Великая распря

* * *

В среду опять начались уроки как у нас, так и в младшей гимназии, где учился Саша. Ирина сообщила нам об этом за ужином.

— Ну вот, даже во время войны заставляют учиться, — посетовала Инесса.

— Дорогая моя, эта, простите, «война» — глупое недоразумение, которому скоро басилевс положит конец. А через полтора месяца у вас промежуточные экзамены, забыла? — упрекнула Инессу мачеха и бросила на неё такой уничижительный взгляд, что сестра потупилась.

— Да, не, Инесса права, — поддержал я сестру. — Странно это. А вообще новости с фронта есть?

Новостей не было, кроме тех, что мне рассказал десятник. Птолемеи, почувствовав безнаказанность, начали наносить ракетные удары по складам дружины Мономахов, лишая нас снабжения. А басилевс всего лишь поговорил с архонтами обоих воюющих кланов, а архонт Птолемеев отказался даже на личную аудиенцию ехать, мотивируя это тем, что его жизни может угрожать опасность. С нашим архонтом он тоже общаться не захотел. Подробности беседы не разглашались, но было понятно одно: басилевса по-прежнему что-то удерживает от решения проблемы силовым методом.

Следующим утром тоже новостей было немного. Пока я ехал в машине, слушал радио. Передали заявление архонта Птолемеев. Дескать, он желает прекратить боевые действия, но Мономахи якобы не хотят останавливаться и продолжают вести наступление на юге, пытаясь взять под свой контроль несколько кварталов, принадлежащих, как политии, так и клану Птолемеев. Я слушал это, и у меня складывалось ощущение, что мне вешают на уши лапшу — настолько всё это выглядело нелепо. От возмущения просто не было цензурных слов.

Заслушавшись радио, я даже опоздал к началу занятий. В холле меня встретили два юнца, одетые в зелёную армейскую форму и кепи. На их плечах красовались нашивки с гербом клана и эмблемой гимназии — голубем, несущим свиток. Один из парней сообщил, что я должен пройти в зал собраний, где выступает директор.

Зал оказался полон народу, но директора ещё не было. Он явился спустя минут пять после того, как я занял свободное кресло.

Директор — высокий мужчина лет пятидесяти с орлиным носом и седеющей бородкой — произнёс целую речь о том, что наш клан находится в опасности, и мы обязаны защищать наш суверенитета от посягательства враждебной филы, решившей установить в ВКП собственные порядки. После этого он объявил о создании так называемого отряда эфебов, куда будут призваны гимназисты.

Призывались туда не все. Данное мероприятие было обязательным только для юношей-этайров старше семнадцати лет. Девушки, граждане и князья тоже могли вступить в отряд, но на добровольной основе и лишь с разрешения предводителей их родов. Всем участникам боевых действий были обещаны соответствующее жалование, упрощённые экзамены и освобождение от армейских сборов на целый год. Остальных же ждала обычная школьная программа.

Гимназия оказалась чем-то вроде пункта призыва, а этайры, как всегда — самыми крайними.

Или, возможно, самыми везучими. Когда мы с одноклассниками встретились на перемене за столиком, оказалось, что все, кто остались (а осталось из семнадцати человек девять, включая меня), как один, рвались в бой. Парни твёрдо вознамерились получить разрешение родителей и завтра же записаться добровольцами.

Даже Зоя, когда мы встретились после собрания, выразила желание пойти воевать с Птолемеями, но она-то знала, что отец её ни за что не отпустит, поэтому даже не надеялась попасть в отряд эфебов.

Я тоже не собирался отсиживаться. И деньги тут играли самую малую роль, хотя раньше воевал лишь ради них. Я сам удивлялся тем переменам, которые произошли в моём сознании. Ведь когда у тебя в руках огромное состояние, а условия жизни такие, каким только позавидовать можно, взгляд на многие вещи меняется. Те гроши, ради которых прежде ты рисковал собственной задницей, перестают иметь хоть какую-то ценность.

