Гаситель

Глава 11

Свежая рана открылась, на сероватой рубашке проступило розовое пятно. Не совсем кровь, скорее сукровица, выхаживали его честно, насколько вообще можно без Искр Жизни. Хорошо, что без Искр Жизни. Не хотелось оставаться в долгу у этих. Сам виноват: перенапрягся в последний день, надорвался.

Пришлось снять рубашку и достать зеркало. Хорошо, местность безлюдная — стоило спуститься чуть к оврагу от тракта, и ни единой телеги, ни единой лошади. Все равно, никто за целый день так и не предложил подвезти, гнали и кареты, и утлые развалюхи телег, как будто по пятам преследовала стая волков. Звенящая цикадами контрастировала с грохотом телег, красноватой пылью, цокотом копыт. В овраге щекотала трава, пахло кислым — муравейником, недозрелыми ягодами дикого крыжовника.

— Ерунда, — заключил он после быстрого осмотра. Глубокая полостная рана в брюшине заросла, кровило поверху. Опасаться стоило в худшем случае заразы, так что остатки спирта на платок и довольно.

— Черт.

Обожгло до холодного пота и слез из глаз. Терпи, терпи. Все не страшнее головорезов на большой дороге. Те подкараулили его спящим под открытым небом, нанесли пару глубоких ударов и исчезли, не тронув ни полосатой лошади, ни вещей. Обычные грабители так себя не ведут. Наемники? Тогда какие-то косорукие. Хотели просто напугать, но не отправлять на тот свет? Но почти отправили же.

«Сложно».

Он смутно помнил, как вскарабкался на лошадь, еще и саквояж свой взгромоздил. Не бросать же самое ценное. Сколько времени прошло в болезненной кровавой скачке — понятия не имел. Красная пшеница и зелень обычной травы перемешались, растянулись в двухцветный ковер, перемежаясь черно-белыми полосками с запахом пота конской спины. Хорошо, кляча попалась спокойная, не взбеленилась, даже вся залитая свежей кровью.

Он хотел добраться до леса Цатхан — до его сердцевины с дикими Искрами, с избушкой-куроножкой. Гарат Ашшала врач. Она могла его спасти.

Не добрался, похоже.

Зато нашли какие-то люди в маленькой деревне и теперь, на свежую голову, стало очевидно: повезло, что лошадь сбросила, а сама сбежала, испугалась леса. В прошлый раз чуть не сожрал прозрачный волк, воняющий, как недельный утопленник в болоте. Вряд ли повезло бы снова. С дырой в брюхе.

Добрые люди деревни Малые Ручейки — другое дело. Очень кстати саквояж свой не забыл, сделал водный таран, теперь им точно не нужны никакие Искры, чтобы качать свежую и чистую грунтовую воду. Точечное орошение популярно в Глеоре, бедной на дожди, просоленной — хорошо еще, если не соединениями тяжелых металлов. Но все можно решить и без магии. Мужик тот, Конрад Грун, конечно, так и остался ворчать в рыжеватую, типично глеорскую, бороду, зато дочь у него умнее отца.

Вот и отлично.

И рана зажила, подумаешь — немного сукровицы. Перетрудился с этим колодцем и девчонкой накануне, шел целый день пешком, вот и все.

Стоило передохнуть. Собрать костер, мстительно поджигая сухие палки обычным кремниевым огнивом, «экологически чистые искры» — с прописной буквы. Хозяйка напихала в дорогу крепко засоленной ветчины, сыра и хлеба, в фляжке плюхалась вода.

«А ведь Гарат права. Я уже меняю этот мир».

Он начал насвистывать себе под нос, почему-то обрадованный этой мыслью. Как раз поджаривал хлеб с ветчиной и, не удержавшись, жевал кусок сыра отдельно, когда услышал окрик:

— Айнар! Айнар Венегас!

А потом, не успев даже обернуться:

— Это ты — Гаситель?

Он схватил первое, что попалось под руку — нож, которым нарезал сыр, хлеб и ветчину. Остановился в последний момент.

— Ты?

