Путешествие в молодость

Глава 8. Стройка, песни, самогон и Света

Водка стоит сто рублей — это не беда!

Хоть вообще-то эт не водка, а одна вода!

Cамый лучший вариант: всем глаза залить.

Спьяну жизнь херово видно — даже легче жить! «Сектор газа».

Почему-то именно это мне пришло на ум, когда я рассмотрел мужа милфы.

— Вы кто такие? — окинув нас осоловевшим взглядом, поинтересовался мужик, на вид, лет сорока.

Хотя на глаз тут возраст даже приблизительно не определишь. Видок у него был тот еще. Типичный деревенский пьянчужка, активно борющийся с алкоголем, путем его обильного поглощения. Тощее лицо, жёлтоватая кожа, сухое тело, болтающееся на тонких ногах. И на что купилась его аппетитная жена? Ну, совершенно они не сочетались. Одним словом — антиподы.

— Рабочие мы, — смачно затягиваясь сигаретным дымом, выдал я. — Колымим по деревням. Кому забор поправим, кому крыльцо воздвигнем.

— Ааа, — загадочно протянул борец с алкоголем.

И всё. Он тупо стоял и молчал, пытаясь сфокусировать на мне взгляд мутных глаз. Мне, даже показалось, как скрипят его извилины, переваривая полученную информацию.

— А тут чего делаете? — продолжал тупить кмс по литрболу.

— Забор чинили. Хозяйка попросила, — поражаясь скорости мысли синемора, уточнил я.

— А где материал взяли?

— Так, хозяйка дала.

— Чего она вам дала? — заскрипел зубами мужик, топнув тощей ножкой.

Ну точно, ему еще рогов не хватает и вылитый олень будет.

— Материал дала и бутылку сверху ещё обещала, — зашёл с козырей я.

Финт ушами для направления разговора в нужное мне русло оказался удачным.

— А бутылка где? — услышав вожделенное слово, облизнулся мужик.

— Дык, она за ней и побежала, — улыбнулся я.

— Мужики, не впадлу. Нальете сотку? А? А я её щас потороплю. Хотя не. Она ж дрянь купит. Давай лучше деньгами возьмем, а я тут такую точку знаю, — оживился местный кавист. — Там и возьмём.

Я задумался. Бухать с этим типом не хотелось от слова совсем. А что если направить энергию алконавта в нужное мне русло?

— Доски перетащить поможешь, договоримся, — хмыкнул я.

— Дык, — разведя руки, выдала новоиспеченная рабсила. — Я мигом. Тут меня ждите.

— Вот что слово животворящее с людьми делает. Измождённое недополучением “Нарзана” тело вон как вдохновил, — философски произнес я, наблюдая за удаляющимся по загадочной траектории в сторону дома недоопохмельным типом.

Чиж лишь хмыкнул. Для него такая картина была привычна. Наверное, как отирающиеся около мусорки бомжи для горожанина. И видишь их, а внимания стараешься не обращать. Они сделали свой выбор, идут своим путем. И пока ваши интересы не пересекаются, они брезгуют тобой, а ты ими.

— Мужики! Живем, — завопил через пару минут муж мечты сотен миллионов подростков, выбежав на крыльцо!

В этот раз я и Чиж хмыкнули одновременно. Малой, к слову, в перерыве, оказанное ему доверие не оправдал. Сидел и с загадочной улыбкой что-то тыкал в своем телефоне.

— Вы пока доски таскайте, а я за бутылкой побежал, — попытался перехватить инициативу кавист.

— Ага, щаз! Бежим и волосы назад, — огрызнулся я. — Лаве на базу, доски в зубы и в темпе второй арии Ивана со стратегическим грузом стартуешь в сторону ДК. И если через пятнадцать минут я наблюдаю эту кучу, аккуратно сложенной, у местного культурного центра, тогда и выпьем.

Как ни странно, но мои вопли возымели действие, придав мужичку моментальное ускорение. Колдырь спихнув возвышающегося на горе стройматериалов Чижа, сгреб часть кучи и натуральным галопом ломанул в сторону ДК.

— И раз, и два. Шире шаг, юниор. Левой. Левой. Три, два, раз, — подбодрил я спринтера.

