Жена темного князя 3

Глава 13

К счастью здравый смысл победил. И через три дня, а именно столько потребовалось Барсяше, чтобы отнести в Гнездо Гурлинки записку и вернуться обратно с припасами, мы отправились в сторону Барьеров, ограждающих Мертвые земли.

Мы шли уже второй день, но Борис все еще немного дулся. Ему очень не понравилось, что в споре, которому они посвятили все эти три дня отдыха, я приняла сторону Леси. Мы даже немного поругались по этому поводу: он считал, что раз я его жена, то должна принимать его решения, даже если они кажутся мне неправильными. Ведь они продиктованы заботой обо мне. А я настаивала на том, что сама тоже могу отвечать за себя и, вообще, совсем не такая немощная, как думает Борис.

И он вроде бы слышал мои доводы, принимал их и соглашался, но потом снова начинал говорить, что я никуда не пойду, потому что я его жена.

С одной стороны я понимала: его упрямство обусловлено тем, что он страшно боится что, ведь как только я войду в туман, окутывающий границы, то он будет уже не силах защитить меня. С другой, такая излишняя забота душила и вызывала обиду: неужели Борис считает, что я настолько слабая и беспомощная, что без его поддержки не способна вообще ни на что? Пришлось напомнить ему, что я прожила в Мертвых землях уже довольно долго, а несколько первых и самых трудных месяцев, вообще, одна.

В общем, когда мы, наконец, вышли из лагеря, Борис обиженно хмурился и почти не разговаривал ни со мной, ни с Лесей.

Все наши припасы по-прежнему тащил Барсяша. Мы решили, что если он сумел добраться с ними от Гнезда Гурлинки до нас, значит и дальше сможет нести столько сколько нужно. А мы пойдем налегке… Ну, правда, кое-что, а именно теплую, но легкую куртку на меху, которую со своего плеча отдал господин Алксандр, мне пришлось надеть на себя. Не могу сказать, что мне нравился даритель, но тулупы, в которых ходили некроманты зимой, были настолько тяжелыми, что я не смогла бы стоять в таком одеянии. А еще одной шубки в моем гардеробе пока не было.

Шли мы не спеша… Пузик накануне поранил лапу и теперь Борис тащил его на руках. Это здорово замедляло наше передвижение. А может быть он просто воспользовался поводом задержать нас в дороге, надеясь, что я еще одумаюсь и решу никуда не ходить. Но я должна была знать, что там за Барьерами.

Я так никому ничего не говорила о своих подозрениях, ведь с логической точки зрения они казались абсурдными, но втайне продолжала надеяться, что там, за Барьерами, отделяющими Мертвые земли от остального мира, находится мой родной мир. Кусок железной дороги, который навел меня на эту мысль, никак не выходил из головы. Не может же быть, что люди в разных мирах создали совершенно одинаковые технологии? И пусть в Пределах Жизни и Мертых землях живут странные животные, растут странные растения, но там, где заканчивается магия, может же оказаться привычный и близкий мне мир с его городами, забитыми смогом и автомобильными пробками, с железными дорогами, самолетами и цифровыми технологиями? А вдруг?

— Гур? — мне в колено ткнулся Правый и, когда я опустила взгляд, жалобно взглянул на меня, — гур… гур…

«Картинка», которую он транслировал, сопровождая слезливыми подвываниями, говорила о том, что у бедной птицы страшно болит ножка, потому что этой ночью он наступил на огромную колючку, и теперь он не может идти. И если я не возьму его на руки, то он свалится и умрет. Я даже увидела, как наши фигуры удаляются от брошенного на произвол судьбы Правого… Это выглядело душераздирающе. И хотя я понимала, что бессовестная гурлинка мной манипулирует, позавидовав Пузику, который дремал на руках Бориса, отказать нахалу не смогла. Пришлось брать Правого на руки.

— Он тяжелый, — заметил Борис. — Брось пусть идет сам. С ним все в порядке, ни на какие колючки он не наступал.

