Жаркое лето и зима 1918

Станичники, сердца которых клокотали яростью, довольно бодро продвигались вперёд, шаг за шагом, вгрызаясь в массу красноармейцев. Это была чисто мясорубка. Летели брызги, сабли разили плоть, разрубая мышцы и кости, распарывая хрящи и связки, смертоносные штыки со звоном высекали искры, сталкиваясь друг с другом. Некоторые воины в азарте схватки бросили оружие и сражались голыми руками, пытаясь задушить противника или выдавить ему глаза. Размышлять о дикости и ужасе было некогда. Вперед! Сбивать с ног все новых врагов. Наносить один удар за другим. Сломить их волю!

– Мы побеждаем, станичники! – закричал разгоряченный сотник, убивая врагов, которые пытались оказать ему сопротивление. – Ублюдки дрогнули! Бейте их!

Выражение его лица напоминало застывшую маску ненависти и ярости.

-- Тесните, сминайте их, не давайте опомниться, рубите гадов! - отозвался с хищным азартом сражающийся донской генерал, пытающийся пробиться к Ворошилову, чтобы убить его. - Момент внезапности, равно как и стремительность броска, не будут длиться вечно! Ломи их, братцы! Круши!

Время отдавать приказы истекло – сейчас он был таким же бойцом, как и остальные казаки. Говорили, что в сражении он начинал побеждать уже одним взглядом, а заканчивал силой рук.

Пена с морды его могучего коня, бесстрашно рвущегося к красному командарму, отлетала обороняющимся прямо в лицо. Вокруг бурным морем расстилалось бурно кипящее, орущее скопище пехоты и конников. Повсюду лилась кровь, и люди и лошади кричали от испуга и боли. Режь! Коли! Накал битвы сразу достиг своего предела.

Отряд Фицхелаурова, состоявший из людей злобных и яростных как волки, действовал решительно, но зловещие красноармейцы значительно превосходили нас числом. Сейчас наступил тот самый момент, когда исход схватки балансировал на кончике меча. К счастью, большевики, не привыкшие храбро воевать, быстро сломались. Слишком большие потери они уже понесли. Желание воевать покидало красных, сливаясь, словно моча в канализацию. И хотя нападавших казаков было не слишком много, но их отчаянная отвага не оставляла никаких сомнений в исходе боя. Сражение быстро превратившись в кровавую бойню.

Черепа раскалывались на куски, кровь лилась рекой, плоть разверзалась страшными ранами, лопаясь на куски, когда пули и острия пик насквозь пронзали тела солдат, смерть, как продажная девка, без разбора увлекала в свои темные объятия и безусых юнцов, и ветеранов многих битв. Под копытами лошадей возникла кровавая каша, вместо глухих ударов звучало мокрое чавканье — это ломались руки, ноги и позвоночники. Головы лежащих превращались в кровавое месиво.

На исход этой битвы еще можно было как-то повлиять, время шло на минуты, но Ворошилов, этот лживый шлюхин сын, как-то глупо сумел утратить последнее подобие командования над своими огромными войсками, в ужасе разбегающимися перед наступающим свирепым противником. Крики раненых, орущих от боли и ужаса, сливались в жалобный и протяжный вой. Из сочных алых ран так и хлестала кровь. Поражение красных, оборонявшихся довольно бездарно, каждый за себя, было сокрушительное. Ни дать ни взять - свиньи на убое. Повсюду зазвучали крики:

— Отходим! Отходим!

Сам Ворошилов со своей свитой возглавил поспешное отступление, больше похожее на паническое бегство, вздымая клубы пыли. Он уже понимал, что сражение проиграно и оставил свою Великую армию из рабочих и крестьян умирать. Единственная надежда для этих людей заключалась или в том, чтобы спастись бегством, или умереть быстрой и легкой смертью. Страх оказался заразителен. Кругом царила страшная паника, распространявшаяся по плотной толпе как лесной пожар жарким летом и красная пехота, перед лицом поражения и смерти, резво бежала по степи, иногда даже обгоняя конницу. Лишь только запахнет жареным, как большевики готовы бежать прочь, как куры безголовые, только бы свои жалкие жизни спасти.

