Семейные тайны

Глава 17. Дела заводские

Я изо всех сил пытался сдержать восторг. Ну в самом же деле, неприлично бояричу прыгать от радости с сияющим лицом, невместно бросаться обнимать мастеров, и уж никак не годится прилюдно гладить с любовью бездушные железяки. Правду сказать, давалось мне это нелегко, потому что делать все эти непристойности очень и очень хотелось. В общем, со всем напряжением сил мне всё-таки удалось ограничиться улыбкой в пол-лица да шумным вздохом.

Уж не знаю, какая причина оказалась главной — мастерство Никифора Гаврилова и Ефима Семёнова, неожиданно прорезавшиеся у Василия организаторские и администраторские способности, а может, благоволение небес, излившееся на нас всех, но я не нашёл ни единого повода (про причины уже и не говорю) придраться к винтовкам. Вот прямо хоть сейчас зови генералов и показывай им товар лицом.

Поначалу, правда, меня не порадовало решение Васьки довести до полной готовности только линейку винтовок под бумажный патрон, но в ходе осмотра изделий я всё-таки решил, что брат прав. Не пойдут пока что генералы на принятие медного патрона, не готовы они к такому. Зато вся линейка оружия под патрон бумажный была, что называется, вылизана до самой распоследней деталюшечки. Своей волей Василий дополнил линейку ещё одним образцом — винтовкой для охотничьих батальонов. От пехотной эта винтовка отличалась наличием особого крепления для штыка, да и сам штык был другим. Если к пехотной винтовке прилагался обычный трёхгранный штык, надевавшийся на ствол, то для армейских охотников предлагался штык-тесак с длинным режуще-колющим клинком, каковой надёжно крепился особым замком под стволом. То есть охотникам можно было, как это обстояло в армии и сейчас, оставить вместо штыка и тесака один предмет белого оружия, который совмещал в себе свойства обоих. Тем лучше, генералам, да и всей армии такое различие в вооружении линейной и лёгкой пехоты привычно и понятно. Винтовки для линейной пехоты, драгун, казаков и карабины тоже смотрелись вполне законченными и готовыми к серийной выделке.

Жутко хотелось прямо сейчас сгрести всё это богатство в охапку и снести на стрельбище, но ограничился я лишь внешним осмотром да передёргиванием затворов, отметив, помимо их лёгкого хода, идеальный размер шариков на рукоятях. Похоже, после наглядного урока с револьверами мастера всерьёз взялись следить за удобством пользования оружием. Что ж, такое не могло не радовать.

— Что, Алексей, скажешь? — обычно этот вопрос задавал мне дядя, но на сей раз спросил отец. Дяде было не до того — он увлечённо лязгал затвором драгунской винтовки.

— Ох, отец, да тут и сказать нечего, — признал я. — Осталось только пострелять, а на вид да на ощупь всё просто превосходно.

На самом деле хотелось сказать больше. Намного больше. Хотелось рассказать, каково оно — видеть и трогать в железе свои кое-как продуманные замыслы. Хотелось поделиться предвкушением лихого злорадства, с которым наши солдатики будут из этих винтовок отстреливать врагов с безопасного для себя расстояния. Хотелось, чтобы дядя, отец и брат прониклись чувством гордости за то, что благодаря нам Царство Русское вырвалось вперёд в оружейном деле, оставив позади всех остальных. Да много чего хотелось... Но не сказал. Не посчитал нужным изливать на них весь этот пафос, пока что несколько, на мой взгляд, преждевременный. Потому что ничего ещё не ясно ни с представлением нового оружия генералам, ни с заказами, а уж про возможность их исполнения на имеющихся мощностях и думать-то боязно. Но, кажется, отец что-то такое тоже понял, потому что положил руку мне на плечо и крепко сжал пальцы.

— Что по выделке? — спросил я брата, не ожидая, что ответ придётся мне по нраву. Не ошибся.