Теперь для меня другое было в приоритете — свобода и жизнь. За последние месяцы я понял, кто такие Птолемеи и какие порядки они, придя к власти, собираются насадить, и хорошо знал, чем они промышляют и каким подонкам покровительствуют. По поводу других кланов я тоже не питал иллюзий. Всем, кто получает власть, рано или поздно приходится запачкать руки — это было моё глубокое убеждение ещё из прошлой жизни. Но одно дело — твой клан, другое — чужой, который начнёт нам устанавливать собственные порядки и диктовать свою волю. Просто зло брало, когда об этом думал.

Но главным было даже не это. Однажды Птолемеи уже пытались меня убить, а значит, если эти скоты придут власти, если моя семья и мой клан прогнутся под них, мне не придётся спать спокойно в собственном доме. Я окажусь одним из первых, над кем Птолемеи учинят расправу, только теперь официально. И чтобы этого не случилось, я должен был драться.

У меня имелись боевой опыт и сила побольше, чем у многих. Будь я прежним Костей Златоустовым, который ничего не знает и ничего не умеет, пожалуй, действительно стоило бы отсидеться, но учитывая все обстоятельства, мне просто непозволительно было торчать за партой, как последний школьник, когда моя родня бьётся на смерть с захватчиками. Пришло даже ощущение какой-то общности что ли... хотя возможно, оно осталось от прежнего владельца данного тела, как и некоторые другие эмоции.

Вот только не все мои родственники имели такую же решимость. Евсевий, например, наоборот, симпатизировал нашим врагам. И если это действительно так, то он должен был поплатиться за предательство. Именно поэтому сегодня вечером я собирался встретиться с дядей Андреем и обсудить с ним данную проблему.

Когда я ехал домой, услышал вдалеке автоматную стрельбу. Это могло говорить только об одном — бои начались уже рядом с акрополем. За ужином об этом тоже зашла речь, и мачеха сообщила, что оказывается, чья-то дружина сегодня атаковала отряд, блокировавший восточную заставу. Чем дело закончилось, Ирина не знала, но к вечеру стрельба стихла, и лишь вдалеке время от времени по-прежнему ухали артиллерийские орудия.

Инесса, Саша и Леонид разошлись по своим комнатам, а мы с Ириной остались за столом одни.

— Ты что-то хотел спросить? — поняла она.

— Я хотел поставить тебя в известность, что в ближайшие дни присоединюсь к отряду эфебов, который набирают у нас в гимназии.

— Ах вон оно что, — Ирина скривила рот. — А зачем? Тебя призывать не станут.

— А я пойду добровольцем. От тебя мне требуется письменное согласие.

Ирина нахмурилась:

— И куда тебя несёт? Зачем? Ты — главный наследник.

Я ожидал, что мачеха легко меня отпустить, ведь, казалось бы, какая ей разница? Более того, если меня убьют на войне, то её сын унаследует всё состояние деда и должность предводителя. Разве не это она хотела? Или Ирина снова пыталась выглядеть в глазах рода хорошей матерью?

— Тебе-то не всё равно? — заявил я прямо.

— Мне-то... — Ирина задумчиво хмыкнул.

— Не стоит претворяться. Мы тут одни, а передо мной заботливую мамашу не надо строить. От тебя многого не требуется. Просто напиши письмо, поставь подпись и печать.

— Я-то могу написать... Но поговори прежде с Фёдором Васильевичем, хорошо?

— Тебя так волнует, что подумают старейшины?

— Если ты собираешься стать предводителем рода, тебе всегда придётся действовать с оглядкой на собственную семью и думать, прежде всего, о благе рода, — назидательно произнесла Ирина. — Таков удел предводителя. А ты, кажется, этого до сих пор не понял, хоть и жаждешь всё решать сам.

— Не поверишь, но именно о благе рода я сейчас и думаю, — я вытер руки салфеткой и встал из-за стола. — Разумеется, я поговорю с Фёдором Васильевичем.