Тех бегущих, кого казакам удавалось настигнуть, попросту безжалостно изрубали на куски, одного за другим. Слишком поздно они поняли, что обрекли себя на верную смерть. Впору тут воскликнуть: «Какое страшное самоубийство!» Теперь задачей донских повстанцев, ревущих от ярости, было добить противника, истребив всех, вплоть до последнего человека.

Несколько раскачегаренных эшелонов на всех парах уносили свои побитые пулями и осколками вагоны вперед, под прикрытие действующего где-то в авангарде эрзац-бронепоезда. Красные знамена, объединившие против нас целую нацию, охваченные ужасом беглецы просто во множестве побросали на землю. Потери были колоссальные. Похоже, Бог в этот страшный день оказался на нашей стороне. Это был день скорби и печали для Советской Украины. История, казалось, поворачивалась на 360 градусов. Одним могучим ударом генерал Фицхелауров уничтожил большую часть армии этого новейшего государства и его лидеров. Поставил им детский мат в два хода.

Уцелевшие кровавые остатки великих армий большевиков, эти мерзкие клубки пороков, совсем еще недавно реявшие на пике могущества, а теперь подобные дворняжкам с консервной банкой на хвосте, все же продолжали существовать и портить нам жизнь. Им удалось с боями пробиться дальше на восток, сметая все, что осмелилось преградить им дорогу к спасению.

Они упорно стремились на соединение с местным Морозовским отрядом красных, что поставило северные партизанские войска генерала Мамонтова в весьма критическое положение, вынудив казаков отбиваться сразу на две стороны. Хотя Мамонтов волк еще тот, самыми отмороженными у нас считались "лорды Пограничья" – а генерал был как раз из тех мест.

Но дело обстояло там неважно. Можно сказать: хреново. Помрачневшие большевики, оправившись от разгрома, мечтали о реванше. И шанс у них был неплохой. Мобилизовав все мужское население до 55 лет включительно, донские партизаны, солдаты до мозга костей, сумели собрать для обороны наших западных станиц всего 4 тысячи человек. Маленький отряд смертников! Спартанцы на Фермопилах! Нам нужен каждый, кто сумеет держать в руках оружие. И лишь тысяча из наших ополченцев была вооружена огнестрельным оружием: винтовками, охотничьими ружьями и дробовиками.

Остальные брали в руки все, что придется: топоры, вилы и лопаты. Почти половина бойцов была вооружена дрекольем - древками пик без наконечников. Плохое вооружение казаков совершенно не смущало и они не собирались отступать. По сути дела, им вообще некуда бежать, так как они были окружены. Они могли лишь стоять и обороняться на одном месте и умирать там.

Естественно, что против многочисленных бронепоездов, броневиков, аэропланов и артиллерии большевиков они бы не выстояли . У красных после разгромного поражения на западе области еще оставалось под ружьем около 36 тысяч человек, включая местные подкрепления и гарнизоны. А побитый пес может больно укусить.

Чтобы спасти отчаянное положение, было приказано храброму генералу Фицхелаурову во что бы то ни стало разбить эту группу противника. Основное ядро казачьих войск составили закаленные в боях части, взявшие г. Алексадровск- Грушевский. Кроме того, к ним были присоединены отряды: 1-го Донского округа Войскового старшины Старикова, полковника Шиплова и есаула Веденеева и Донецкого округа: подъесаула Попова и Войскового старшины Конькова.

