Корпус Смерти

Глава 5. Его прозвали Баба Яга…

Два бездонных провала. Неровных, страшных, жутких, притягивающих взгляд своей исковерканной сутью. Лоскуты век, склизкие остатки глазных яблок и обрывки нервов. Черные слезы запекшейся крови. Словно воронье, выклевало их, покуда он еще был жив. Стервятники особенно сильно любят глаза. Мягкие, сочные, гладкие, растекающиеся волной насыщения по клювам и пищеводу. Глаза мертвецов…

Но у живых они в разы лучше. Нет привкуса гнили и отблесков смерти, грозящей в недалеком будущем свить гнездо в недрах разлагающегося трупа, дабы поднять его бездушным остовом некромантической твари, алчущей свежей плоти. А эти крики… вначале они пугают пернатых падальщиков, как и конвульсивные движения, тщетные попытки отогнать вестников могил и бессвязные всхлипы, умоляющие у Серой Госпожи отсрочку. На один день. На один час. На одну минуту. На одну секунду. Жить. Просто жить столько, сколько еще в принципе возможно и даже больше.

Почти никто не хочет умирать. Но кто их спрашивает?

Вороны наглеют с каждым днем. Темные зрачки, равнодушные к людским стенаниям и боли, внимательно наблюдают за ломанной последовательностью мышечных сокращений. Панических, судорожных, агониальных, обреченных… затухающих.

В какой-то момент стервятники понимают, что они здесь хозяева, а не прямоходящее существо, по ошибке возомнившее себя венцом эволюции, а ныне корчащееся в грязи. Они садятся на него. Им плевать на все. Голод. Утолить голод и больше ничего не волнует их крошечные комочки извилин. Клювы, щербатые, острые, черные клыки Смерти, входят в глазницы, разрывая тонкую кожуру век, бессмысленно надеющихся, что в их силах есть возможность хоть что-то изменить. Кровь. Много крови, бразжущей во все стороны. Ее капли оседают на темных перьях переливающимися жемчужинами греха и безнадежности. Вороны отрывают уши, нос, глотая кусочки хрящей, губы, щеки, по итогу оставляя безжизненно скалящуюся маску того, что ждет каждое дышащее существо на дне свежевыкопанной могилы, сырой канаве или грязной луже. Смерть редко когда можно назвать красивой. Она страшна и уродлива для живых, но прекрасна для мертвецов, покорно становящихся пред ней на колени.

А посредника вряд ли теперь можно было назвать живым.

Ушные хрящи отсутствуют, лишь жалкие обрубки мелко подрагивают по бокам черепной коробки. Уродливые рубцы, тянущиеся от скул через шею до самых ключиц, неестественно-четко проступающих под бледной кожей. Нет, не зажившие и не зияющие свежими пастями цепных псов трупного окоченения. Словно, они были срезаны идеально острым клинком, после чего лоскуты окровавленной плоти с вкраплениями мышечных волокон кое-как прилепили на прежнее место, плотно прижимая покуда кровь не засохнет бюджетным аналогом клея. Неровные пожелтевшие зубы, отлично видные из-за отсутствия губ и мимических мышц, прилегавших к ним. Рваные лохмотья щек. Обнаженные кости челюстей. Почерневшие десны, изъеденные трупными червями. Гниющий обрубок языка, ворочающийся в глотке.

Это было слишком даже для гнома.

Жалобный вскрик разрываемого воздуха. Вспышка боли. Арбалетный болт, прошедший насквозь мышцы левой ноги. Хардин падает в грязь, на лету теряя сознание.

Очнулся он уже в сырой яме невольничьего загона, где-то в стылых глубинах подпольного рынка рабов, которым, конечно же, заведовали дроу. Дроу и демоны почти всегда замешаны в дико воняющих рабством темных делишках. Иногда к этому омерзительнейшему дуэту присоединяется и кто-то в разы страшнее. Светлый эльф-пиромант, обожающий крики рабов, с которых сдирают кожу вполне подходил под эти критерии.

Нириан Живодер.