Иванка, дочка Конрада Груна. Из-за нее, между прочим, открылась рана: если бы пигалица не сиганула в колодец, проверять теории своего нового знакомого на практике, то не пришлось бы ее спасать. Зато установила водяной таран на совесть. Голенастая и костлявая, она легко протиснулась в узкий желоб, где застрял бы не только широкоплечий здоровяк, вроде Айнара, но и большинство мужчин.

Только что она здесь делает?

— Я за тобой шла. Еле догнала, лошади тоже не выжили.

— Чего?

Айнар покосился на нож и убрал его. Рыжевато-русые волосы Иванки, всегда аккуратно уложенные, разметало, как стог сена ураганом. Лицо покрыто серой коркой, на щеках две дорожки: влага текла из глаз. Сама вся грязная, замызганная.

— Что с тобой случилось? — он спохватился и протянул Иванке флягу. — Вода. Садись, вон сыр, хлеб, ветчина…

— Гаситель, — повторила Иванка, заставляя Айнара вздрагивать. Перевязка елозила. Он осознал, что не оделся, так и остался по пояс голым. Иванка не обращала никакого внимания.

Зато твердила слово, которое Айнар слышал только во снах и в горячечном бреду.

«Гаситель».

— Садись и рассказывай, — он попытался неуклюже приобнять девушку за плечи. В прежнем его… или не-его мире, такое сочли бы «нарушением личного пространства». Иванка всхлипнула, зашмыгала грязным носом и вжалась лицом в грудь.

— Она всех убила. Отца, мамку, Олле с Виктором, даже Томмеку. Я едва не наступила на ее череп. Такой малюсенький, будто кошкин. Айнар, она сожгла всю деревню, и тебя называла Гасителем…

— Кто? — вырвалось у Айнара. Горло как будто обкололи анестетиком. «Билли, ты не знаешь, что такое анестетики, заткнись».

Зато ответ представлял. Даже слишком.

Иванка словно бы пыталась заплакать, но воспаленные красные глаза больше не могли родить ни единой слезы. Сделав большой глоток из фляги, она сипло проговорила:

— Светоч.

Айнар обнимал ее, пока девчонка рыдала. Слезы то утихали, то снова заполняли глаза, Иванка размазывала их вместе с грязью-копотью по щекам. Он не пытался утешать ее — ни единого слова не приходило на ум, и чего тут скажешь? «Не переживай, все хорошо?» «Приободрись, жизнь продолжается?»

«Светоч».

Айнар закрывал глаза и представлял блестящую серебристую лужу — словно пролитая ядовитая ртуть, почему-то не собравшаяся в шарик. Светочи смертны. Когда Иванка чуть успокоилась, он проговорил:

— Это правда. Они называют меня Гасителем, потому что я убил Светоча.

Иванка замерла.

Айнар представил: набросится сейчас, в первую очередь сдерет самодельную кривоватую повязку и вцепится плоскими обломанными ноготками с черной каймой под ними в приоткрытую рану. Родных не вернешь, так хоть ублюдку, из-за которого все случилось, отомстить можно.

— Ты убил Светоча?

Не верила, похоже. Айнар почти силой впихнул ей здоровенный трехэтажный бутерброд, в такой же вцепился зубами сам, откусил огромный кусок. Прожевав его, запил глотком воды, проталкивая суховатый поджаренный хлеб и соленую ветчину, а потом добавил:

— Знаешь Орон?

Иванка смутилась.

— Вроде город такой. Я там не была, папаша ездил продавать пшеницу и кур один раз, а потом у нас куры передохли от какой-то заразы, даже Искра Жизни не помогла, и…

Она цапнула свой хлеб с остервенением, будто впивалась в чью-то глотку. Айнар поворошил угли в костре. Дым поднимался густой: не очень хорошо, могут заметить с дороги-тракта. Стоило притушить его на ночь, завалить камнями, чтобы можно было греться, но не дымить.

— Город, да. От вас неблизко, но и не слишком далеко.

Айнар потер щеку. Щетина отрастала быстро, а бриться приходилось ножом, вместо мыла — вода и травяной сок. В бытность рабом он вообще не брился, длинная черная и кудрявая борода торчала клочьями, которые срезал ножом, когда обрастала ниже подбородка.

— Я не хотел его убивать, так получилось.