Поставленную перед ним задачу Фицхелауров блестяще выполнил, сбив с заранее укрепленных позиций после семидневного упорного боя, когда орудия громыхали от рассвета до заката, а подкреплений больше не осталось — ни одного человека, Морозовский отряд красных. Тот, ежась от злости и уничтожая склады, отступил дальше на восток, в район станции Суворино, что находится на железнодорожной линии Лихая-Царицын. Целые составы, состоящие из пригнанных на Дон с северных и западных станций вагонов, теперь отступающие враги поджигали. Слава богу, что не все.

Кстати сказать, эти победы не всегда легко давались казакам. Здесь ситуацией владели красногвардейцы, и они не собирались сдаваться. В материальном же обеспечении они просто купались. А численностью нас превосходили в разы.

Грохотала артиллерия, трещали винтовки. Канониры большевиков хорошо знали свое дело, целясь картечью чуть впереди атакующих казаков, так чтобы все осколки отскакивали нам прямо в лицо. У нас людей и оружия не хватало катастрофически. Красные временами оказывали необычайно упорное сопротивление, особенно если они, успев основательно похозяйничать, уже награбили достаточно имущества, которое держали при себе. В таких случаях, не желая расстаться с награбленным, красногвардейцы проявляли большую стойкость и иногда встречали конные атаки донцов даже штыками.

Отличное вооружение, богатая техника, включительно до броневых автомобилей и поездов, большие запасы огнестрельных припасов и, наконец, владение железными дорогами -- сильно облегчали красным оккупантам условия для успешного продолжения борьбы. Кроме того, красным завоевателям сильно помогали «большевизированные» части кадровой российской армии, расквартированные на юге страны. Добро сражалось со Злом всерьез, без всяких комплексов.

Среди отбитой добычи в красногвардейских поездах нередко можно было найти абсолютно все, начиная от богатой домашней обстановки, огромных роялей ( интересно кто на них собирался музицировать?), колясок и кончая дамской парфюмерией и бельем, а так же дорогими винами, вплоть до шампанского. Так как эти мерзкие "товарищи", убегающие с фронта домой, попутно в больших городах совершали набеги и без разбора грабили все, что им попадалось, набивая этим добром свои эшелоны.

Первое время захваченную у врагов добычу казаки дружин и полков считали собственностью своей части. Оружие давали казакам, которые еще его не имели, снаряды и патроны оставляли себе, а все остальное слали в станицу, как подарок женам или в общую станичную казну.

К пленным, из числа пришлых большевиков, казаки относились, в общем, свысока, пренебрежительно и чаще безразлично. Без суда их не расстреливали. Таких пленных использовали, главным образом, на черных работах у себя, или с той же целью отсылали их в глубокий тыл.

Зато пленным "красным казакам" пощады не давали. Градус ненависти зашкаливал. Глубина конфликта между Доном и большевистскими захватчиками не оставляла сомнений насчет того, какая судьба ждет тех несчастных, которые попадут в плен к врагу. Один лишь Ленин знает, зачем "красный император" так сильно возжелал прибавить наши вольные степи к огромной Советской империи. Были многочисленные случаи, когда отец сына или брат брата приговаривали к смертной казни.

Характерна здесь судьба бывшего всесильного диктатора Донской Советской Республики Подтелкова, того, что пользовался самой скверной репутацией мошенника, палача и фальсификатора, и его людей. Когда начались казачьи восстания, то Подтелков с отрядом в 75 человек ( все казаки), резко "утомился и стал нуждаться в отдыхе".

Предатели резво бежали из Ростова в родные станицы, чтобы там спокойно отсидеться, пока текущая обстановка не прояснится. У хутора Пономарева красный диктатор был захвачен, вместе с двумя своими помощниками и 73 казаками его конвоя. По получении об этом донесения, было решено не доставлять его в Новочеркасск, а судить за предательство их прямо на месте. Полевой народный суд, состоявший исключительно из рядовых казаков, приговорил Подтелкова и его двух помощников к повешению, а 73 казака конвоя к расстрелу.