— Полсотни в месяц, не больше, — да, точно не понравилось. Судя по лицам отца и дяди, не мне одному. — К Рождеству месячный выпуск до четырёх сотен доведу, но это всё, — продолжал Васька. — Дальше — или расширяться, или весь завод на винтовки переводить, и то без расширения более полутора тысяч в месяц не дадим.

— А что так? — решил уточнить дядя. — С полусотни и аж до четырёхсот?

— Работников умелых не хватает, — с сожалением пояснил брат. — Набрали новых, учим. Сейчас, считай, все толковые работники не винтовки выделывают, а новичков учат. Вот как раз к Рождеству и выучим, а пока... — Васька развёл руками.

— А с револьверами, карабинами и охотничьими ружьями что? — озабоченно спросил дядя.

— С ними всё куда как лучше, — повеселел Василий. — Да пойдёмте, покажу и расскажу.

Особо внимательно разглядывать револьверы и карабины под револьверный патрон я не стал. Ограничился беглым осмотром, убедился, что никаких изменений нет. И не надо, эти-то стволы до ума уже довели. Разве только сделали новый вариант — с дорогими породами дерева и серебряной инкрустацией. Это правильно, любители на такое найдутся. Да и как подарочные для особо важных персон, хорошо пойдут. С выделкой здесь опять же получалось веселее, чем с винтовками — Васька твёрдо обещал по сотне карабинов и по двести револьверов ежемесячно, заверяя, что к Рождеству увеличит объёмы выпуска впятеро.

— А почему не в восемь раз, как с винтовками? — удивился дядя.

— Патроны, — вздохнул брат. — Тут их куда как больше нужно. Опять же, к винтовкам, если армия их возьмёт, патроны нам делать не надо, казне дешевле будет на своих заводах выделывать, нам на них заказ и не дадут даже, а револьверы наши с карабинами нам же патронами и обеспечивать. Вот и придётся делать их вместе с оружием.

Мы с отцом и дядей дружно покивали — ни возразить, ни добавить тут было нечего. Поэтому отправились смотреть охотничьи ружья. Не знаю, как отец с дядей, а я сильно подозревал, что Васька представляет нам результаты своего руководства по принципу «от худшего к лучшему», и с оружием для охоты всё будет просто прекрасно. Подозрения мои с блеском подтвердились — придраться к охотничьим одностволкам и двустволкам было просто невозможно, машинку для переснаряжения патронов тоже сделали, причём удобную, надёжную и недорогую, а с выделкой названные Василием цифры прямо услаждали слух. А что, по три сотни ружей в месяц прямо сейчас и по семи сотен с Рождества — вполне себе неплохо. Да ещё и патроны, да машинки... Тут, по словам брата, объёмы выделки сдерживал только спрос, каковой предполагался пока что не сильно высоким. Но из-за сравнительно низкой стоимости при надлежащем качестве ружья можно было бы с успехом продавать и за границу, а тогда выделку можно будет и нарастить, причём без каких-то особых затруднений.

— Удивил ты меня, Василий, — с чувством сказал отец. — Удивил и порадовал. Обеспечишь обещанную выделку к Рождеству — встретишь его в Москве!

— Да что я! — брат, хоть и светился от удовольствия, но всё же решил поскромничать. — Это Алёшка такое придумал, что я просто обязан был его задумки вылизать да до выделки довести. Вот кто удивил, так удивил!

Ну, доброе слово, оно и кошке приятно, а уж слышать такое от старшенького — это многого стоило. Так что я с чистым сердцем протянул брату руку, и мы сцепились ладонями чуть не до хруста. Дядя, по своей привычке, предложил за такое дело выпить, но мы все втроём дружно насели на него, убеждая для начала пострелять, и заслуженный вояка не устоял.

Спалив кучу патронов, мы отправились к Ваське, благо, дом, что отец в своё время купил в городе, был для них с Анной великоват, и места для нас троих имелись.

