Путешествие в молодость

Глава 23. Мандраж, кураж, трусами в рыло

Меня подводят к сцене,

И микрофон дают.

Потом несут в гримерку,

И на живот кладут.

Ведь я играю честный панк.

Скажите, где дорога в банк? «Кирпичи».

Именно эту песню некогда популярной, но не утратившей своей крутости группы “Кирпичи” напевал я в четверг вечером. Ровно за сутки до феста.

Я как раз после разминочного бокала пива выперся на сцену для саунд-чека. И вспомнил тот хит.

Хотя о чем это я. Ключевые события вновь упущены. А дело было как-то так.

Подготовка к главному событию этого лета в селе Бухарино шла полным ходом. Третьего дня в наши пенаты пешим порядком прибыли двое патлатых парней в замызганных чёрных балахонах. Следом за ними было явление народу — фуры с музыкальным оборудованием и прочими прибамбасами для создания музыкального праздника и соответствующей атмосферы.

Санычевские неопохмелённые работники под вежливые просьбы городских и подбадривающие крики непосредственного начальства, выкинули из машины части разборной сцены, коробки со сценическим светом, генераторы, разнокалиберные колонки, дым машины и ещё какую-то очень нужную лабуду.

Короче, всё было по-взрослому. Тусовка намечалась знатная.

Шутка ли, двадцать пять групп с нашей области и даже соседних регионов собирались отжечь на первом бухаринском рок-фестивале.

Всё шло, как по маслу. Только Саныч с участковым почему-то нервные ходили.

Хотя, усатого Забалуйко понять можно было. Он периодически обновлял списочные данные в сет-листе, а потом пытался прикинуть, сколько раздолбаев, охочих до деревенской романтики и прочих цветочков прибудет в его вотчину.

Цифра, по ходу, получалась внушительная. Он ко мне через каждый час подходил и грозил кулаком.

— Потравишь, прибью. А потом реанимирую и посажу, — грозился усатый.

И это напрягало. Зато Чиж довольный ходил. Его от патлатых соплеменников не отогнать было. Везде лез. Где поможет, где сломает, где в курс дела введёт.

Одним словом, активничал и в дело, и ни в дело.

Сцена росла как на дрожжах. А в четверг вечером, когда, собственно я и вспомнил про “Кирпичей” и нехило так занастальгировал, почти всё готово было.

Подключай пульт, настраивай звук и лабай на здоровье.

— Филин, гоу зажигать. Нам право первой брачной ночи перепало, — вернул меня в реальность возбужденный голос Чижа, когда я с блаженной лыбой созерцал сцену.

Настоящую.

— А собственно, почему бы и нет, — согласился я.

Тестовый чек шёл, как по маслу. Точнее, лился рекой. Пока что, пивной. Ну а под пивко то, отчего же не поиграть.

Ну, мы и дали джазу перед звукарями и местными, решившими, что такое шоу пропускать никак нельзя.

Смутно помню, но кажись, после пяти вещей, которые мы с юным балбесом отрепетировали «от и до», я на самогон перешёл. А потом ещё пару раз на бис выходил и меня чем-то совершенно убойным угостили.

Дальше в памяти провал.

Проснулся я в палатке у звукарей. Слюны во рту не было совершенно, горло драло, голова гудела, пальцы опухли и горели огнем. Благо глаза разлепить удалось. Правда, как только взгляд сфокусировался, я об этом пожалел.

Таких жоп я ещё не видел. Большая такая. Необъятная, можно сказать. Как сказала бы моя бывшая зоотехническая подруга, задница явно принадлежала к курдючному типу весьма нелегкой особи женского пола.

Да еще и голая. И все это ливерное счастье в метре от моего фейса.

Как вам такое утро?

Шевелиться не хотелось совершенно, но интуиция мне подсказывала, что нужно срочно линять в сторону ближайшего леса. И лучше огородами. К этому же меня подтолкнула странная лёгкость в районе гениталий. Я даже рукой проверил.

— Мляяя, — протянул я, когда понял, что исподнего на мне не было. — Мляяя, — просипел я, осознав, что попытка принять вертикальное положение без посторонней помощи — это бред сивой кобылы.

