Дон Алехандро, человек и чародей

Глава 11

Почему-то я думал, что на кладбище народ придет после храма, но нет: как растолковал мне Серхио, сначала тело предают земле, а уж потом близкие идут молиться за то, чтобы душа благополучно добралась туда, откуда уйдет на перерождение.

По виду близких не было похоже, что это их волновало хоть немного. Семья Торрегроса явно тяготилась затянувшейся церемонией прощания. Траурный цвет в этом мире тоже был черным, и хотя дело шло уже к вечеру, но солнце все равно прилично припекало, нагревая одежду всех родственников. По покрасневшему лицу упитанного дона Торрегроса вовсю тек пот, который он временами утирал изрядно промокшим платком. Его супруга оказалась намного стройнее и страдала под черным кружевным зонтиком. Веер на похоронах, скорее всего, был неуместен, поэтому она мотыляла перед лицом черным же кружевным платком и с нетерпением поглядывала на толпу, желающую проститься с погибшим. Брат и сестра Алехандро откровенно ждали, когда все закончится. На их лицах не было и следа печали. Стоя над закрытым полированным гробом темного дерева, они говорили о чем угодно, только не о смерти: по лицам то одного, то второго пробегало выражение полной удовлетворенности жизнью. Наверное, прикидывают, как будут делить полученные от короля деньги…

— Не слишком-то тебя любили, — не преминул заметить Шарик.

— Ты про родственников? Мне тоже так кажется.

Желания пообщаться с кем-то из семьи у меня и раньше особого не было и сейчас не возникло. А вот с девицей, которая рыдала так, что родные ей указывали на неприличность поведения, — напротив. Уж она точно переживала за погибшего. Но лезть на рожон без минимума информации?

— Пацан, — окликнул я вертевшегося рядом мальчишки и повертел в руках половинку обра, — не подскажешь, кто это так убивается?

— Так это, невеста покойного, — бодро ответил он, завороженно глядя на монетку в моей руке. На меня самого он старался не смотреть — пугали, наверное, вид клубящейся тьмы под капюшоном и опасный ками на плече.

— Он разве был помолвлен?

— Объявления не было. Они сбежать собирались, поэтому сеньорита вручила Торрегросе сто доранов, чтобы он все подготовил. А он взял и умер. И она теперь и без жениха, и без денег.

Желание общаться с девицей исчезло тут же. Нет, мне чужих невест и чужих долгов не надо. А пацан, желая получить заветную монетку, вываливал на меня тонны ненужной информации и даже свои размышления о том, почему влюбленным не разрешали пожениться. Заткнуть этот поток можно было только одним способом, поэтому я спросил напоследок:

— Где находится дом Торрегроса? — И протянул пацану монетку.

— Вон по той улице пойдете, справа будет. Узнаете сразу по флагам.

— Флагам?

— Так траурные флаги же.

Монеток он больше не видел, поэтому держался куда менее уверенно и шаг за шагом отступал от опасного мага.

— Пойдем грабить? — деловито спросил Шарик.

— Ты про деньги, которые принадлежат сеньорите? В доме их может не быть.

— Если есть — найдем. Но при одном условии.

— Каком?

— Чтобы не вздумал корчить из себя благородного и возвращать. Нам нужнее.

Девушку было жалко, но себя было жальче, поэтому я заверил Шарика, что излишним благородством страдать не собираюсь, особенно если результат этого благородства прямо укажет на то, что Торрегроса выжил. Я тронул Серхио за рукав, и мы пошли к выходу с кладбища. Делать здесь было больше нечего, и без того привлекли ненужное внимание. Это было плохо, но мага с поэтом вряд ли свяжут, да и в Вилье мы не задержимся.

— Передумали с родными разговаривать? — спросил Серхио.

— Передумал.

— И правильно. Куда дальше?

— Нужно попасть в дом Торрегроса. Сейчас туда сходим, посмотрим.