Лучший охотник на рабов, упрямый, жестокий и больной на всю голову. Садист о котором слышал каждый, хоть как-то имеющий дела с теневой частью бизнеса близлежащих земель.

Несколько дней, растянувшихся до овощеобразного состояния, когда каждая прошедшая минута — это праздник, на который не грех позвать всю родню, друзей и знакомых. Затхлый воздух этого гиблого места разъедал сознание гнома. Он связан, голоден, избит и может только тупо пялиться в растрескавшуюся стену. Он уже помнит наизусть каждую ее неровность и шероховатость. Эта картина намертво вцементирована в его разум. Он закрывает глаза и видит в неверной темноте век ее очертания, призрачные, колеблющиеся, но все равно заставляющие сжиматься все нутро в приступе ужаса от единой мысли, что именно это будет последним что он увидит прежде чем отправиться на встречу с Отцом Гор.

Хардин не знал почему его купил тот пижон, господин Дэймон, как его с подобострастием называли работорговцы, рассыпаясь в любезностях и липких лицемерных улыбочках. Закадычный дружок Живодера. Спустя несколько дней гном оказался в той самой пещере. Неизвестно где и неизвестно зачем. Пещера еще хранила на своих сводах оттиск мозолистых рук его братьев, но эти следы, видные лишь гномам, уже начинали испаряться, не в силах противится течению времени. Наверное, его "хозяева" хотели воспользоваться знаниями бородача, расширив свое временное обиталище, но в какой-то момент решили, что свободного пространства им и так хватает, а тех бойцов, что не вмещаются в недра холмов можно поселить в хлипких шалашах.

Гном не заинтересовал Нириана. А вот суккуба Аффира со своими коллегами по ремеслу еще как. Демона Похоти и Разврата, к тому же до недавнего времени работавшего в борделе трудно как-то удивить сексуальными предпочтениями. Живодер смог. Причем очень неприятно.

Демонесса по долгу службы привыкла отыгрывать роль строгой госпожи, объясняющей плохим мальчикам, что их неплохо было бы немного наказать за соответствующую плату. По возможности с применением цепей, плеток, ошейников и откровенных нарядов. Те времена прошли. Банда, крышующая район в котором она работала, сборище отмороженных головорезов, смекнувших, что лучше ходить под ребятками Кровавого Ужаса, забеспокоилась снижением прибыли и парой мелких торговцев, переставших платить за "защиту". И они решили преподать всем урок, что подобное не остается без внимания. Человеческие кишки — крайне прочная вещь, по слухам могут выдержать вес до сотни килограмм. Торгашей посреди ночи вытащили из домов. Перерезали глотки женам и детям, после чего демонстративно сожгли трупы. Точнее облили алхимической смесью, выплюнувшей в темное небо клубы смрадного дыма. Обгоревшие трупы. Почерневшие шматы плоти на обугленных костях. Торговцам же вспороли животы. Они еще видели, как мрачные ублюдки доставали их собственные внутренности. Ленты кишок. Поблескивающие мешки органов. Обматывают вокруг шеи. Перекидывают через толстые ветки деревьев. Несколько минут хрипов и конвульсий. Вывалившиеся языки, вытаращенные глаза, неверяще, испуганно, и посиневшие лица.

Жестоко, страшно и показательно.

Следующими на очереди стояли ш#юхи.

Их было трое, трое тех, кому придется платить за грехи остальных. Аффира, дочь проститутки и мясника, а так же незаконнорожденная полуэльфийка.

Ночь.

Темная улица.

Догорающие дома.

Неторопливо покачивающиеся на холодном, пробирающем до костей ветру трупы.

Демоницу повалили на грязную мостовую. Жалобный хруст позвоночного столба. Острый камень рассекает тонкую чешую на лопатке. Грязь заключает ее тело в сырые липкие объятия.

— Будь послушной девочкой… — хриплый прокуренный голос откуда-то сверху.

Несколько сиплых смешков.

Полуэльфийка пытается что-то сказать. Жалобно, захлебываясь в слезах, соплях и слюне.

С таким звуком тяжелый кулак врезается в челюсть.