— Гур! — возмущенно завопил Правый и, вытянув шею, извернулся и взглянул мне в глаза. Колючка в лапе, которую он мне продемонстрировал была поистине огромной. И страшной.

— Ничего, — улыбнулась я, — своя ноша не тянет. Не такой уж он тяжелый…

— Гур-гур, — подтвердил мои слова Правый и положил голову на плечо, обняв меня своей длинной шеей. — Гур-гур-гур, — тихо ворковал он мне на ухо.

— Бессовестный нахал, — фыркнула Леся. — И почему только Ася тебе потакает?

— Потому что он мой, — рассмеялась я. — И я его люблю, да, Правый?

— Гур-гур-гур, — пробормотал он. Я скосила глаза, наглая птица уже дремала, засунув голову в меховой ворот куртки…

Какое-то время мы шли молча. Борис был обижен, мне было слишком тяжело, чтобы болтать, и все попытки Леси, развязать разговор, ничем не заканчивались.

— Гур! — отчаянный вопль Тринадцатого заставил нас остановиться. Птичка-подросток лежал на влажной холодной земле, вытянув крылья и жалобно смотрел на нас…

— Тоже на колючку наступил? — усмехнулся Борис. — Видишь, Ася, к чему приводит твое упрямство? Сделала бы, как я сказала, и сама бы Правого не тащила, и этот мелкий нахаленыш не просился бы на руки. И как ты теперь понесешь и этого?

— Как-как, — встряла Леся, сторону которой я невольно приняла в этом споре, хотя наши мнения по поводу роли женщины отличались так же сильно, как и у нас с Борисом. Она, конечно же, не могла допустить, чтобы я передумала. И поэтому не осталась в стороне. — Обыкновенно. Я его сама понесу. А тебе, Борис, нужно учиться больше доверять тем, кто вокруг тебя. Вот с чего ты взял, что Тринадцатый врет? Может он на самом деле поранил лапку. Ты ведь даже не посмотрел, а уже обвиняешь его в обмане.

— Ну-ну, — буркнул Борис, — посмотрю я, насколько тебя хватит. Ты же глупая и безответственная женщина, у которой на уме только дурацкая месть. Подумаешь, Светлейший на тебе не женился… Тебе что от него нужно? Любовь или положение в обществе?

— Мне от него нужно только одно, — Леся выпрямилась, держа на руках Тринадцатого, — чтобы он был настолько же мой мужчина, насколько я его женщина. Не думаю, что его устроит, если я найду себе другого… Так почему это должно устроить меня?

— Потому что ты темная женщина? — усмехнулся Борис. — И должна быть счастлива, что он, вообще, обратил на тебя внимания. Все знают, какие вы, темные, гулящие…

— Не смей так говорить про меня! — вспылила Леся. — Ты обо мне ничего не знаешь!

— А что знать-то, — мой муж, кажется, решил пойти до конца, — сколько времени прошло, как ты прыгнула в постель к господину Александру?

— Нисколько, — рыкнула она… и отвернулась.

— Вот именно, — кивнул Борис.

Я молчала. Хотела вмешаться, но потом решила, что лучше промолчать. Тем более, Правый с каждым шагом становился все тяжелее и тяжелее, и мне пришлось прикладывать все силы для того, чтобы идти вперед…

На привале Леся устроилась чуть в стороне от нас. И это было неправильно.

— Борис, ты должен извиниться, — я присела на поваленное бревно рядом с мужем.

К обеду мы набрели на небольшую рощицу и решили, что останемся здесь ночевать. Мы уже две ночи ночевали прямо посреди степи под магическим куполом, который защищал нас от ветра и который должен был держать кто-то из магов. А значит либо Леся, либо Борис бодрствовали.

Здесь, же, за деревьями ветер был не страшен, и можно было спокойно спать в палатке, которую нам передали из Гнезда Гурлинки, не боясь, что посреди ночи ее унесет в неведомые дали. Тем более, что охрану мы с первого дня переложили на Барсяшу. Он справлялся гораздо лучше нас. Кошачья половина наделила его острым слухом, и если бы кто-то рискнул подойти, то получил бы по лбу от драчливой козлиной половины зомби.