Мой юный напарник, увидев скрытый потенциал алконавта, даже присвистнул.

— М — мотивация, — нравоучительно произнес я и побрел в сторону культурного центра любавинской волости.

Малой пожал плечами и опять ушёл в себя. По дороге к клубу он брёл позади, что-то бурча себе под нос, окидывая затуманенным взором окрестности, и снова утыкивался в мобилу. Меня раздирал интерес, чего он там такого нашел. Но вида я не подавал.

Куча досок у входа в ДК росла как на дрожжах. Я только дивился расторопности почитателя Бахуса.

— Готово, — практически синхронно заорали Чиж и алконавт.

Я аж подавился.

— Гони деньги, я за пузырем, а ты мути закусь, — пытаясь отдышаться и утирая градом катившийся пот, раскомандовался мужик.

— Для начала литр возьми, — подумав, выдал я, протягивая гонцу мятые купюры.

Мужик кивнул и шумно дыша, поковылял за топливом.

— А у тебя-то, что готово? — поинтересовался я у лыбящегося падавана.

— Видос в сториз залил, как я забор делал, — подмигнул мне Чиж.

— Ты делал? — удивился я. — А ничего не напутал?

— Ну, приврал слегонца. Так в сети все врут. Сплошной фейк, — оправдывался малой. — И я там, кстати, и тебя упомянул. Профиль только твой не нашел. Добався в други я тебя отмечу. Мне не впдалу, — примирительно добавил Чиж.

Пока я вспоминал, как с пьяных глаз обозвал свой акаунт в «ВэКашке», в которую к слову заходил то пару раз, вернулся запыхавшийся и порозовевший гонец. Видно он уже успел в одну харю пополнить в своем организме запас горючего. Отмахнувшись от возмущенного страждущего, не обнаружившего на нашей поляне ни стакана, ни закуски, отправил его в пешее эротическое путешествие. Мятую полторашку, правда, я у него реквизировал.

Звёзды сошлись. И вместе с возвращением нашего синего гонца, все три моих сетевых друга уже знали, что я вместе с Чижом. Малой, в ознаменование нового витка в своей жизни, сменил ник: «Помогаем одиноким девушкам».

— Ну, такое не грех и обмыть, — подмигнул я облизывающемуся гонцу и достал из под куста сирени мятую полторашку.

Утончённо влив в себя содержимое замызганного граненого стакана, кавист протянул тару мне. Мол, твоя очередь. А потом, скосив глаза на малого, из стороны в сторону покачал указательным пальцем. Мол, он еще слишком юн для такого элитного пойла. Я плеснул себе совсем немного. Солнце клонилось к зениту. Ситуация устаканилась. Отчего бы и не вспрыснуть это дело парой глотков?

— Пей, не очкуй, горючка забористая. Натуральный первач, — гундел под руку кавист.

При слове первач, самогон встал в горле комом. Ни туда, ни сюда. От злости я запустил в гоцна стаканом. Благо он пуст был.

Вроде помогло. Провалилось.

— Ты чего? — надулся синемор.

— Дебил! Первак — самая отрава. Его пить ни в коем случае нельзя! Там голимый уксус напополам с ацетоном, — просипел я. — Отравить меня вздумал?

— Да ты чего? Нормальный у Натахи самогон. Они по семейному рецепту гонят. Дед мой у её бабки брал, батя у неё же. А как бабка дуба дала, так аппарат по наследству Натахе перешел. Как видишь, все пили. И ничего, — гордо ударив себя кулаком в грудь, выпалил продолжатель семейных традиций.

— А дед твой сейчас где? А батя? — ехидно протянул я.

— Померли. Дед в сугробе замерз, батя опился и в пашне уснул. Сенька его с пьяну не заметил и “Кировцем” то и переехал. Но самогон Наташки тут ни при чем. Отравленных наташкиным самогоном в нашем селе, по официальным данным, нету! Петрович так говорит, — упирался мужик. — Значит горючка у нее хорошая!

— Вот ты трудный, — буркнул я. — Ладно. Давай покурим и за работу.

