Убийца на краю империи

Апартаменты вогнали меня в ступор.

Бродяга развернул все три этажа в один уровень, добавил ещё длинный коридор и несколько выходов на террасу. Я чуть не заблудился, пытаясь отыскать свою спальню.

Увеличившаяся площадь позволила домоморфу развернуться на полную катушку. Помещения расширились, мебель стала более роскошной, окна — светлыми. Не просто светлыми — они теперь выходили на все стороны света. Наше жильё смахивало на студию парижского художника или обитателя Москва-Сити, у которого денег куры не клюют.

Спальня мне понравилась.

Угловая комната, две стены из четырёх — полностью прозрачные. Одна секция сдвигается на роликах, выпуская меня на террасу. Просто шик. Мой угол выходит на море, и я вижу солнечный диск, скатывающийся к горизонту. Через прямоугольное отверстие в комнату врывается свежий бриз. Выйдешь на террасу, возьмёшься за поручни ограждения — и чувствуешь себя пассажиром круизного лайнера, рассекающего голубые просторы.

По набережной ехал велосипедист.

Наш пансионат стоял на некотором отдалении от других домов. Я видел кусок променада, галечный пляж, обшарпанную девятиэтажку, парочку новостроек и подлежащие сносу панельные халупы. Вот он — кавказский колорит. Прилепившиеся к стенам террасы, замысловатые надстройки, ботанические сады на крышах… И забитые тачками дворы. Пройдёт ещё десять лет — и облик Нового Города изменится до неузнаваемости.

Тишину обезлюдевшего яруса вдребезги разбила телефонная трель.

И это было жутко.

Ведь на номер Бродяги никто, кроме нас троих, звонить не мог.