Путешествие в молодость

Глава 19. Мотиватор перемен

Привет, ребята, добрый день!

Послушайте нашу дребедень.

Ща музыканты подойдут,

Возьмут гитары и попрут.

Чувак, не лезь ты к ней туда,

Оставь её, иди сюда,

Бери свой новый экшн-бас,

Лабать ведь будем мы сейчас. «Сектор газа».

— Да отвянь ты со своим “Сектором”, - горячился Чиж. — Я тут нормальных пацанов нашел. Огонь группа. Про деревню и баб поют. Короче, прям про наши приключения.

Я хмыкнул. Бочку огненной воды, перегнанной по медным трубам, вроде бы ещё не выпили. Да и до пуда соли, как до Пекина пешкодралом.

Только отучил этого звездюка дядькать, как он уже в мои закадычные кореша записался. И совершенно берегов при этом не чует.

Учитывая недавние события, нас можно бизнес-партнерами обозвать. Но и в бизнесе и то, какие-никакие, а понятия есть. А тут…

Всё на меня свалили. Всё!

Перестраховщик участковый письменные объяснения, которые себе хоть и в стол положил, только с меня взял.

Чиж же, как привилегированная особа, даже устного внушения избежал. Подождал меня на лавочке, и погнали мы в родные пенаты готовиться к реализации наших грандиозных планов.

Сидели у меня во дворе, в тени раскидистой березы и готовились.

Нет, не стратегию разрабатывали, а потакали прихоти малолетнего гитараста. Малому видать вожжа под хвост попала. Загорелся он местной звездой стать, а я поддался. И тут вам нате, хер из под кровати.

Я ему «Сектор» напеваю, а он мне — это отстой.

— Да ты видел, как эти песни в Любавино воспринимали, как проникались? — аргументировал я, сжимая кулаки и прикидывая в какое ухо ему врезать за поругание моей любимой группы.

— Неа, — отмахнулся балбес. — Некогда мне было твои завывания слушать. Я Ксюху клеил.

Я даже прихерел от такого веского аргумента.

— Да ты просто послушай, — не сдавался я.

— Да слушал, уже. Целый альбом. «Сектор газа» называется. Нафталин чистой воды. Непонятно нихрена.

Я от злости, аж зубами скрипнул от такой наглости. Величайшую, лично для меня, группу вот так вот в цвет назвать нафталином. Да за это…

— Я нормальную группу нашёл! «Чёрный вторник» называется, — воодушевленно продолжал вещать малой, совершенно не замечая моего настроя.

— Ты в следующий раз у Гудвина мозгов ещё попроси. Витаминки там какие-нибудь попей, — рыкнул я, еле сдерживаясь, чтобы не всечь этому балбесу с девичьей памятью.

— А? Кого позвать? — завис звездюк.

— Покеж, говорю. Чего ты там за новомодное дерьмо откопал, — буркнул я, решив выбрать для Чижа кару пострашнее, чем увесистый подзатыльник или прямой в челюсть.

— Лягко. Зацени, — расцвел звездюк, протягивая мне мобилу. — С концерта видос. Видел, как мелкота на сцене пляшет.

За гитару, кстати, я ему отдельно хотел предъявить. Точнее Санычу. Мол, лоханулся ты, дружище. Обещал дебила малолетнего от папкиного кошелька отвадить, а сам ему дорогущие инструменты покупает.

Завидовал я, если честно. Крутую акустику Саныч своему балбесу подогнал. А вот мне, судя по всему, придется по сусекам скрести и свою старую бобруку восстанавливать.

Зависть из меня выгнал видос.

От увиденного я натурально впал в ступор. Услышанное же вообще повергло меня в тихую истерику. В видосе посоны на сцене какого-то явно успешного рок-клуба лихо фигачили нетленку моей бурной юности — секторовский “Колхозный панк”.

Под незамысловатую мелодию кайфовали не только мои ровесники, коих в зале было предостаточно, но и пара мальков — мальчик и девочка лет шести — восьми.

Детвора самозабвенно оттягивалась на сцене рядом с музыкантами. Школота даже периодически срывала больше внимания, чем гитарист с полагающейся любому успешному музыканту длиннющей шевелюрой.