Суккуба почти ничего не видит. Что-то, а точнее кто-то наваливается на нее, еще сильнее вжимая в грязь. Она рвется из-под него.

Удар. Мощный, лбом точно в лицо.

Вспышка боли. Изящный носик сломан. Кровь течет по губам и подбородку.

— Н-не над…

— Заткнись, с#чка!

Удар.

Пухлые губки рассечены. Два зуба выбиты. Их осколки забиваются в глотку, рвут щеки и вместе с кровавой слюной выкашливаются куда-то вверх.

Ее голова мотнулась назад, вминая затылок в камень. Сознание мутнеет. Роскошные волосы слипаются в единое нечто. Грязь и кровь.

Боль.

Забвение.

Рабские ямы.

Живодер…

Ее подруги умерли. Эльфийский извращенец помимо садистских наклонностей, выливавшихся в широкий ассортимент пыточного инструментария имел весьма неприятную привычку воспламенять себя в момент интимной близости. Особенно в районе половых органов. Смрад горелой плоти… их крики…

Аффиру смогли спасти небольшой бонус природного иммунитета к магии Огня и крайне хорошо разработанный ротик. Нириана особо не смутило состояние ее лица и отсутствие нескольких зубов. Суккуба старалась. По-настоящему старалась, работая языком, губами и руками, дрожа от страха, ибо останки ее подруг еще дымили в углу комнаты. Ч#ен эльфа вспыхнул в момент кульминации. С#ерма стала каплями напалма, вцепившегося в ее плоть. Огонь терзал ее ротовую полость, с выворачивающим наизнанку шипением превращая мясо в обуглившиеся комочки. Что же до боли… это невозможно передать словами.

Зубы, десна, щеки, губы и язык попросту исчезли, развеявшись пеплом под бессвязное, захлебывающееся мычание демоницы.

Чем интересна эта история?

Да особо ничем, кроме того, что в тайной базе работорговцев встретились жизненные пути нескольких крайне колоритных персонажей.

Гном и суккуба.

Некромант и беглый дроу.

Демериан Трупоед прославился в узких кругах некромантской братии двумя вещами — восхищением, даже нездоровой страстью к вампирам и паранормальным везением на облавы. Доподлинно неизвестно как и почему, но в ходе одного специфического ритуала с кровью тогда еще не особо опытного некроманта произошла занимательная метаморфоза, превратившая ее в кислоту для большей части кровососущей нежити. Правда, в процессе Трупоед чуть не умер, в придачу получив жуткий ожог на большую часть лица, но в деле рыцарей забытых кладбищ подобные мелочи давно стали в порядке вещей. Из-за вышеперечисленного Демериан не мог стать вампиром, как мечтал, только ступая на извилистый путь служителя Смерти. Упыри, вурдалаки, рабы Крови и низшие вампиры, которыми он окружил себя лишь подливали масла в огонь его несбывшихся надежд, что по итогу привело к череде жестоких опытов, а они… согласитесь, когда несколько хуторов идет под нож это вряд ли прибавит очков репутации в глазах добропорядочных и законопослушных граждан.

На него охотились почти все и всегда, но ни один не преуспел, до недавнего времени. Демериан сумел отбиться от отряда загонщиков ценой практически всех своих клыкастых творений, несколько дней безумной погони, буквально загривком ощущая тяжелое дыхание преследователей. Овраг. Почти не заметный, пока в него не упадешь. Некромант покатился вниз. Сломанная нога — открытый перелом, щербатый кусок кости порвал мышцы и кожу. Кровь на земле и камнях. Боль. Заклинатель мертвецов давно привык терпеть ее, но быстро передвигаться на одной конечности еще не научился. Последние крохи маны ушли на колеблющийся покров, спрятавший его от охотников. Задержись они больше чем на минуту, тут бы его и прикончили, но Серая Госпожа хранила своего верного последователя. Около шести часов беспамятства, зависнув на тонкой грани, отделяющей жизнь от смерти. Его спас дроу, случайно наткнувшийся на бредящий полутруп. Согласитесь, само словосочетание "спас дроу" звучит уже крайне подозрительно и неправдоподобно.