Спокойного перекура не получилось. Мужик начал буровить, что мы городские совсем зажрались и херни всякой в своих интернетах начитались, вот на вожделенный первак и наговариваем. А свои слова он готов доказать практикой. А мы пиздаболы, по-русски говоря.

— Давай. Наливай мне прям под тещин поясок! — орал литерболист. — Я бахну и нихера мне не будет. Давай, проверим.

Достал он меня. Пришлось налить. Да и не жалко мне этой дряни мутной и вонючей. Жену его только жалко.

Мужик в три огромных глотка опрокинул полный граненый стакан. Икнул, сорвал травинку, закусил ей спустя пару минут опал, как листья с березы после первого мороза.

— А подмога не пришла, подкрепление не прислали. Нас осталось только два. Нас с тобою наебали, — затянул я одну из любимых песен своих студенческих лет.

Чиж согласно вздохнул. По исконно русской традиции, сокрушаться и ныть на всякое, можно было ещё долго. Но мы были не из таких. У нас был боевой настрой, поллитра мутного шмурдяка и пара редисок на закусь.

Как ни странно, но дело в неумелых руках спорилось, а душа требовала песню. И когда я затянул “В каморке, что за актовым залом репетировал школьный ансамбль”, Чиж застыл. С молотком в руках и гвоздем соткой в губах.

А я весело и задорно, в такт пению, отрывал гнилое, отмерял целое и пилил новое.

— Это ты что ли сочинил? — изумился Чиж, когда я кончил эксперименты со своей луженой глоткой.

— Не, эт тезка твой. Серега Чиж, — подмигнул я малому. — Тоже, кстати, патлатый, как и ты.

— Круто, — выдал моментально загордившийся подросток. — Прям, как будто про нашу школу. А меня в этот ансамбль не взяли. Сказали, медведь на ухо наступил. И даже батя не помог, — сокрушался малой.

— Фигня, — махнул я рукой. — А не спеть ли нам песню. А? О любви!

И работа вновь закипела, но уже в другом темпе, задаваемом молотком юного падавана. Финальный “бамс” и мы с Чижом сорвали реально бурные аплодисменты. Оказывается, мы так увлеклись, что не заметили, как вокруг нас собрался местный девичий бомонд в количестве четырёх человек. Пришлось смущенно раскланиваться.

— Тааак. Граждане. Что за несанкционированный митинг? — вернул нас в реальность рык участкового.

— Да вот, работники поют душевно так, — оправдывались из толпы. — Заслушались.

— Песни — это хорошо, — пробасил приближающийся к нам голос.

Едва я успел спрятать под кустом сирени бутыль с самогоном, как источник рыка появился перед нами. Благо пробка закрученная была.

Петрович бегло оглядел наше рукотворное извращенство, в нашем понимании бывшее первосортным забором, хмыкнул, снял фуражку, протер носовым платком лысину и крутанул будёновский ус.

— Продолжайте граждане, — разрешил представитель власти.

Но петь уже как-то расхотелось от слова совсем.

— Ну, спой еще, а. Ну пожалуйста, — канючила жиденькая толпа новоявленных поклонниц.

— Если вы просите, — смутился я.

На публике я не выступал лет десять. Да и в юности орал под гитару только по-пьяни. А тут. Почти трезвый, без инструмента и настроя. Ловя кураж, передал привет печени и желудку, залихватски выхватил из под куста мятый пластик, смочил горло и, сморщившись от дикого аромата и послевкусия, закурил.

— Сигарета, мелькает во тьмеее, — дрогнувшим голосом затянул я. — Ветер пепел в лицо швырнул мнеее.

Толпа слушала мои жалостливые вопли, как мне казалось, похожие на блеяние козла во время гона, раскрыв рты.

— А если покультурнее репертуар подобрать и инструмент тебе дать, честь нашего участкового пункта отстоишь? — ухмыльнувшись, поинтересовался Забалуйко, куривший в сторонке.

— Нуууу, — смутился я.

— А ты подумай. Ты же на все лето к нам приехал, а оно длинное. Много чего напортачить можно, — начал гнуть свою линию участковый.

— Товарищ майор, — протянул я расстроенным голосом.

— И малого к делу пристрой. Дуэт он патриотическую песню задорнее исполняет, — пошел на уступки Забалуйко.