Воля рода

* * *

Моё грузное тело растянулось по соломе, но в поясницу воткнулся покалеченный табурет. Как же больно-то, пёс тебя задери!

— Соври тебя Чёвная Луна! — просипел, загремев цепями, полуиссохший скелет, — Мвазь Иная!

Ему было трудно говорить, и при каждом слове он жевал язык.

Вот пленник напрягся, вдыхая, рёбра заметно вздулись… Сейчас будет последний предсмертный визг-сирена, на который сбегутся другие оракулы.

Я не успевал вскочить, поэтому просто дёрнулся к нему всем телом, отталкиваясь локтями, и вогнал ногу в живот. Неудавшийся крикун сразу сдулся.

Не теряя времени, я соскочил с останков табурета. Да как больно-то, мать вашу! У этого увальня наверняка радикулит.

Рука сама собой зацепила ту самую отломанную ножку, треснувшую по диагонали. Такой красивый острый кол получился.

За спиной снова послышалась работа дрищавых кузнечных мехов. Вдыхает, и сейчас заорёт…

На самом деле, я всегда старался быть милосердным. Псионики не верили, а знали, что Вселенной управляет Высший Разум, и законы кармы были для псионика такими же суровыми, как и законы Свободной Федерации.

Поэтому сначала я развернулся и зажал ему рот, накрыв ладонью.

— Расскажешь, где я нахожусь, и останешься жить, — прошипел я.

Но тут глаза узника стали разгораться, светлея посреди темнеющего помещения. Понятно, домой хочет, в собственное тело.

Не церемонясь, я сместил ладонь ему на глаза, и через секунду кол вошёл в грудь бедняге. Кровавый хрип был жутким, но шанс я ему дал, так что Незримая не сможет мне ничего предъявить.

— Ш-ш-ш, — без тени жалости прошептал я, — Туда тебе и дорога, с кучей твоих жертв.

Я устало сел и тут же подскочил, наткнувшись задницей на гвоздь из табурета. Да грёбанный насрать! Не хватит ли на сегодня крови?!

Отбросив железку, я всё же успокоился, намереваясь разобраться с новым телом, и заодно подумать, что делать дальше. Тут с памятью будет явно лучше, все контуры явно рабочие.

Надо восстанавливать память. Да и с эмоциями у меня какой-то непорядок, а то я словно бревно бесчувственное.

Оракульная чакра развита, у старика — жирная, как арбуз. Остальные дохленькие, этот палач явно ничем больше не интересовался. И все энерго-потоки искажены излишней жестокостью, работа у старика действительно была жуткая.

«Туда ему и дорога, правильно ты сказал!»

«Да-да, этого урода нам совсем не жаль».

Я едва не присвистнул, мгновенно просканировав тело на предмет непрошенных гостей. Две мошки-душонки с визгом вжались в углу разума, жмурясь от моего сильного взгляда.

Жалкие остатки Легиона…

«Нет, нет… Не убивай нас!»

«Да, мы жалкие! Мы ничтожества!»

Я хотел было уже объявить им приговор, но звук снаружи, из-за приоткрытой двери, заставил насторожиться.