И он рассказал о путешествии с Гарат Ашшалой, о лечении без Искр, о спасенном ребенке. О Кейперах-предателях, о Зоэ Кейпер. Потом, запинаясь, заговорил про колодец, подземный ход и единственный шанс, который у них был против Светоча.

— Эта штука могла и меня взорвать, — попытался оправдаться Айнар. — Называется нитроцеллюлоза, опасная смесь. Светочу просто не повезло.

Иванка блестела глазами. Костер отражался в зрачках. Она забыла про еду, изредка спохватывалась, быстро кусала бутерброд, наспех прожевывала и снова слушала.

— Откуда ты?

Айнар смешался.

«Из другого мира», — едва не ответил он, но смешался. Это неправда. Я отсюда — Айнар Венегас отсюда — подселенцы просто копии той версии себя, что существует где-то еще. Раб-тесхенец. Инженер. Гений. Человек, способный изменить ход времени и спасти мир, все миры, если верить сумасшедшим видениям-белкам и «бабе-яге» по имени Гарат Ашшала. Она забрала Зоэ Кейпер, чтобы сделать ту ученицей; наверняка, научит курить и материться по-русски.

«Я пришел издалека».

Во сне, может быть.

«Да ты совсем обнаглел, Билли. Ты еще про Эрика Камерра вспомни».

Эрик Камерр выхаживал его после губительного морского путешествия. Сам варил корень таума и повторял: этот парень сделает меня богачом.

«Я придумал якорь».

«У нас погасла Искра Защиты на той гадкой скорлупке, что они называют кораблями, и мы попали в шторм, но выжили; только все равно потонули бы, и тогда я придумал, как сделать из обломка весла якорь».

«Я, Айнар Венегас, и ты не назовешь меня никаким «Билли».

— Айнар?

Иванка потрепала его по плечу. Она с явным смущением прикасалась к голой коже, ладонь была белой до полупрозрачности на смугло-коричневом фоне.

— Я беглый раб, — признался он.

Иванка недоверчиво покачала головой:

— Не похож. Ты знаешь тайны, о каких даже Светочи ничего не слыхали. И носишь стеклянные глаза.

— Очки, — поправил Айнар. — Долгая история, но я правда был рабом в шахте, а потом мы плыли в Воосу — еще до войны. И… не помню, что случилось. Почти кораблекрушение. Я выжил, а потом оказался возле леса Цатхан, а еще уничтожил дикую Искру.

Недоеденный бутерброд упал на траву, спугнув ярко-оранжевого кузнечика. Иванка вскочила:

— Охотник на Искр!

— Она была похожа на волка. Прозрачного, битком набитого бликами, только воняла тухлятиной.

Иванка залепила ему неслабую пощечину девчонки, всю жизнь доившей коров. Голову отбросило назад. Айнар потер сначала шею — аж позвонки хрустнули, только после этого горящую щеку: «Надо же, только сейчас? Не за родичей, не за Светоча — за Искру?»

— Не ожидал, что тебя это так расстроит, — заметил он.

— Расстроит? Дикие Искры хранят все вокруг! Лес, небо, вообще все. Охотники на диких Искр прокляты!

— Я не хотел убивать это существо, — Айнар опустил голову, щека горела еще сильнее. — Как и Светоча. Прости. От меня сплошные неприятности, лучше бы те разбойники добили, а вам не следовало выхаживать…

— Заткнись, — буркнула Иванка и без всякого перехода снова обняла его, шмыгая носом и прижимаясь к груди. Он нерешительно погладил по взъерошенным рыжеватым волосам, невольно отмечая чуть неправильные, но миловидные черты лица, розовые губы «сердечком» и вполне оформившиеся грудки.

«Билли, она наверняка несовершеннолетняя, это статья».

«Что?»

Айнар все меньше понимал свой второй голос; досадный, как жужжание мухи. Тот был источником знаний, но порой твердил полную чушь. Еще и называл его отчего-то «Билли».

— Я иду в Могро. Хочу научить людей немагическому искусству, понимаешь? Чтобы не нужны Искры стали, как с тем колодцем. Это опасно, сама уже убедилась, да и Светочи на меня охотятся теперь.