За обедом, проходившем под весёлое щебетание Аннушки, обрадованной нашим прибытием, разбавившем скуку, явно одолевавшую её в городе, где благородного общества было раз-два и обчёлся, мы о делах не говорили, только о московских новинках, о московских знакомых, о московской родне. А вот когда Анна удалилась, просидели до вечера, и вовсе не потому, что отмечали наши успехи. Дядя, конечно, организовал и возглавил кратковременный сеанс употребления горячительных напитков с соответствующими закусками, но и требующих решения вопросов поставил перед нами немало.

Первым из них шёл вопрос об окончательном, как сказали бы в моей прошлой жизни, перепрофилировании завода. Раньше в Александрове по казённому заказу делали кавалерийские карабины и кавалерийские же штуцера, с началом нашей оружейной эпопеи дядя Андрей договорился об отсрочке заказа, теперь же ему предстояло улаживать вопросы с представлением армии новых винтовок, а в случае их принятия — ещё и о переоформлении заказов. От нас здесь зависело лишь качество предлагаемых новинок, но мы уже сделали в этом смысле всё, что могли.

Вопрос второй касался денег, без которых поставить на должный уровень выделку всего, что мы сегодня видели и пробовали, не представлялось возможным. Надо было или вкладывать в дело все свободные родовые деньги, либо искать новых, опять же, словами из прошлой жизни, инвесторов, либо как-то совмещать одно с другим. Договорились, что преобразуем чисто семейное ранее предприятие в закрытое паевое товарищество, дядя найдёт заслуживающих доверия пайщиков, я стану пайщиком за счёт части денег, заработанных на колючей проволоке и сумках с рюкзаками и ридикюлями, а Васька свои паи оплатит зачётом части полагающихся ему премиальных.

К третьему вопросу дядя перешёл с такой скоростью, что я не успел внести свои предложения по второму, но так оказалось даже лучше, потому как третьим нумером у нас шёл вопрос о поощрении отличившихся работников. Тут я и выступил с предложением выплатить им часть премиальных не деньгами, а паями в новом предприятии, причём Гаврилову и Семёнову — в обязательном порядке.

— Ты что, Алексей?! — возмутился дядя. — Я собираюсь солидный пай царевичу Леониду предложить, а ты хочешь простолюдинам дать?! Чтобы мастеровые в одном деле с самого государя братом меньшим состояли?!!

— Ну, во-первых, не дать, а продать, — начал я разворачивать целую линию возражений. — Тех денег, что паи стоить будут, Никифор с Ефимом на руки не получат. Во-вторых, их светлые головы и золотые руки нам, почитай, половину дела с новым оружием сделали, и ещё не раз и не два пригодятся. В-третьих, никуда они потом от нас не денутся, ежели пайщиками в нашем деле станут. А, в-четвёртых, никаких писаных законов мы тут не нарушим, да и неписаных правил тоже. Царевна Софья Георгиевна, если помнишь, пай в Московском чайном товариществе имеет, а там кто только среди пайщиков не состоит — и купцы, и мещане, и нехристи даже!

— Хм, а ты, пожалуй, и прав, — пусть дяде и потребовалось сколько-то времени на осознание моих слов, но оценил он их верно. — Но как-то непривычно даже...

— Дядя Андрей, это наши люди, — нажимал я. — А наши люди в наших делах должны иметь преимущество перед чужими. Да и потом, мы так не только их не обидим. Мы и себе на премиальных выплатах деньги сбережём, и на развитие дела те деньги и пустим. Со всех сторон для нас выгодно.

— Умеешь ты, Алексей, убедить, — в голосе дяди слышались и похвала, и удивление, — умеешь. Вроде и дичью поначалу кажется, что ты говоришь, а подумать — так дельно же! Филипп, Василий, вы-то что скажете?

Отец с братом переглянулись и кивнули друг другу.