Коукс и Бакстер. Компиляция]

Глава 35

Понедельник, 14 июля 2014 года

11 часов 57 минут утра

Добрых двадцать минут спустя сирены неожиданно умолкли, хотя эхо от них еще долго отдавалось призраками от высоких сводов купола Грейт-Холла. Когда вой в ушах постепенно затих и в зале судебных заседаний воцарилась более уместная для него тишина, до слуха детектива донесся другой звук — неровные шаги приближавшегося к двери человека. Волк никуда не уходил и продолжал сидеть в галерее. Стараясь дышать как можно ровнее, он сжал кулаки, и костяшки его пальцев побелели.

В самый неподходящий момент в памяти всплыло смутное воспоминание: яркий свет, заливающий длинный коридор, оглушительный звонок телефона, кто-то подходит и отвечает. Пациент? Медсестра? Он не помнил, кто в тот момент прижимал к уху трубку телефона. Ему хотелось крикнуть, позвать на помощь, предупредить, но он, помимо своей воли, уступил перед этой иррациональной реальностью, пусть даже только на короткое мгновение.

Тот же самый страх охватил его и сейчас.

Он напряженно прислушивался к неторопливым шагам и подпрыгивал каждый раз, когда очередная старая деревянная створка с грохотом распахивалась под громоподобным ударом кулака и утробно стукалась о косяк.

На несколько секунд воцарилась тишина. Волк затаил дыхание.

Где-то внизу скрипнула натруженная петля и завибрировала открываемая дверь. Волк во все глаза смотрел на пустой зал. Вот шаги возобновились вновь, и под галереей выросла облаченная во все черное фигура. Голова пряталась в складках большого капюшона длинного плаща.

У Волка разгулялось воображение: ему казалось, что из вестибюля суда, сквозь лавину камня и пыли, лично явился Писарь Божий, ангел Метатрон, чтобы вершить над ним правосудие.

— Должен сказать… — начал Масс.

Каждый слог звучал так, будто его вырывали из него клещами. Когда он выплевывал приглушенные капюшоном слова, в искусственном свете зала поблескивали капельки слюны.

— Должен сказать, ты произвел на меня впечатление тем, что остался.

Он прошелся вдоль ряда скамеек, проводя белыми, будто у скелета, пальцами по полированной поверхности и забытым во время эвакуации вещам. Волка тревожило, что Масс даже не посмотрел на него, хотя, вероятно, точно знал, где он стоит. Волк сознательно выбрал этот зал судебных слушаний, но вдруг понял, что Масс ждал его именно здесь.

— «Любой трус примет бой, если уверен в победе, но дайте мне человека, который бросается в бой, не сомневаясь, что проиграет», — процитировал Масс, поднимаясь на помост судьи.

Когда человек в капюшоне снял со стены Меч Правосудия, в груди у Волка похолодело. Масс обхватил длинными пальцами золотистую рукоять и, звякнув железом, медленно вытащил оружие из ножен. Убийца на мгновение умолк, залюбовавшись острым клинком.

— Это сказал Джордж Элиот, — задумчиво продолжил он, когда по темным деревянным панелям побежали металлические отблески, — думаю, ты бы ей понравился.

Масс поднял над головой бесценную историческую реликвию, взмахнул ею и резко опустил на стоявший посреди зала стол.

Длинный, тяжелый, хотя и тупой клинок глубоко врезался в дерево и слегка покачнулся, когда убийца сел на скамью.

Чем дольше Волк терпел присутствие Масса, тем больше у него сдавали нервы. Он понимал, что под капюшоном скрывается обыкновенный человек — искусный, безжалостный, может даже гениальный убийца, но все же человек. Но не мог забыть ни пугающей правды о нем, которая легла в основу целой легенды, ни очарования, с которым погрузившийся в вечную апатию мир взирал на его последние деяния.

Масс не был демоном, но Волк понимал, что из всех, с кем ему когда-либо приходилось встречаться, он ближе всех стоял к Злу.