— А тут ещё поди — разберись, кто звезда этого вечера. — поддел я юнца. — Патлатый или детвора.

Факт, что Чижа покорила, как он выразился, песня из репертуара нафталиновой группы, я решил оставить на сладкое.

— Сам ты патлатый, это Серёга. Очень крутой гитарист, — надулся Чиж. — Я их концертники третий день уже смотрю. А эта песня меня прям вштырила. Давай её сыграем. А? Она же простая, вроде бы, — начал канючит малой. — Помоги её выучить, а? Я целых три аккорда знаю!

— А тут больше и не надо. Почти весь «Сектор» на трёх аккордах играется, — хмыкнул я и выдал Чижу полноценную историческую справку о музыкальном новаторе перестроечной эпохи. То бишь, о Юрие Хое и его проекте.

Чиж информацию впитывал с открытым ртом. Прям как дрессированный песель, только что язык не вываливал.

— А это каверщики. Причём, отличные каверщики, — подбодрил я малого. — А панка этого влегкую сделаем. Солячок я подыграю. Главное — раздобыть мне инструмент, создать атмосферу и покорить зрителя, — мотивировал я дружана. — Не налажаешь, все девки наши будут.

Вот истину говорят, что слово лечит: Чиж расцвел. Вот только-только сидел и кипятился, а тут бах и сияет, как красна девица перед ЗАГСом.

— Ага, — мечтательно протянул Чиж, впитав новую вводную и прищурив глаз выдал: “А ты меня к себе в баню с ними пустишь?”.

— От молодёжь, одна ебля на уме, — усмехнулся я, пытаясь голосом изобразить пенсионера.

— Дедушка, я не для себя. Я палку за тебя, палку за батю, — подмигнул мне начинающий ёбарь-террорист.

— Гитару бери. Учиться будем! — начал злиться я.

Чиж кивнул и понеслась. Хрен его знает, чего его так замотивировало, но струны этот новопреставленный гитараст терзал с упорством, которому позавидовал бы даже самый упертый виртуоз. Мне бы радоваться, но меня распирало любопытство. Хватило меня ровно на двадцать одну минуту.

— Слушай, вроде по башке двинули меня, а кукушка повернулась у тебя, — закинул я удочку. — Или в тебя попаданец из будущего вселился? Я в книжках про такое читал!

— Ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу, — хохотнул юнец. — Это батя так раньше говорил, когда после лядок домой заявлялся, — отмазался он.

— Давай-давай, заливай мне тут, — буркнул я.

— Да я серьезно, — с юношеской горячностью возразил мне малой. — Пока ты здоровье восстанавливал да хрен по клумбам парил, со мной тут такое приключилось….

В тот памятный и злополучный вечер, когда Саныч своими кулачищами прервал мое общение с любавинским отрядом “Синие дятлы”, Чиж в расстроенных чувствах собрался огородами рулить в сторону дома. Но не срослось. Неподалеку от обитания любавинской милфы, чей образ по ночам будоражит неокрепшие юношеские умы, чижовский моточихлет заглох. Специально или нет и на кой хрен он туда попёрся, об этом рассказчик стыдливо умолчал.

И пока меня бережно делегировали в сторону больнички, Чиж жаловался на превратности судьбы и свое тотальное невезение грудастой Ксюхе. Рассказ моего подопечного так растрогал милфу, что она погладила его по головке (которая на шее и чтобы шапку носить, а ещё в неё едят), а потом так прониклась, что прижала юнца к груди. И понеслась.

Благо Петька, это который официальный муж милфы, процесс реинкарнации из мужа-алкаша в бухого рогоносца даже и не ощутил. Виной тому была фляга с самогоном, брошенная на произвол судьбы около любавинского дома культуры.

Пока алкофаны в неравной битве проигрывали зеленому змию, Чиж набирался практического опыта в общении с изголодавшейся по мужскому вниманию дамой. Которая, к слову, скрашивала одиночество в обществе трёхлитровой банки домашнего вина.

Меняются времена, нравы… Неизменным остается лишь стремление бухих домохозяек, разменявших тридцатник, тряхнуть стариной и почувствовать упругость и горячность юного тела.

