Сакура-ян

(позже, в кабинете директора исправительного учреждения «Анян»)

— Госпожа директор, благодарю вас за предоставленную возможность общения с моим адвокатом. — говорю я, вежливо наклоняя голову. — Понимаю, в данный момент вы имели все основания отказать, но всё же пошли навстречу. Это очень ценно для меня…

Директорша с удовлетворением смотрит на меня, видимо довольная «политесами». Хотя она сама была заинтересована этом разговоре и можно было не расшаркиваться, но тут такое. Восток — дело тонкое. Благодарить и кланяться, кланяться и благодарить, — вот правильный путь здешней девушки, ведущий в никуда. Вначале следует выказать уважение, а потом переходить к делам.

— Мне сообщили, что младший наследник Ким ЧжуВон, из семьи владеющей корпорацией «Sea Group», организовал сбор подписей под прошением к президенту страны с прошением о моём помиловании…

Прикроемся «оппой». Всё равно он придёт договариваться. С него не убудет.

… - Он уверен в положительном решении данного вопроса, но вместе с тем выставил ряд условий, которые я согласилась выполнить. Госпожа, обещаю впредь не нарушать дисциплину и активно участвовать в общественной жизни «Анян», для создания благоприятного о себе впечатления…

Директорша одобрительно кивает. Наверное, думает — «где же ты раньше была?» или ЧжуВон, — «где раньше был»?

— Господин младший наследник так же порекомендовал, пока решается вопрос, — не сидеть сложа руки и сделать для страны нечто ещё, способное поднять её международный престиж…

Вообще-то это чисто моя придумка. Но «генерить идеи» здесь прерогатива исключительно мужчин, а мне сейчас необходимо «слиться с корейским обществом» и не «отсвечивать». Поэтому… Противно, да. Но отомстить и выйти на свободу хочется сильнее обидки. Просто добавим сей пунктик в список претензий к Стране утренней свежести. С надеждой когда-нибудь огласить его целиком.

— … Он предложил написать ещё одно произведение, достойное мировой литературной премии и тем самым укрепить нацию в мысли о том, что Пак ЮнМи странная, но её можно простить, раз она раскаивается и работает на благо страны…

Директор чуть слышно хмыкает. То ли удивляясь услышанной самоуверенной наглости, то ли ещё чему.

— Ты точно — «раскаиваешься»? — спрашивает она.

— Госпожа, как только удасться выяснить, за что именно мне нужно это сделать, мгновенно сообщу, — да или нет. Пока же…

Я неопределённо пожимаю плечами.

… всё словно в тумане.

Аджума через стол оценивающе смотрит на меня.

— Согласно установленным правилам, все, отбывающие наказание, работают. — продолжаю объяснять дальше свою идею. — С целью приобретения профессии и улучшения личного материального положения и общего социального уровня жизни здесь. Подумав над словами господина Ким ЧжуВона, хочу предложить вам на рассмотрение вариант моего более эффективного использования для нужд «Анян». Как свежеиспечённый лауреат премии «Хьюго», давайте я обращусь к какому-нибудь крупному книгоиздателю с предложением написать, допустим, роман, который он потом издаст и продаст. Из полученного гонорара, согласно условиям составленного договора, скажем, тридцать процентов будут пожертвованы на нужды местного общества. По моим представлениям, можно надеяться на сумму контракта около трёхсот тысяч долларов. Уверена, прибыль от меня в сто миллионов вон, за два года на швейном производстве не получить никак. На это потребуется, наверное, лет двести.

Директор озадаченно смотрит на меня.

— Тебе так просто писать книги? — удивлённо спрашивает она.

— Просто такое устройство головы досталось. — отвечаю я, с желанием принизить себя в глазах «решающей». — Кто-то хорошо играет в баскетбол, кто-то придумает сценарии к кинофильмам или отличный рассказчик, а у меня в голове слова удачно друг с другом складываются.

— Но сценарии, это ведь тоже, можно сказать, — книга?

— С кинематографом лучше не связываться. Там слишком много вовлечённых сторон. Невозможно предугадать, сколько придётся ждать пока какой-нибудь режиссёр захочет воплотить написанное. Всё это время — денег не будет. С литературными произведениями в этом плане проще. Только автор и издатель. Полгода на работу, сроки не сорваны — получите деньги.

— А ты сможешь уложиться в полгода? — оценивающе окидывают меня взглядом.

— Всё зависит от условий работы. Если не отвлекать, то… думаю, можнои быстрее. По мне так в одиночном заключении абсолютно рабочая обстановка. Сиди, твори, концентрируясь на одном деле. Скажу честно, — так раздражают «прыжки» между разными занятиями. В агентстве меня этим просто утомили.

— Хочешь и дальше находиться в одиночной камере?

— Одно из условий улучшения и ускорения процесса, госпожа. Всё-таки, будем откровенны, в этих стенах со всей страны собраны одни отрицательные девиантки, не сумевшие встроиться в общество. Заводить среди них подруг нет никакого желания. Да и просто неинтересно. Между нами слишком разный уровень.

— «Отрицательные девиантки»?

— Бывают и положительные, как, например, я. Но их тоже не любят, поскольку их поведение так же не соответствует общепринятым ценностям и нормам. Однако, подобных порою терпят, поскольку они способны делать деньги. Предлагаю вам заняться именно этим.

Директриса иронично хмыкает.

— «Терпеть»?

— И делать деньги. — добавляю я и выкладываю ещё один козырной аргумент. — Уверена, — без вашей доброй воли ничего не выйдет. Поэтому, планирую так и написать на первой странице книги, — «С искренней благодарностью госпоже Ким НаБом. Без неё, это произведение не смогло бы увидеть свет». Или какую-нибудь более крутую фразу, которую пока не придумала. Посвящение, как музе.

