Том 1. Стихотворения 1813-1820

  Бывало, прежних лет герой,
Окончив славну брань с противной стороной,
Повесит меч войны средь отческия кущи;
А трагик наш Бурун, скончав чернильный бой,
    Повесил уши.

Воспоминания в Царском Селе («Навис покров угрюмой нощи…»)

  Навис покров угрюмой нощи
  На своде дремлющих небес;
В безмолвной тишине почили дол и рощи,
  В седом тумане дальний лес;
Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,
Чуть дышит ветерок, уснувший на листах,
И тихая луна, как лебедь величавый,
  Плывет в сребристых облаках.
  С холмов кремнистых водопады
  Стекают бисерной рекой,
Там в тихом озере плескаются наяды
  Его ленивою волной;
А там в безмолвии огромные чертоги,
На своды опершись, несутся к облакам.
Не здесь ли мирны дни вели земные боги?
  Не се ль Минервы росской храм?
  Не се ль Элизиум полнощный,
  Прекрасный Царскосельский сад,
Где, льва сразив, почил орел России мощный
  На лоне мира и отрад?
Промчались навсегда те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою счастливая Россия,
  Цветя под кровом тишины!
  Здесь каждый шаг в душе рождает
  Воспоминанья прежних лет;
Воззрев вокруг себя, со вздохом росс вещает:
  «Исчезло всё, великой нет!»
И, в думу углублен, над злачными брегами
Сидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.
Протекшие лета мелькают пред очами,
  И в тихом восхищенье дух.
  Он видит: окружен волнами,
  Над твердой, мшистою скалой
Вознесся памятник. Ширяяся крылами,
  Над ним сидит орел младой.
И цепи тяжкие и стрелы громовые
Вкруг грозного столпа трикратно обвились;
Кругом подножия, шумя, валы седые
  В блестящей пене улеглись.
  В тени густой угрюмых сосен
  Воздвигся памятник простой.
О, сколь он для тебя, кагульский брег, поносен!
  И славен родине драгой!
Бессмертны вы вовек, о росски исполины,
В боях воспитанны средь бранных непогод!
О вас, сподвижники, друзья Екатерины,
  Пройдет молва из рода в род.
  О, громкий век военных споров,
  Свидетель славы россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов1,
  Потомки грозные славян,
Перуном Зевсовым победу похищали;
Их смелым подвигам страшась дивился мир;
Державин и Петров героям песнь бряцали2
  Струнами громозвучных лир.
  И ты промчался, незабвенный!
  И вскоре новый век узрел
И брани новые, и ужасы военны;
  Страдать – есть смертного удел.
Блеснул кровавый меч в неукротимой длани
Коварством, дерзостью венчанного царя;
Восстал вселенной бич – и вскоре новой брани
  Зарделась грозная заря.
  И быстрым понеслись потоком
  Враги на русские поля.
Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,
Дымится кровию земля;
  И села мирные, и грады в мгле пылают,
И небо заревом оделося вокруг,
Леса дремучие бегущих укрывают,
  И праздный в поле ржавит плуг.
  Идут – их силе нет препоны,
  Всё рушат, всё свергают в прах,
И тени бледные погибших чад Беллоны,
  В воздушных съединясь полках,
В могилу мрачную нисходят непрестанно
Иль бродят по лесам в безмолвии ночи…
Но клики раздались!.. идут в дали туманной! –
  Звучат кольчуги и мечи!..
  Страшись, о рать иноплеменных!
  России двинулись сыны;
Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных.
  Сердца их мщеньем зажжены.
Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!
Ты в каждом ратнике узришь богатыря,
Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья
  За Русь, за святость алтаря.
  Ретивы кони бранью пышут,
  Усеян ратниками дол,
За строем строй течет, все местью, славой дышат.
  Восторг во грудь их перешел.
Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,
И се – пылает брань; на холмах гром гремит,
В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,
  И брызжет кровь на щит.
  Сразились. – Русский победитель!
  И вспять бежит надменный галл;
Но сильного в боях небесный вседержитель
  Лучом последним увенчал,
Не здесь его сразил воитель поседелый3;
О бородинские кровавые поля!
Не вы неистовству и гордости пределы!
  Увы! на башнях галл Кремля!..
  Края Москвы, края родные,
  Где на заре цветущих лет
Часы беспечности я тратил золотые,
  Не зная горести и бед,
И вы их видели, врагов моей отчизны!
И вас багрила кровь и пламень пожирал!
И в жертву не принес я мщенья вам и жизни;
  Вотще лишь гневом дух пылал!..
  Где ты, краса Москвы стоглавой,
  Родимой прелесть стороны?
Где прежде взору град являлся величавый,
  Развалины теперь одни;
Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен!
Исчезли здания вельможей и царей,
Всё пламень истребил. Венцы затмились башен,
  Чертоги пали богачей.
  И там, где роскошь обитала
  В сенистых рощах и садах,
Где мирт благоухал и липа трепетала,
  Там ныне угли, пепел, прах.
В часы безмолвные прекрасной, летней нощи
Веселье шумное туда не полетит,
Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи:
  Всё мертво, всё молчит.
  Утешься, мать градов России,
  Воззри на гибель пришлеца.
Отяготела днесь на их надменны выи
  Десница мстящая творца.
Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,
Их кровь не престает в снегах реками течь;
Бегут – и в тьме ночной их глад и смерть сретают,
  А с тыла гонит русский меч.
  О вы, которых трепетали
  Европы сильны племена,
О галлы хищные! и вы в могилы пали.
  О страх! о грозны времена!
Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны,
Презревший правды глас, и веру, и закон,
В гордыне возмечтав мечом низвергнуть троны?
  Исчез, как утром страшный сон!
  В Париже росс! – где факел мщенья?
  Поникни, Галлия, главой.
Но что я вижу? Росс с улыбкой примиренья
  Грядет с оливою златой.
Еще военный гром грохочет в отдаленье,
Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,
А он – несет врагу не гибель, но спасенье
  И благотворный мир земле.
  О скальд России вдохновенный4,
  Воспевший ратных грозный строй,
В кругу товарищей, с душой воспламененной,
  Греми на арфе золотой!
Да снова стройный глас героям в честь прольется,
И струны гордые посыплют огнь в сердца,
И ратник молодой вскипит и содрогнется
  При звуках бранного певца.