— Настоящий меч, — кивнул киллер на клинок, — причем его повесили над головами судей в зале, где всегда присутствует как минимум один подозреваемый в убийстве.

Он поднес к горлу руку и Волк понял, что монолог отнимает у него много сил.

— Ты, должно быть, любишь британцев. Даже после того, что ты сделал в этих самых стенах, они все равно больше чтут не столько безопасность и здравый смысл, сколько суету и традиции.

Масс мучительно закашлялся.

Волк воспользовался этой паузой, чтобы развязать шнурки на ботинках, хоть и не надеялся, что ему удастся подобраться к Массу достаточно близко, чтобы ими воспользоваться. Вытащив, он уже стал наматывать их на руку, но вдруг остановился — в этот момент убийца откинул капюшон с изрытого шрамами черепа.

Детектив видел фотографии, читал медицинские заключения, но они так и не дали ему более-менее точного представления о масштабе полученных бывшим солдатом увечий. Рубцы на его мертвенно-бледной коже образовывали целые реки с узкими притоками, которые то вспучивались, будто в половодье, то высыхали по мере того, как на его лице менялось выражение. Наконец, он поднял глаза и взглянул на галерею.

Проведя собственное расследование, Волк выяснил, что Масс был из аристократической семьи — частная школа для мальчиков, семейный герб, яхт-клубы. Когда-то этот человек был статен и красив. В его гнусных речах и сейчас присутствовали далекие отголоски изысканного, пусть даже и искаженного произношения, но видеть, как этот увечный, беспощадный киллер обращается к нему столь красноречиво, да при этом еще цитирует писателей Викторианской эпохи, было все равно странно.

Волк начал понимать, почему Масс отгородился от окружающих, почему так и не вернулся в семью к привычной жизни с ее неизменными атрибутами в виде благотворительных фондов и гольф-клубов, почему так отчаянно стремился возвратиться в армию: в реальном мире ему попросту больше не было места.

Блестящий ум, запертый в искалеченном теле.

Интересно, а смог бы Масс и далее оставаться нормальным членом общества, если бы его судьба сложилась иначе, если бы единственным последствием того взрыва было лишь крушение защитного фасада его аристократизма?

— Скажи мне, Вильям, на что ты надеялся? — спросил Масс. — Что маленькая Аннабель Адамс наконец упокоится с миром, зная, что за нее отомстили?

Детектив не ответил.

На лице Масса расцвела кривобокая ухмылка.

— Ну что? Ты насладился благодатным теплом, когда мэр вспыхнул, как свечка?

Волк, помимо своей воли, покачал головой.

— Нет?

— Я не хотел всего этого, — прошептал Волк, не в состоянии совладать с собой.

— Не хотел, но сделал! — захохотал Масс. — Это с ними сделал ты!

— Я повредился рассудком, меня переполняла ярость, я сам не ведал, что творю! — Волк злился на себя и знал, что своим поведением подпускает к себе Масса все ближе и ближе.

Убийца тяжело вздохнул.

— Я очень расстроюсь, если ты, подобно многим другим, скажешь, что «не это имел в виду», что «хочешь расторгнуть сделку» или что «обрел господа». Последнее мне нравится больше всего, и если ты, по чистой случайности, действительно его обрел, мне было бы чрезвычайно любопытно узнать, где же он прячется, этот маленький козел.

Масс сипло захохотал, но его смех почти сразу же перешел в душераздирающий кашель. Волк за это время успел собраться.

— А я очень расстроюсь, если ты окажешься одним из этих эксцентричных придурков, которые…

— Я не придурок! — перебил его Масс, закричав намного громче, чем Волк от него ожидал, и вскочил на ноги.

Напряженную атмосферу прорезал вой приближающихся сирен. Масс в ярости сплюнул на пол зала судебных заседаний сгусток кровавой пены. Каким бы страшным ни был охвативший его приступ гнева, детектива он только раззадорил.