После ужина я сразу же отправился к Андрею.

Дядя, как оказалось, жил не в отдельном особняке, а в квартире. Трёхэтажный дом находился недалеко от южной заставы и являлся частью одного из двух крупных жилых комплексов акрополя. Тут были сады, бассейны, подземная парковка, магазины — всё что нужно для комфортной жизни. Квартира же занимала половину этажа.

— Добро пожаловать в мою скромную обитель, — Андрей радушно встретил меня в дверях.

Обитель у него была не такая уж и скромная — квартира имела площадь, как целый этаж хрущовки и множество комнат. Мы прошли в одну из них. Это оказалось что-то вроде кабинета. На столе стоял древний компьютер, на полке длинного шкафа — маленький трубочный телевизор. На стене висел пейзаж с видом гор.

— Если хочешь чай или кофе, могу сделать, — предложил Андрей.

— У нас ужин сытный был, не стоит, — ответил я. — Ты как вообще?

— Хорошо, — дядя Андрей сел за стол и сцепил руки в замок на животе. — Если честно, я от Евсевия иного и не ожидал после нашего последнего разговор. Он меня отстранил — его право. Я не в обиде. Если я нужен роду, то думаю, мне найдётся применение, а если мои услуги больше не требуются — что ж, можно и на покой пойти.

— Даже не надейся, — хмыкнул я. — На покой тебе пока рано. Придётся ещё поработать.

— Поработать я всегда рад. Тем более, ряд моих обязанностей никуда не делся. Как бы Евсевий не хотел от меня избавиться, я возглавляю отдел безопасности, и отстранить меня может только Ирина.

— Думаю, так и останется. А у меня к тебе дело как раз по твоей специальности. Поговорил я вчера с Евсевием, и считаю, что у нас возникла серьёзная проблема...

Я почти слово в слово пересказал наш разговор с Евсевием и подытожил:

— В общем, есть у меня сомнения в благонадёжности моего дядюшки. Более того, я подозреваю, что он до сих пор втайне дружит с Никанором Птолемеем... — я сделал многозначительную паузу.

— Но я ведь проверял, — Андрей даже смутился. — Ничего такого за ним не водилось. Он давно ни с кем из их клана не общался.

— А ты что, каждый его звонок прослушивал, по пятам за ним ходил? Он не дурак, чтобы афишировать подобные отношения. А уж Никанор Птолемей — и подавно. И твоей вины тут нет. Я бы и сам на дядю такого не подумал бы, если б не слышал собственными ушами.

— Но ведь, если разобраться, он не сказал ничего предосудительного, — подумав, проговорил Андрей. — Да, его гложут сомнения, и это не удивительно, учитывая, какую чушь несут в государственных новостях. Тут кто угодно засомневается.

— Не надо его выгораживать. Нашёптывать главному наследнику рода подобные вещи, когда война идёт — это само по себе предательством попахивает.

— Но ты же не можешь его вот так просто обвинить. Даже если он действительно симпатизирует Птолемеям, что мы сделаем? Само по себе это не преступление. А если хочешь обвинить Евсевия в сговоре с нашими врагами... — Андрей развёл руками. — Ты хоть представляешь, какими железобетонными доказательствами надо обладать?

— Представляю. И я намерен добыть их.

— Как?

— Я собираюсь снова поехать к Евсевию и вывести его на чистую воду. Хочу, чтобы он сам всё рассказал. Если он причастен к убийству моего отца, то об этом он, понятное дело, ничего не скажет. Но меня он уже пытался склонить на свою сторону и попытается снова, когда представится такая возможность. Тут-то мы его и поймаем. Его, как минимум, необходимо отстранить от занимаемой должности, а потом провести расследование на уровне рода или даже клана. Короче, мне нужно записывающее устройство. Ты можешь раздобыть его? Я должен записать наш с Евсевием разговор, но так, чтобы дядя даже ухом не повёл.