Похмельный мозг был девственно чист. Как я тут оказался и какие планы у обладательницы жопы были на меня, и было ли между нами что-то?

Ответов не было.

Это было тайной, покрытой алкогольным угаром. И как я так вляпался? Наладил же точки соприкосновения с нормальными девчонками, а не идеалами красоты эпохи возрождения.

— Это фиаско, братан, — насыпал соли в сахар тихий голос Чижа, в котором только глухой не расслышал бы издевки.

— Ин-на, — буркнул я и, собравшись с силами, всё же сел.

— Ну да, ну да, — хмыкнул Чиж, протягивая мне запотевшую пластиковую полуторалитровую баклаху с пивасом. — А так?

За пузырь я ухватился, как тонущий за соломинку. Аккуратно открутил крышку и моментально простил юнцу его заносчивость и усмешку.

— Пшшш, — поприветствовало меня хмельное да пенное.

Я сглотнул от предвкушения. Ну как сглотнул, изобразил. Потом выдохнул и сделал первый, осторожный глоток. Холодненькое пивко приятно смочило язык, небо и провалилось в желудок. Я икнул, прислушиваясь к ощущениям.

Лихо опрокидывать в себя стопки с чистым спиртом или водкой, огромными глотками тушить горящие трубы пивом с дикого бодуна можно только в двух случаях.

Как по мне.

Первое, когда здоровья ещё овердохера и на кануне пил нормальное пойло. А второе — когда здоровья уже нет совсем и от принятого стакана зависит, переживешь ты это утро или нет.

А когда тебе слегка за тридцать. И ты где-то посередине. Да ещё и бухал всякую дрянь вперемешку.

Без похмелки плохо, но и не всякая заходит.

Мне фортануло. Пиво прижилось. Я улыбнулся и присосался к пластиковому горлышку. Теперь было можно. Почти литр за раз выглохтал и не заметил.

— А теперь валим. Встать, только, помоги, — протянул я руку Чижу.

Разбираться с огромной жопой и что тут творилось прошлой ночью, как-то не хотелось от слова “совсем”.

Даже после опохмелки.

Если что, потом справки наведем. А сейчас пора валить в закат. Точнее, в рассвет. Отсыпаться, похмеляться и вываливаться на сцену с довольной лыбой.

— Штаны то одень, — осадил меня малой. — И ты смог? — кивнул он в сторону огромной целлюлитной жопы, пока я фокусировал взгляд в поисках любимых и единственных портков. — Я бы не смог.

— Иди ты. Помоги лучше, — огрызнулся я, наконец-то, обнаружив свои потёртые джинсы, придавленные мозолистой пяткой обладательницы впечатляющей задницы. Рядом, кстати, обнаружился и один из патлатых. Его тощего тельца, из-за пышных форм, до этого мне просто видно не было.

Эвакуация прошла успешно.

А когда я на улице вдохнул полной грудью, да ещё пару раз приложился к фунфырику, в котором ещё булькало, а потом и закурил. Захорошело мне.

Такая ностальгия, такой кайф меня накрыл. Так счастьем торкнуло. Стоял, курил и как дебил лыбился.

Чиж даже носом поводил, пытаясь понять, что я смолю. Очковал он зря. Все было легально, в сигаретах был табак. Мне так казалось.

— Жопа! — прервал моё единение с утренней природой хриплый голос из палатки. — Метр на метр! В магазине лежит продовольственном. Мне бы сейчас хер с километр, я бы доставил ей удовольствие, — заверил округу голос.

Твердость намерений подтвердил звонкий шлепок.

— Иди сюда, любовь моя. Я так хочу тебе вогнать, — не унимался патлатый.

— Я сейчас блевану, — скривился Чиж, вспомнив габариты, объемы и прочие подробности моего похмельного утра.

— На вкус и цвет, — икнул я. — Так то, вроде и ничего, — протянул я, разглядывая на просвет остатки пены, стекающие по внутренней стороне опустевшей пластиковой баклахи.