— Балбесина, нужно не туда идти, а на постоялый двор, — злобно зашипел Шарик. — Там оставляем твоего друга и под невидимостью идем в дом Торрегроса. Нам не нужно, чтобы тебя посчитали грабителем, если вдруг поймают.

Я сообщил о предложении ками Серхио, и мы свернули к постоялому двору. На глаза внезапно попалась книжная лавка, вся в траурных украшениях. На витрине были башенка из книг и портрет, подозреваю, что сильно приукрашенный, Алехандро Торрегросы, потому что доставшееся мне лицо не было столь одухотворенно-красивым. Как говорила одна из моих подруг: «Вы, физики, опошляете все, чего касаетесь», может, это справедливо и для физиономий?

Но в лавку я все-таки зашел и поинтересовался, постаравшись по возможности сделать голос ниже и солиднее:

— Могу я приобрести книгу Алехандро Торрегроса?

Продавец вздрогнул, потому что Шарик, не предупредив меня, добавил в голос раскаты грома. Но у людей торговли страх надолго не задерживается при возможности получить прибыль.

— Вам с автографом или без?

— С автографом? — удивился Серхио. — Торрегроса же умер…

— Вам повезло. Несколько книг осталось, — сообщил продавец. — Дон Алехандро подписал их перед самой смертью. Всего один доран — и книга с автографом у вас.

Развил дар убеждать продавец по максимуму: он так смотрел, так играл голосом, так тыкал мне в лицо книгой, раскрытой на странице с автографом, что я чуть было не поддался. Но вовремя сообразил, что таких автографов он может рисовать десятками, а образец почерка я увижу в доме Торрегроса совершенно бесплатно. Кроме того, золотой — слишком дорогая плата за мое любопытство.

— А без автографа?

Продавец принял вид оскорбленного в лучших чувствах и не столь убедительно вытащил две точно таких же книги:

— Вот. Две плейты за обычную и три плейты за книгу с вложенным клочком ткани от камзола дона Алехандро, в котором тот погиб. Уверяю вас, это совсем недорого, зато вы получите частицу нашего прекрасного поэта, безвременно от нас ушедшего.

Поскольку одежда, в которой меня убили, была на мне, то сомнения в подлинности автографов только усилились. И не только у меня.

— Мы берем за две плейты, — решил Серхио и вытащил кошелек.

— Но если вы передумаете, мой магазин всегда открыт для покупателей, — кисло сказал продавец. — Клочок камзола можно будет докупить отдельно. Но имейте в виду, что он будет стоить полторы плейты отдельно от книги.

Тонкая книга с изображением на обложке прекрасной девы на качелях носила заурядное название «Лунный свет». В него и погрузился Серхио перед нашим с Шариком уходом на дело.

Я, правда, предлагал отложить посещение дома Торрегроса на ночь, но ками растолковал, что на ночь все приличные семьи включают магическую охранную сигнализацию, от которой такой, как я, не защитится, а такой, как ками, пройти может, но только один, без меня. А так, в симбиозе, мы прекрасно доберемся незамеченными куда надо.

— Ты пока тренируй то, что умеешь. Тот же отвод. Чем больше практикуешь — тем лучше получается. — Ками важно расхаживал по моему плечу, не смущаясь малым количеством места для променада. — Поэтому я сейчас чародейскую энергию тратить не буду, чтобы иметь запас. Трать свою.

— У тебя тоже моя, — заметил я.

— Не придирайся. Мне твоя пока с потерями достается и долго, так что давай, показывай, что ты не только поэт, но и чародей.

— От поэта тут ничего не осталось. — Я ткнул себя в грудь. — А чародея пока нет.

— Нужно, чтобы он появился как можно скорее, иначе все мы трупы. Короче, Хандро, давай действуй. Я проконтролирую. — После того как я скептически на него посмотрел, Шарик скромно добавил: — Не так, как на Изнанке. Если что-то пойдет не так, скажу сразу. Итак, план таков: сейчас ты отправляешь на себя чары отвода глаз, а как подойдем к дому Торрегроса, я ставлю невидимость, о чем тебе сообщаю. И если что-то с твоими чарами будет не то, тоже сообщу.