Романс

Под вечер, осенью ненастной,
В далеких дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
Всё было тихо – лес и горы,
Всё спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.
И на невинном сем творенье,
Вздохнув, остановила их…
«Ты спишь, дитя, мое мученье,
Не знаешь горестей моих,
Откроешь очи и тоскуя
Ко груди не прильнешь моей.
Не встретишь завтра поцелуя
Несчастной матери твоей.
Ее манить напрасно будешь!..
Стыд вечный мне вина моя, –
Меня навеки ты забудешь;
Тебя не позабуду я;
Дадут покров тебе чужие
И скажут: „Ты для нас чужой!“ –
Ты спросишь: „Где ж мои родные?“
И не найдешь семьи родной.
Мой ангел будет грустной думой
Томиться меж других детей!
И до конца с душой угрюмой
Взирать на ласки матерей;
Повсюду странник одинокий,
Предел неправедный кляня,
Услышит он упрек жестокий…
Прости, прости тогда меня.
Быть может, сирота унылый,
Узнаешь, обоймешь отца.
Увы! где он, предатель милый,
Мой незабвенный до конца?
Утешь тогда страдальца муки,
Скажи: „Ее на свете нет –
Лаура не снесла разлуки
И бросила пустынный свет“.
Но что сказала я?.. быть может,
Виновную ты встретишь мать,
Твой скорбный взор меня встревожит!
Возможно ль сына не узнать?
Ах, если б рок неумолимый
Моею тронулся мольбой…
Но, может быть, пройдешь ты мимо –
Навек рассталась я с тобой.
Ты спишь – позволь себя, несчастный,
К груди прижать в последний раз.
Закон неправедный, ужасный
К страданью присуждает нас.
Пока лета не отогнали
Беспечной радости твоей, –
Спи, милый! горькие печали
Не тронут детства тихих дней!»
Но вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна…
С волненьем сына ухватила
И к ней приближилась она;
Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
Со страхом очи отвратила
И скрылась в темноте ночной.

Леда

(Кантата)

Средь темной рощицы, под тенью лип душистых,
В высоком тростнике, где частым жемчугом
  Вздувалась пена вод сребристых,
  Колеблясь тихим ветерком,
  Покров красавицы стыдливой,
Небрежно кинутый, у берега лежал,
И прелести ее поток волной игривой
  С весельем орошал.
  Житель рощи торопливый,
  Будь же скромен, о ручей!
  Тише, струйки говорливы!
  Изменить страшитесь ей!
  Леда робостью трепещет,
  Тихо дышит снежна грудь,
  Ни волна вокруг не плещет,
  Ни зефир не смеет дуть.
  В роще шорох утихает,
  Всё в прелестной тишине;
  Нимфа далее ступает,
  Робкой вверившись волне.
Но что-то меж кустов прибрежных восшумело.
И чувство робости прекрасной овладело;
Невольно вздрогнула, не в силах воздохнуть.
И вот пернатых царь из-под склоненной ивы,
  Расправя крылья горделивы,
К красавице плывет – веселья полна грудь;
С шумящей пеною отважно волны гонит,
  Крылами воздух бьет,
  То в кольца шею вьет,
То гордую главу, смирясь, пред Ледой клонит.
    Леда смеется.
    Вдруг раздается
    Радости клик.
    Вид сладострастный!
    К Леде прекрасной
    Лебедь приник.
    Слышно стенанье,
    Снова молчанье.
    Нимфа лесов
    С негою сладкой
    Видит украдкой
    Тайну богов.
Опомнясь наконец, красавица младая
Открыла тихий взор, в томленьях воздыхая,
И что ж увидела? – На ложе из цветов
Она покоится в объятиях Зевеса;
  Меж ними юная любовь, –
И пала таинства прелестного завеса.
  Сим примером научитесь,
  Розы, девы красоты;
  Летним вечером страшитесь
  В темной рощице воды:
  В темной рощице таится
  Часто пламенный Эрот;
  С хладной струйкою катится,
  Стрелы прячет в пене вод.
  Сим примером научитесь,
  Розы, девы красоты;
  Летним вечером страшитесь
  В темной рощице воды.