:
«. . . . .его обнять готов,
Он мне сказал: „я из глупцов“,
  Вот малый откровенный».
  . . . . . . . . . . . .
  . . . . . . . . . . . .
  Изрек, хлыстом махая,
  Полковник филантроп.
  . . . . . . . . . . . .
Я славной Пукаловой2 друг
…– хоть тысячи услуг.
. . . . . . . . . . . .
  Вдруг сабля застучала,
  Сияет аксельбант,
  Лихого генерала
  Вбегает адъютант.
«. . . . .– мой генерал доволен.
Что, здесь… Христос живет?
. . . . .а сам он не придет,
  От дев немного болен».

Стихотворения петербургского периода, 1817-1820

1817 (после Лицея)

«Есть в России город Луга…»

Есть в России город Луга
Петербургского округа;
Хуже не было б сего
Городишки на примете,
Если бы не было на свете
Новоржева моего.

«Простите, верные дубравы!..»

Простите, верные дубравы!
Прости, беспечный мир полей,
И легкокрылые забавы
Столь быстро улетевших дней!
Прости, Тригорское, где радость
Меня встречала столько раз!
На то ль узнал я вашу сладость,
Чтоб навсегда покинуть вас?
От вас беру воспоминанье,
А сердце оставляю вам.
Быть может (сладкое мечтанье!),
Я к вашим возвращусь полям,
Приду под липовые своды,
На скат тригорского холма,
Поклонник дружеской свободы,
Веселья, граций и ума.

К Огаревой, которой митрополит прислал плодов из своего сада

Митрополит, хвастун бесстыдный,
Тебе прислав своих плодов,
Хотел уверить нас, как видно,
Что сам он бог своих садов.
Возможно всё тебе – харита
Улыбкой дряхлость победит,
С ума сведет митрополита
И пыл желаний в нем родит.
И он, твой встретив взор волшебный,
Забудет о своем кресте
И нежно станет петь молебны
Твоей небесной красоте.

Тургеневу

 Тургенев, верный покровитель
Попов, евреев и скопцов,
Но слишком счастливый гонитель
И езуитов, и глупцов,
И лености моей бесплодной,
Всегда беспечной и свободной,
Подруги благотворных снов!
К чему смеяться надо мною,
Когда я слабою рукою
На лире с трепетом брожу
И лишь изнеженные звуки
Любви, сей милой сердцу муки,
В струнах незвонких нахожу?
Душой предавшись наслажденью,
Я сладко, сладко задремал.
Один лишь ты с глубокой ленью
К трудам охоту сочетал;
Один лишь ты, любовник страстный
И Соломирской, и креста[10],
То ночью прыгаешь с прекрасной,
То проповедуешь Христа.
На свадьбах и в Библейской зале,
Среди веселий и забот,
Роняешь Лунину на бале,
Подъемлешь трепетных сирот;
Ленивец милый на Парнасе,
Забыв любви своей печаль,
С улыбкой дремлешь в Арзамасе
И спишь у графа де-Лаваль;
Нося мучительное бремя
Пустых иль тяжких должностей,
Один лишь ты находишь время
Смеяться лености моей.
 Не вызывай меня ты боле
К навек оставленным трудам,
Ни к поэтической неволе,
Ни к обработанным стихам.
Что нужды, если и с ошибкой
И слабо иногда пою?
Пускай Нинета лишь улыбкой
Любовь беспечную мою
Воспламенит и успокоит!
А труд и холоден и пуст;
Поэма никогда не стоит
Улыбки сладострастных уст.

К *** («Не спрашивай, зачем унылой думой…»)

Не спрашивай, зачем унылой думой
Среди забав я часто омрачен,
Зачем на всё подъемлю взор угрюмый,
Зачем не мил мне сладкой жизни сон;
Не спрашивай, зачем душой остылой
Я разлюбил веселую любовь
И никого не называю милой –
Кто раз любил, уж не полюбит вновь;
Кто счастье знал, уж не узнает счастья.
На краткий миг блаженство нам дано:
От юности, от нег и сладострастья
Останется уныние одно…

«Краев чужих неопытный любитель…»

Краев чужих неопытный любитель
И своего всегдашний обвинитель,
Я говорил: в отечестве моем
Где верный ум, где гений мы найдем?
Где гражданин с душою благородной,
Возвышенной и пламенно свободной?
Где женщина – не с хладной красотой,
Но с пламенной, пленительной, живой?
Где разговор найду непринужденный,
Блистательный, веселый, просвещенный?
С кем можно быть не хладным, не пустым?
Отечество почти я ненавидел –
Но я вчера Голицыну увидел
И примирен с отечеством моим.

К ней («В печальной праздности я лиру забывал…»)

В печальной праздности я лиру забывал,
Воображение в мечтах не разгоралось,
С дарами юности мой гений отлетал,
И сердце медленно хладело, закрывалось.
Вас вновь я призывал, о дни моей весны,
Вы, пролетевшие под сенью тишины,
Дни дружества, любви, надежд и грусти нежной,
Когда, поэзии поклонник безмятежный,
На лире счастливой я тихо воспевал
Волнение любви, уныние разлуки –
  И гул дубрав горам передавал
    Мои задумчивые звуки…
Напрасно! Я влачил постыдной лени груз,
В дремоту хладную невольно погружался,
Бежал от радостей, бежал от милых муз
И – слезы на глазах – со славою прощался!
    Но вдруг, как молнии стрела,
    Зажглась в увядшем сердце младость,
    Душа проснулась, ожила,
Узнала вновь любви надежду, скорбь и радость.
Всё снова расцвело! Я жизнью трепетал;
  Природы вновь восторженный свидетель,
Живее чувствовал, свободнее дышал,
    Сильней пленяла добродетель…
    Хвала любви, хвала богам!
Вновь лиры сладостной раздался голос юный,
И с звонким трепетом воскреснувшие струны
    Несу к твоим ногам!..

Вольность