Малой такого явно от меня не ожидал. Хлопнул себя по лицу, что-то забормотал, схватил меня за руку и потащил обмякающее тело в сторону деревни. А мне было уже на все пофиг. Иди не хотелось совершенно. А вот лечь и нихрена не делать хотелось дико.

Я это и пытался доказать Чижу, но подлый язык меня не слушался. А Чиж, обливаясь потом, тащил меня всеми возможными способами. Хрен его знает, как ему это удалось. Но до бабкиного палисадника он меня докантовал. Там меня и покинула силушка.

Сморило меня короче.

Второе пробуждение тоже приятственностью не отличилось. В себя я пришел от того, что мне на лицо что-то упало. Я попытался смахнуть. Не получилось. Это что-то размазалось по лицу и прилипло к руке, а над ухом зашумело.

— Ну пизнец, — резюмировал я, открыв правый глаз и узрев пальцы, измазанные птичьи дерьмом.

В родном доме меня, то ли не приняли, то ли не дотащили. Оставили под кустом сирени на растерзание пернатых дятлов-засранцев.

Поспал я, судя по положению солнца, знатно. Обед уже миновал. А то, что проснулся вовремя, стало ясно через пару секунд после осмысления хреновости моего бытия.

Сначала я услышал пыхтенье, потом шаги. А потом стало писец как мокро и неприятно.

Холодной водой меня облили, короче.

— Кто тут на, — возмутился я.

— Подъем, — невзирая на моё возмущение, заорал Чиж. — Через два часа на сцену!

— А повежливее рок-звезду разбудить нельзя что ли? — продолжал я катить бочку.

Но возмущения остались без ответа. Мне опять протянули руку и потащили во двор.

— Банька готова. Жару только много не давай, — напутствовала Чижа бабуля, когда дружан превозмогая мое праведное возмущение и сопротивление, тащил меня в сторону бани.

— А я играю колхозный панк, а значит должен иметь соответствующий вид, — протестовал я, еле-еле передвигая ноги.

— Да я после того, как в чувство придешь, с великой радостью тебя в навозную яму скину, — разозлился Чиж.

— Злой ты. А ещё друг, называется, — буркнул я и, выдернув руку, сам поплелся в сторону бани.

Что ни говори, а баня, действительно, творит чудеса. Всего-то через полчаса пыток веником и обливаний ледяной водой меня попустило. В животе забурчало и дико захотелось есть.

— Слушай, а чем всё вчера закончилось? Нихрена не помню, — спросил я у Чижа, когда мы вышли из бани на просторы бабкиного огорода.

— Пришёл ветеринар и у него был спирт. Чистый, — бросил Чиж. — Я не стал. А ты меня послал, и граненый стакан чистяка залпом залудил. А потом Галька пришла.

— Это жопастая?

— Ага.

— А я чего?

— Да ничего. Лёха-звукарь к ней подкатывать начал. А ты возмутился. Галька сгребла вас в охапку и потащила в темноту. Бухаринские мужики её побаиваются. Ей двадцать восемь, а она уже трижды вдова. Не везет ей. А местные говорят, что она ведьма и затрахивает до смерти. Так что, с этим делом у неё туго. А тут целых два ухажёра. Одновременно. Что у вас там было, я не знаю. Я к Катюхе пошёл.

— Понятно, — протянул я. — Значит, бросил товарища на поле брани на растерзание оголодавшей валькирии и свалил со спокойной совестью.

— И ничего не свалил, и не со спокойной совестью, — возмутился Чиж. — Я как обязательную программу отработал, так сразу к тебе на помощь кинулся. Я тебя с трёх часов ночи искал. Даже пиво для тебя прихватил, — напомнил он.

— За пиво лайк и уважуха, — согласился я. — Только если я спирт бухал, зря ты мне его дал. После спирта даже воду лучше не пить и суп не есть. Накроет, мама не горюй.

Жизнь постепенно налаживалась, самочувствие стало чуть лучше, чем совсем хреново. Но жить можно. Чиж меня в дом завел, а там на кухне супчик куриный, капуста квашенная, стопочка и пузырь с какой-то настойкой.