А-Два

- Тут товарищи в кулуарах поинтересовались, почему советский специалист учится пять лет, а капиталистический — только четыре? Нет ли в этом экономии, на которую стоит обратить внимание? - лектор продемонстрировал богатую игру мимики, после чего уперся тяжелым взором в одному ему видимую точку. - Так мы ответим! Есть в этом экономия, есть, но не народная, призванная экономно расходовать средства, а экономия подлая, экономия хозяйчика, который рад был бы ограничить образование трудящихся двумя годами! Одним! Вовсе не позволять трудовому человеку большего, чем умение читать!

Гремел голос, рождались и умирали метафоры, гиперболы и цитаты из ранних классиков, аудитория напряженно внимала: было очень полезно и толково, а еще интересно для того, чтобы пересказать назавтра. Кто-то лихорадочно строчил пером-самопиской, некоторые — из тех, у кого побольше ЭСов — держали на весу запоминающие кристаллы, неслышно крутила пленку небольшая кинокамера, тайком принесенная в аудиторию кем-то из студентов постарше. Потом все закончилось.

Расходились так же шумно, как тихо сидели — обсуждая, волнуясь. Где-то звучали вскрики негодования, кто-то, наоборот, заливисто смеялся. Равнодушным не остался ни один.

Дмитрий Анатольевич Аркудин прям, как корабельная сосна, не только в речах. Свою осанку настоящего, несгибаемого коммуниста, он умудряется сохранять даже в ситуациях, когда никакой осанки не предполагается вовсе — например, отдыхая в отличном венгерском кресле, стоящем в комнате отдыха ученого совета.

Кроме самого лектора, немного уставшего и порядком запыхавшегося, в комнате присутствовали трое: преподаватель практики научного коммунизма, тучный и совершенно лысый огр, главный редактор ленинградского выпуска газеты «Известия», пожилой и относительно степенный гоблин, а также огромный заговоренный самовар, властно попирающий тремя бронзовыми ножками крепкий чайный столик. Присутствующие пили чай.

- Если товарищи позволят, я выражу, - Аркудин осекся, прислушался к чему-то внутри себя, и шумно выдохнул. - Извините, немного заело.

Товарищи понимающе переглянулись. Ситуация была довольно обыденной: Дмитрию Анатольевичу иногда было сложно сменить формат изложения мыслей. Разумеется, то, что было полезно и правильно во время публичных лекций, оказывалось неуместным в разговоре со старыми приятелями.

- Я не считаю, что это полностью правильно, но что-то в этом есть, - Аркудин как бы нерешительно пожевал воздух, и продолжил. - Современная техника действительно все сложнее, и она в самом деле открывает массу возможностей. Слишком большую массу возможностей! Однако, я не считаю, что возврат к старой практике контроля будет оправдан. Население, наша молодежь, они привыкли, привыкли к тому, что научный рост ничем почти не ограничен, что знание — высшая форма награды, что... Да кой Троцкий, мы же их сами так учили и продолжаем учить!

- Молодежь наша сейчас страшно инфантильна. Вот лично я, - главред ткнул пальцем куда-то внутрь пиджака - пришел в Ленинград, точнее, тогда еще Петербург, из Елисаветграда. Пешком! Хотел учиться. Настоящим образом учиться! - Взор гоблина затуманился. Вещи он вспоминал очевидно приятные. - Сначала реальное училище, токарь. Потом, уже при народной власти, юридическое ПТУ. Дальше — больше. Иностранные языки, уже полноценное юридическое, высшее! - палец устремился ввысь. Собеседники прониклись и закивали. - А все зачем? Ради чего? Для чистого знания, не имеющего никакой цели, ни высшей, ни практической? Нет бы да, так ведь нет! Результат! Практика! Польза народному хозяйству, наконец! А эти... - Гоблин расстроено замолчал, подхватил стакан и принялся яростно втягивать в себя остывающий чай, сладкий настолько, что пробковая подставка не осталась на столе, а устремилась, прилипнув, ввысь.

- Молодежь разная, - весомо возразил огр, - бывает. Некоторые и впрямь. Другие нет. В целом, хорошие молодые люди. Но проблема, да. Западники не пролезли через культуру. Через музыку. Через тряпки свои дурацкие, синие. Товарищи дали отпор. Но теперь снова. - Преподаватель практики научного коммунизма выражался так же, как действовал, короткими периодами, конкретными и обоснованными. - Эта их идея, «открытая наука». Оппенгеймер у них открытый. Маск у них открытый, да. Ни одной международной публикации, у одного за сто лет, у второго за тридцать. Нужен контроль, но не жесткий. Мягкий нужен контроль, вот что. Чтобы сами за собой. Чтобы даже мысли не возникало!

- Позволю себе подытожить. - Завсекцией аккуратно поставил свой стакан на место.

Кстати, пил он перед тем тоже очень аккуратно, маленькими глоточками, подолгу смакуя каждую порцию отвара чайного листа, любовно выращенного грузинскими товарищами в высокогорьях Закавказья.

- Контроль, конечно, нужен. Но и давить разумную инициативу не стоит. Значит, закрепить за направлением толкового куратора, например, из начальников первых отделов, они с этой братией управляются, как никто другой. Значит, внутри коллективов выращиваем своих молодых руководителей, и контролируем уже их по линии комсомола. Еще предлагаю поступить парадоксально, - Аркудин внимательно и по очереди посмотрел в глаза всем троим собеседникам: огру, гоблину и своему отражению в блестящем боку самовара. Собеседники внимали, не перебивая. - Парадоксально и неожиданно. Проведем в Ленинграде международную конференцию, назовем ее, например, - Дмитрий Анатольевич нахмурил брови.

- «Юность науки!» - гоблин поймал мысль на лету. - И пригласим на нее молодежь из капстран! Заодно покажем всему миру, чего стоит их болонская система против нашей, советской!

- Олимпиада! - весомо поддержал огр. - Несколько олимпиад. Физика, химия, математика, эта, как ее…

- Кибернетика! Бионика! Термаг, что там еще. Все дисциплины, даже относительно спорные! — главный редактор горел очами и выражал энтузиазм жестами. - Это же, товарищи, такой повод, такой повод! Информационный!

Они не сразу потом разошлись, эти трое, им было, что еще обсудить, да и основная тема требовала всестороннего рассмотрения. Однако, где-то что-то уже изменилось, пусть и в масштабах всего одного Ленинграда. Оно ведь как: сначала Ленинград, потом, к примеру, Новосибирск, а дальше — Казань, Уфа, Хабаровск, другие разные города и даже поселки, и вот растет, ширится по стране новое комсомольское движение! Движение молодежи за современную, коммунистическую, диалектическую и рациональную, науку!

Именно потому, что только так оно и может работать. Как и все в первом государстве рабочих, крестьян и технической интеллигенции.