На том и порешили, из номера я выходил под собственными чарами. Не знаю, насколько качественными они получились, но на меня не обратили внимания никто из тех, кого мы встретили. О да я чего-то стою, как чародей!

— Чародеям твой отвод — раз плюнуть, — тут же спустил меня на землю Шарик. — Но я чародеев не чувствую. Они — птица редкая.

— В Сангреларе они встречались часто.

— Так то Сангрелар…

Дом с траурными флагами показался мне знакомым, да что там — знакомым, при его виде в груди разлилось тепло, как при встрече с давним знакомым или с кем-то родным и любимым.

— Невидимость набросил, можешь отвод снимать, — деловито отрапортовал Шарик. — Дуй к черному ходу. А еще лучше — ищи приоткрытое окно и лезь туда. Только тихо лезь, не создавая шума.

Приоткрытое окно нашлось раньше, чем черный ход. Чтобы залезть, пришлось попотеть — руки так и не отошли от упражнений с саблей, которую я не рискнул с собой брать, оставил в номере. Я прежний вскочил бы на подоконник безо всякого труда, но сейчас подтягивался из последних поэтических сил.

— Хилый ты какой, Хандро, — прокомментировал мои потуги Шарик. — Для чародея такое отношение к собственному телу — позор.

— Серхио обещал со мной позаниматься. Куда теперь, знаток домов?

Ками зашевелился на плече заперебирал лапами, и из меня выстрелил яркий толстый фиолетовый луч, из которого ответвлялись лучики потоньше.

— Шарик, ты сдурел⁈ — чуть не в голос заорал я. — Нас же засекут!

— Не боись, не засекут. Только чародей это видит. Чародеев тут нет, будь уверен. Выбирай ветку потолще и иди по ней.

Ветку? Я пригляделся — действительно, луч напоминал дерево, от которого в разные стороны отходили ветки. Самая толстая определилась сразу и привела меня наверняка в личную комнату Алехандро Торрегроса. Дверь, к нашему счастью начинающих взломщиков, оказалась приоткрытой. Только там, за этой дверью, кто-то настолько самозабвенно рыдал, что даже не заметил, как я прошел в комнату.

Девушка в одежде служанки сидела на полу у кровати. Она гладила валяющееся на кровати подобие гитары с пошлым пышным желтым бантом на грифе и в перерывах между завываниями приговаривала: «Как ты мог меня бросить?», «Как ты мог, Алехандро?» и «Что со мной теперь будет?».

— А ты, оказывается, тот еще ходок, — неодобрительно бросил Шарик. — Сколько еще сеньорит, которым ты что-то наобещал, рыдает по углам?

— Если ты забыл, то напомню. Конкретно я никому ничего не обещал, а тот, кто обещал, умер, а значит, все обещания слетели. И мне кажется, девица больше жалеет себя, чем покойного.

— Это да. А нам что делать? — проворчал Шарик. — При ней комнату не обыщешь. Моей невидимости не хватит, чтобы заглушить звуки. Нашла где сопли распускать.

Но тут из коридора донеслось: «Селеста, куда ты запропастилась? Вот ленивая девка!» и служанка последний раз всхлипнула, утерла слезы, сказала на прощанье: «Чтоб ты сдох, сволочь» и ушла, тихо прикрыв за собой дверь.

Ее лицо, хоть и опухшее от слез, было на редкость миловидным, а фигура отличалась приятными выпуклостями, но ненависть, которая прозвучала в ее словах, сделала девушку куда менее симпатичной в моих глазах. Ибо смерти она желала теперь уже мне.

— Чего застыл. Ищи, пока рядом никого.

— Чего искать? — спросил я.

— Тайники.

— А магией?

— Обленился ты, как я погляжу. — Четырьмя лапами из восьми ками уперся в бока, принимая позу сварливой хозяйки. — Уже ручками поработать не хочешь, все на меня рассчитываешь. Закрой глаза и поднапрягись, почувствуй, куда тебя тянет. Не зря же ты рвался в Вилью.