Так было и в тот раз. Притянула Ксюха малого к своей груди, да так прижала и приласкала, что титька сама в губы Чижовские прыгнула. Вообщем зря Чиж очковал.

Через три минуты он уже с довольной лыбой созерцал звёздное небо. Еще через пять минут, это по словам повествователя, он повторил пройденный материал. А потом ещё раз, и ещё раз.

— Восемь палок за ночь, — клялся Чиж, выпячивая грудь. — И ещё бы столько же смог. Батя позвонил. Домой пришлось валить.

Следующий день для Чижа пролетел, как в тумане. Он еле-еле дождался, когда на улице стемнеет. Под покровом летней ночи очарованный малец, жаждя новых знаний и половых свершений, ломанул в сторону Ксюхиного дома. Его даже ни разу не напрягло, что его опытная искусительница за весь день не ответила ни на одно его сообщение.

Нарезав около Ксюхиного дома с десяток кругов, балбес заныкал мотик в ближайших кустах и отправился в пешую разведку.

— Все руки исцарапал, пока эти долбанные клумбы с розами прополз, — описывал он свои подвиги. — К окну на цыпочках подошел, слушаю. Через открытое настежь окно все слышно, а не видно, кто дома и чем там занимаются. Отблески вижу, как от мобилки. Храп слышу. Прикинул я и получается, что алкаш спит. И тут у меня в голове все сложилось! Ксюхин муж весь день дома был и Ксюха, чтобы не спалиться, уведомления выключила. Вот и не отвечала.

Излагая свои приключения, Чиж так увлекся, что перешел на шепот.

Интрига нарастала.

— Решил я ей сюрприз устроить, — увлеченно продолжал малой. — Аккуратненько так залез на завалинку, и в окно заглянул. Вижу, в дальнем углу мобилка еле-еле светится. И сопит там кто-то. По очертаниям, вроде Ксюха. Ну я камушком и пульнул в ту сторону. Сопенье затихло.

— Глаза к темноте уже привыкли немного. Дядь Петьки не видно нигде, а на диване, точно, Ксюха храпака давала. Деревенские бабы то порой похлеще мужиков храпят. Сам слышал. Ну, я осмелел и полез в дом. Только на пол аккуратненько так наступил, глаза поднимаю, а в меня мобилка летит. Медленно так. Как в кино. В миллиметре от уха просвистела. Следом такой мат пошел.

Я, уже вникнув в ситуацию, сидел и давился от смеха. Малой же наоборот боязливо поежился.

— Дядька Петька это оказался. Он в очередной раз с синим решил завязать. Чтобы бодун легче протекал, он ужастик какой-то древний врубил, наушник в ухо и лежит превозмогает. Фильм увлекательный был. Закемарил он короче. Мобилка с груди сползла и в потолок светит. Похмельный сон — тревожный. Одеяло сбилось, и в районе груди бугор получился. В темноте на грудь очень даже похоже стало, — уверял юнец.

Чиж вздохнул, как бы собираясь с силами.

— В ухе у дядьки Петьки тревожная музыка из наушника играет, а тут его еще и по башке тюкнуло. Сон как рукой сняло, — нагонял интригу малой. — Он голову поворачивает, а в окно негра лезет. И щерится так хищно. Это Петька всему селу потом рассказывал.

— Лежу, говорит, пошевелиться не могу. А этот щерится и примеряется, как бы меня сожрать. И как прознал то, что хреново мне и сопротивления оказать я не смогу, — повествовал от лица Петьки юный герой-любовник, слышавший эту историю на следующий день из первых уст. — Но любавинских так просто не возьмешь! Собрался Петька с силами, заорал и что под руку попалось, тем и запустил в пришельца, то бишь в меня, — вздохнув, смешал кислое с пресным Чиж.

И как я ни старался, сохранить серьезный вид, чтобы юнца не обидеть, а заржал. Просто представил себе эту картину. А мужика мне даже жалко стало. Мало того, что какой-то сопляк жену твою попользовал, так лежишь себе такой, ловишь отходняки после недельной пьянки, а тут бах и озабоченные юнцы в окна полезли. Это со стороны смешно, а когда сам это испытываешь — нихрена подобного. Жим-жим такой, что мама не горюй. Делирий, мать его за ногу.