Директорша, которой внезапно предложили стать богиней вдохновения, несколько раз изумлённо моргает в ответ.

— К тому же… — говорю я, вспомнив Остапа Бендера и решив добавить красочности. — … Произведения, получившие мировое признание, — навсегда остаются в сокровищнице человеческой мысли. Через сто лет, или через двести, если вдруг захотите, вот, пожалуйста, — произведения древних греков. Или, авторов Туманного Альбиона, или, брызжущих солнцем и жизнерадостностью итальянцев, или, — «Цветы для Элджернона» корейской писательницы Пак ЮнМи. Или её книга, ещё не написанная с дарственной надписью госпоже Ким НаБом. А возле ворот «Анян», прикрепят на стене скромную бронзовую табличку, в которой будет написано, что «Здесь, с 2015 по такой-то год, творила известная корейская писательница Пак ЮнМи». Во времена вашего руководства организацией. Сюда же будут экскурсии водить, госпожа!

«Гнилые стены коннозаводского гнезда рухнули, и вместо них в голубое небо ушел стеклянный тридцатитрехэтажный дворец шахматной мысли…» — глядя на выражение лица собеседницы вспомнилось мне из «Двенадцати стульев». Но аджума оказалась крепче васюкинских любителей шахматной игры. Спустя пять секунд дурман рассеялся.

— ЮнМи, если бы не знала о твоих успехах, то подумала, что ты — авантюристка. — помолчав, произнесла охмуряемая директриса. — Но поскольку они известны, то скажи, — ты посланница ада, ввергающая в соблазн?

— Ничуть не прикрасила последствия, госпожа. — недовольно, но стараясь не подавать виду, отвечаю я. — Единственным слабым звеном во всё выше сказанным является одно — понравится ли книга читателям?

— Мне кажется, — это как раз самое главное. — иронично замечает собеседница.

В ответ пожимаю плечами.

— Здесь как на бирже. — говорю я. — Ничего точно неизвестно, пока не откроешь позицию.

— Теперь мне доподлинно известно кто уговорил свою онни заняться финансовыми спекуляциями…

Молча смотрю в ответ, думая, — стоит ли рассказывать о жадных завистниках? Прихожу к выводу бессмысленности сего действа.

Сижу закрыв рот. Пауза затягивается.

— У меня никогда ещё не было в подопечных столь неординарной личности. — нарушая тишину признаётся директор. — «Яркие» были, но все — с «отрицательной девиацией». Очень интересно пообщаться с человеком противоположного знака. Мне кажется, это единственный шанс в моей жизни…

Профессионал со стажем оценивающе смотрит на меня. Я поощрительно улыбаюсь в ответ, поняв, что «наживка проглочена».

— Итак, что же ты хочешь? — спрашивают меня.

— Отдельную камеру, возможность для работы и занятие танцами. Мне нужно будет держать себя в хорошей физической форме, чтобы голова соображала. И ещё. Сделайте так, чтобы ко мне никто не лез. Во избежание эксцессов.

— Достаточно скромно. — одобрительно кивает «договаривающая сторона». — Я думала запросы будут больше.

— Но вы же не сможете организовать мне занятие с преподавателем вокала?

Директриса пожимает плечами.

— Не знаю. — признаётся она. — Может, возможно будет расширить список доступных для обучения курсов и организовать группу занимающихся…

С большим интересом смотрю в ответ на столь заманчивое предложение. Это ж целых два года можно с пользой провести! Из пяти лет… Пять лет жизни! Какие же они сволочи, упрятавшие меня на такой срок!

— Тогда, если согласие достигнуто, мне нужен доступ в сеть для выбора книгоиздательства.

Директор отрицательно качает головой.

— Сначала будет комиссия. — говорит она. — Которая определит степень твоей вины за учинённую драку. Может быть, будет суд. Затем тебе назначат наказание. И вот после этого, можно будет уже приступить к осуществлению твоей задумки.

Вот те раз!

— Это же долго! — протестую я.

— ЮнМи, здесь не музыкальное агентство и не школа юных авторов. Здесь учреждение занимающиеся решением специфических задач, в котором на первом месте — закон. Всё остальное — после.

— Но за это время можно набросать примерный план произведения. — продолжаю упорствовать я. — Мне только нужно сказать — какой жанр коммерчески популярен в данный момент на рынке. И я начну думать, пока идёт разбирательство и определяются с наказанием. Вполне возможно, что ко времени, когда всё закончится, у меня уже будет в голове готов черновик, который останется перенести в файл и сделать правки. И взяться за новую книгу.

Директор озадаченно смотрит на меня.

— Остановись. — просит она. — Ещё нет первой, а ты уже готова приступить ко второй. Тебя, похоже, совсем не волнует ни предстоящая комиссия, ни расследование. Я права?

— «Всё преходяще, а музыка вечна», госпожа. — отвечаю я ещё одной неизвестной здесь цитатой. — Как любое другое творчество. Ведь только оно оставляет свой след в истории и душах людей.

— Ещё война. — подумав, говорит собеседница.

— Да. — киваю я. — Она и искусство.

— Кстати, а почему — тридцать процентов? — интересуются, переходя к конкретике. — Разве пятьдесят процентов это… не правильная пропорция?

— В моей семье сейчас фактически работаю только я. — коротко в ответ обрисовываю состояние своих финансов. — Плюс семья дяди, который после смерти оставил ей кучу долгов. Там тоже помогать нужно. Ещё агентство не желает выплачивать мне роялти за исполненные произведения. Поэтому, тридцать процентов — тот максимум, который могу предложить. В качестве компенсации обещаю работать быстро и много. Думаю, за год написать четыре — пять книг. Это примерно полмиллиона долларов.