— …которые объясняют собственную безысходность и извращенность голосами в голове. Ты убиваешь по тем же причинам, что и все остальные — это позволяет слабаку чувствовать себя могущественным.

— Будешь делать вид, что не знаешь кто я? Точнее что я?

— Я прекрасно знаю, кто ты, Летаниэл. Ты просто свихнувшийся эгоцентричный психопат! Никчемная пустышка! Еще один придурок в больничной пижаме.

Взгляд, который на него бросил Масс, Волка покоробил. Обдумывая ответ, он оставался зловеще спокойным.

— Я нетленен, бессмертен, я вечен! — самоуверенно заявил он.

— Вот смотрю я на тебя с этой галереи, и что-то не кажешься ты мне ни бессмертным, ни нетленным, ни вечным, — ответил Волк, стараясь чтобы его голос звучал как можно тверже. — По правде говоря, у меня такое впечатление, что ты вот-вот сдохнешь от банального насморка и мне даже не представится шанс с тобой разделаться.

Масс нервно провел рукой по глубоким бороздам на коже.

— Все это когда-то принадлежало Летаниэлу Массу, — спокойно произнес он, будто предаваясь воспоминаниям, — он был хрупок и слаб, потом сгорел в огне, и в оставшийся после него резервуар вселился я.

Он встал, выдернул церемониальный меч из деревянного стола и спустился с помоста судьи.

Сирены были уже совсем рядом.

— Пытаешься разозлить меня? Вот за это я тебя и люблю, Вильям! Ты решителен и дерзок. Когда в суде говорят, что нужны доказательства, ты их фабрикуешь. Когда жюри присяжных оправдывает подозреваемого, ты собственноручно забиваешь его чуть ли не до смерти. Тебя выгоняют, но потом берут обратно. И даже глядя смерти в лицо, ты отчаянно цепляешься за жизнь. Поверь, я в восторге.

— Ни дать ни взять мой фанат… — издевательски сказал Волк.

— Может, тебя отпустить? — спросил Масс с таким видом, будто подобная мысль только сейчас пришла ему в голову. — Да нет, ты и сам знаешь, что так не получится.

Сирены умолкли, давая понять, что все здание вот-вот заполонят собой вооруженные полицейские.

— Они уже здесь, Масс, — сказал Волк, — ты не можешь сказать им ничего такого, чего они не знали бы. Игра проиграна.

Волк встал, собираясь уйти.

— Судьба… рок. Какая жестокая вещь жизнь, — сказал Масс. — Ты даже сейчас не допускаешь мысли, что умрешь в этом самом зале. С какой стати? Все, что тебе нужно сделать, это выйти вон в ту дверь и больше не возвращаться. Давай. Иди, не жди.

— До свидания, Летаниэл.

— Как же мне грустно видеть тебя таким рабски покорным. На тебе же сейчас намордник! Это… — Масс махнул рукой на Волка. — Это не Вильям Коукс, не тот детектив, который взвешивает все шансы, принимает мудрые решения и демонстрирует здравый инстинкт самосохранения. Настоящий Вильям Коукс — это ярость и огонь, человек, которого посадили под замок, который обратился ко мне, требуя мести, человек, чуть не втоптавший убийцу вот в этот самый пол. Настоящий Вильям Коукс выбрал бы спуститься сюда и умереть.

Волк нервничал. Не понимая, чего добивается Масс, он потихоньку стал пятиться к выходу.

— Роналд Эверетт был крупный мужчина… — бросил Масс, когда Волк уперся спиной в дверь. — Около тринадцати пинт крови… А может больше? Мы договорились, что он умрет с достоинством джентльмена. Я сделал ему в бедренной артерии небольшую дырочку и он, истекая кровью на полу, рассказывал мне о своей жизни. Все было так тихо… спокойно. Через пять минут появились первые признаки гиповалемического шока. Потерю крови к этому времени я бы оценил процентов в двадцать — двадцать пять. Через девять с половиной минут он потерял сознание, а через одиннадцать его обескровленное сердце остановилось.