— Вот еще, — буркнул Борис. — Я ничего такого не сказал. Только правду.

— Допустим, — согласилась я, — но ты не думал, что правда тоже может быть обидной?

— Не может. Ася, обижаться на правду могут только глупые и недалекие женщины! Такие, как Леся.

— То есть из-за того, что я хочу выйти за Пределы смерти, на меня тоже обиделась глупая и недалекая женщина? Или ты думаешь, что я тебе вру? И не доверяешь мне?

— Это другое!

— Ага, — кивнула я. — Когда обижается Леся, это одно. А когда ты — другое… Я поняла… А меня ты куда относишь? К одним или к другим? Ты скажи уж сразу, чтоб я знала…

— Ася!

— Что? — Я потерлась щекой об колючий воротник его тулупа. — Борис, я тебя люблю. И ты лучшее, что могло случиться в моей жизни. Но иногда ты ведешь себя… как глупая и недалекая женщина, — рассмеялась я. — Вот ты уже который день дуешься на меня, хотя я ни слова тебе не соврала. Я на самом деле взрослая женщина, которая дожила до сорока лет без мужа в одном мире, и выжила в Мертвых землях, когда ты был без сознания, в этом. И я способна справится с любыми трудностями. И я с ними справляюсь. Да, я знаю, что ты закроешь меня от любой беды и любой напасти. Но ты забываешь, что прячась за твоей спиной от опасностей, одновременно я прикрываю тебя с другой стороны… И ты тоже прячешься за моей спиной от тех бед, которые грозят отсюда…

— Да, какие, там беды… — нахмурился Борис…

— Голод, — я улыбнулась, — грязь, отсутствие комфорта, неустроенность… их на самом деле ничуть не меньше. Просто ты их не видишь, потому что ты привык следить за другой стороной… Вот скажи, когда ты идешь по степи, видишь сколько вокруг съедобных трав? Ты замечаешь, сколько какарушек было на нашем пути? Да, хотя бы сейчас, скажи, ты обратил внимание, есть ли в этой рощице молочные деревья?

— Как будто бы это видишь, — буркнул мой муж.

— Вижу, — кивнула я. — Какарушек здесь совсем мало. У нас рядом с Гнездом гурлинки гораздо больше, а вот вчера утром мы прошли полянку, на которой какарушек было столько, что на площади не больше это маленькой рощицы, можно было бы собрать запасы на всю зиму. Просто подставляй ведро и греби. Пока мы отдыхали я собрала немного… А вон там, на другой стороне, кажется есть парочка молочных деревьев. Я заметила на стволах наросты, похожие на пузыри. Там, — кивнула направо, растут брабы и сохранилось несколько плодов. Надо будет забрать их. И приказать Барсяше выкопать несколько клубней. Они мерзкие, но нам пригодятся. Запасов у нас не так много, идем мы гораздо медленнее некромантов, поэтому на обратный путь нам не хватит еды.

Борис вертел головой… С каждым разом его глаза увеличивались в размере… А уж когда я заявила, что чуть поодаль, на краю рощицы, есть небольшой ручей, в котором, судя по энтузиазму сбежавших туда гурлинок, водится рыба, а вдоль него растут те самые лопухи, которые по весне дают обильную поросль «улиток» подходящих для засолки…

— А это как ты узнала? — удивленно спросил он.

Я улыбнулась.

— Правый только что передал картинку ручья. И вдоль берега полно сухих стеблей лопухов. А значит весной будут проростки…

— Да, уж, — выдохнул мой муж. — Впечатляет… Я никогда не думал, что ты видишь столько. Я думал, ты просто идешь…

— То есть ты согласен теперь, что я не беспомощная и вполне могу позаботиться о себе?

Борис на секунду замер. А потом кивнул:

— Согласен.

— А значит ты тоже все это время был не прав и обижался на меня, как… как ты там сказал… «глупая и недалекая женщина»? — я улыбнулась.

Борис фыркнул и расхохотался. Он обняла меня, прижал к себе и, чмокнув в щеку, согласился: