Хроника лишних веков
![Хроника лишних веков](/uploads/covers/2024-03-08/xronika-lishnix-vekov-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Сергей Смирнов
- Жанр: Попаданцы
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Хроника лишних веков"
- Ты не рад мне, - сразу засмеялся он, трезвый как никогда.
- Деваться некуда, - вздохнул я. - Устал. Страшно устал.
- Молчи, - отмахнулся он. - Мне твои прорицания ни к чему. Зайдем к нашим? Они тоже не спят.
- Пить не стану, - сурово предупредил я.
- Знаю... - снова искренне рассмеялся Демарат. - После кубка крови вино не лезет... в крови оно сворачивается, как молоко... Мы просто посидим в тишине. Наступает последний час тишины.
- Разве? - удивился я.
"Все уже всё знают раньше прорицателя..."
- Ведь ты указал направление, в котором дуть ветрам и подниматься буре, - подтвердил мои подозрения Демарат. - Раз есть направление, значит должна быть и буря.
В полдень при ясной, удивительно прозрачной погоде с нежными пёрышками на небесах, тронуло коней за гривы и хвосты и потянуло... Струйками затрепетали разноцветные шаманские змеи на высоких древках, потом на шатрах стали заметно загибаться султаны.
Демарат с достоинством стратега слюнил палец и крутил им, уперев концом в небо:
- Гон на Тулузу!
Потом и сам он поворачивался к ветру лицом, и голубые волны его плаща катились в ту же сторону - на Тулузу!
А в сумерки начало мутнеть, крутило прах земной и задувало всё круче, с подвывом, хлопая крыльями шатров и срывая во мглу шелковых шаманских змеек.
Жеребцы задирали морды, храпели, скалились по-крокодильи, взбивали пыль копытами. И уносило пыль прочь - на Тулузу!
Закат густел, кроваво спекаясь, и стратег Демарат терял утреннее расположение духа. Всё предвещало...
- То, что будет, будет уже не сражением! - докричался до меня с пяти шагов Демарат, стратег. - Хаос! Приход власти Хаоса!
Я увидел, что губы его пересохли и в трещинах.
- Чего же ты ожидал от него?! - прокричал я Демарату уже в самое ухо и указал на то единственное, что на Земле еще мощно противостояло ветру.
Демарат бросил взгляд в сторону дворца и стоически скривил растрескавшиеся губы.
- Я не ожидал ничего! Никогда! - отвечал он мне сквозь вой и свист всех демонов. - Кто я здесь? И кто ты? Кто мы?
- Мудро, но невразумительно, - рассвирепел я, по погоде. - Мы здесь не при чем, и это нас беспричинно с ног сдувает...
Злобную усмешку стратега вмиг сорвало и унесло во мглу. Потом грустная дружеская улыбка - та удержалась на несколько мгновений дольше.
- Никеец... - ласково и беззвучно назвал он меня, и я угадал слово лишь по движению губ и сверкнувшей искорке недоверия. - Простак от христиан, сходящие во ад приветствуют тебя! - сказал он в полный голос. - Помолись за них немножко.
Всю ночь тьма неистово громыхала. Любой огонь запретили под страхом усекновения рук по плечи, и всякий, как мог, спасался в клокочущем небытие до рассвета.
Мне было позволено дождаться утра в своём кругу, среди кромешных философов и поэтов, и мы провалялись на тюфяках, трезвые через одного, плечом к плечу, а кое-кто из весёлых содомлян и совсем вплотную, шатёр вертелся над нами вроде скрученных в Судный День небес.
Утро проявилось из Хаоса очень неторопливо, натужно, бесцветной мутью скверного фотографического снимка. В гуннском стане бешеный гон ветров стих.
Я первым вылез наружу из философского чада - и остолбенел. Сдуло дворец! Начисто. Вместе с тыном и титаническими вратами. Вокруг обширнейшего голого плаца незыблемо стояли конусы шатров, повозки, жеребята. Улица "дворянских" особняков тоже осталась на своём месте.
Помню отчетливую мысль: "Царя тоже нет! Был и не стало. Да здравствует анархия!"
И пока я стоял в оцепенении, смутно сочиняя глупые шутки вместо научного объяснения чуда - пока я так стоял, уже намереваясь умыться для прояснения разума, при полной неподвижности воздуха началось движение праха земного.
Глухой, мерный скрип поднялся со всех сторон света, покатились по земле мириады колёс, а на колёсах поплыли над землёй потоки кибиток, тронулась, густо задышав, всякая четвероногая тварь, посверкивая, потекли потоком острия и лезвия, и в том течении рассекающего плоть железа, в волнах волчьего меха, лисьих и куньих хвостов поплыло, колеблясь и рябя в глазах, гуннское золото.
С муравьиной быстротой были растащены и уложены в обоз деревянные резные дома знати. Но чудо исчезновения царского дворца не померкло в моём воображении. Как ни искал потом в походе, как ни допытывался я в орде и у её вождей, все только цепенели в ответ и начинали качать, как болванчики, головами. Дворец спрятали до срока в преисподнюю, не иначе.
На моих глазах в один день, пока я умывался, без всякого аппетита завтракал бараньей ногой, пока терялся сам в потоках живой стихии, огромный и бесформенный варварский град превращался. Он превратился в вытянувшегося из клубка и поползшего по равнине дракона.
Вот откуда в сказках оседлых народов взялся Змей-Горыныч!
Около пяти пополудни начался Тулузский поход Аттилы.
С каждым днём змей раздавался в размерах, набирал мощь, заглатывая, но не переваривая встречавшиеся на пути воинства и племена: гепидов, остготов, остфранков, тюрингов, зарейнских бургундов... И где-то в закатных равнинах густела на римской закваске встречная сила - великий змей вестготов, алан, иных племён франков и бургундов... Война ради войны. Манихейский хаос.
По ночам мерцание костров сливалось в мутное, низкое зарево, застилавшее всю твердь до окоёмов. В дыму и тумане, насыщенном потом людей и коней, не различить было звёзд.
А по утрам на закопченном небе появлялся бледный кружок солнца.
- Где же брат мой, римлянин Аэций? - на полпути к цели стал вопрошать меня Аттила, ибо вести приходили слишком благоприятные: король вестготов вёл в своей тулузской ставке размеренную жизнь, ложился рано, вставал поздно, войско грелось по привалам, а союзникам было дела мало...
- Где же брат мой Аэций? - стал ежечасно дёргать меня базилевс гуннов. - Не ошибся ли ты? Я не вижу его.
- Ручаюсь, базилевс, что он вот-вот направится на Тулузу, - старательно отвечал я. - Ручаюсь, базилевс.
Я не опасался, что История обманет, но стал опасаться того, что терпения Аттилы не хватит на каких-нибудь полчаса. Обо мне-то История помалкивает - был ли, не был ли такой.
- Но он медлит.
Меня осенило:
- Напиши ему письмо, базилевс!
Мог ли я предвидеть, что История Древнего Мира пригодится мне в таких подробностях!
- Письмо? - Аттила задумался, поскрёб перстнём щеку... и кивнул. - Верная мысль. Я пошлю два письма. Но не брату Аэцию. Я дам ему намёк. Я его раздразню.
Что за почту придумал базилевс гуннов, я узнал лишь спустя полторы тысячи лет: в конце 1920-го года в римской библиотеке я, наконец, восполнил пробелы в образовании. После нашего разговора Аттила отправил в Равенну и Константинополь вежливые ультиматумы: приготовить к его прибытию (разумеется, в обе империи - одновременно!) приличествующий его достоинству дворец. В тот же день, когда послание достигло Равенны и очей императора Валентиниана Третьего, последний великий стратег Империи Аэций отбыл в Галлию...
С этих удачных писем у меня началась изжога. Базилевс гуннов повелительно указывал то на огромный кусок поджаренной грудинки, то на бледно-жёлтые колёса сыра.
- Мне уже невмоготу, базилевс, - жаловался я.
Аттила отечески усмехался.
- Когда твоя голова снова понадобится, я посажу тебя на хлеб и воду. Прорицание годится поджарое, без сала... Наедайся впрок.
Горизонты кругом густо чадили, мутнели реки и чахли затоптанные рощи.
Демарата я видел только раз, издали, в муравьином коловращении войск. Он махнул мне рукой и пропал в потоке.
Однажды око Аттилы засверкало.
- Мой брат Аэций уже в Тулузе, - сообщил он своему "великому прорицателю".
И остановил своё войско ещё на целую неделю.
Живописная, нежно зеленевшая долина была разбита и загажена на века.
На четвёртые сутки великого привала я поддался искушению:
- Базилевс, разве мы ждём еще кого-то?
Майский вечер был по-зимнему холоден. Жилистые руки гунна торчали из лисьего полушубка без рукавов.
- Я жду, - кивнул Аттила. - Брату Аэцию потребуется семь дней, чтобы собрать готских баранов. Я не тороплю его. Негоже торопить великого воина.
- Я не понимаю такой стратегии, - рискнул я продолжить опасную игру с Историей. - Разве не верней застать их теперь врасплох?
Взгляд Аттилы недобро потускнел:
- Пусть трусы кичатся стратегиями... И рабы богов. Пусть твой пьянчуга-эллин кичится стратегией... Ты, прорицатель, огорчаешь меня. Я вижу, что ты и впрямь чересчур сыт. Пора садиться на хлеб и воду. - Он всё тускнел. - Ты один должен знать. Больше никто.
Я отошёл, недоумевая и чего-то стыдясь. Срок прозрения ещё не наступил...
Холодным утром, во второй день лета 451-го года, священно белый конь поднял своего хозяина на холм, от сотворения мира стороживший хмельные поля Шампани... Каталаунские поля. Небо над ними было плотно-серым, но высоким и светлым.
Позади всадника, снизу, подходила, подымалась окутанная паром варварская лава. Никто там, внизу, ещё не мог видеть простора, подвластного всаднику в седой волчьей шапке.
Лава дышала подземным вулканическим гулом - и священно белый конь, спустившись с холма, канул в неё.
- Час настал! - возвестил Аттила, излучая силу, распиравшую кругом воздушное пространство. - Брат Аэций встречает меня.
- Сегодня ночью, - сказал он с седла, поравнявшись со мной. - Будешь только ты. Ты один должен знать. Ты скажешь богам.
- Воля твоя, базилевс, - поклонился я ему по всем правилам.
- Напомни о сроке, прорицатель, - резко бросил он.
- Через два года, - ёжась, напомнил я. - Летом...
- Да. Летом, - перебил он. - Но через два дня. Мне довольно будет двух дней. Остальные два года без двух дней мне не нужны. Пусть забирают, так и скажи им, прорицатель.
Как только сумерки тронули мир, у меня начался нервный озноб. Лава всё густела, пыхая огоньками и дымом.
- У тебя лицо красное, - ткнул он перстом. - Ты выпил?
- Нет, базилевс.
- Не пей, - велел он. - Тебе одному пить сегодня нельзя. Демарата я услал далеко.
Ночь пришла по-зимнему черным-черна. Мириады огней мерцали в отдалении, осыпав восточные и южные пределы ночи, но не ближе, чем на полёт стрелы от царского шатра. Здесь, на стороне великой битвы, тьма служила царю гуннов.
Я оставался единственным слепцом в ночном таинстве Аттилы и два часа кряду стоял рядом с его шатром, схватившись за один из жильных шпагатов растяжки. Какое-то отчетливое, целенаправленное движение происходило вокруг упрятанного в бездну шатра, что-то мерно и глухо ступало по земле, звякало над землёй, всхрапывало, перелетали короткие, строгие возгласы. Потом вдруг большая живая масса прильнула ко мне, незлобно оттолкнув. Лошадь.
- Твой час, прорицатель, - услышал я рядом и сверху глас Аттилы.
Сильные руки с другой стороны приподняли меня и усадили в седло, но поводьев не подали. Лошадь пошла, кем-то ведомая.
Были и другие всадники, явно зрячие во мраке. Как я определил на слух - и впереди, и позади, и с боков. Лошади шли беззвучно - вероятно, с обернутыми войлоком копытами.
Вскоре пелена костров, мерцавшая в нашем тылу, исчезла. Движение пошло под уклон, и я заметил впереди короткую, ровную цепочку огней.