Клич войны

Рэндольф сделал все возможное, чтобы его услышали, когда "Мессершмитт" с ревом пронесся по носу, целясь в пушки. ‘Вам придется их передвинуть!’

Ее отец взял того, кто полулежал, и оттащил его в сторону. Шафран схватила лежащего мужчину под мышки и потащила его назад, так что у нее было достаточно места, чтобы пройти мимо него и встать позади орудий.

109-й, стрелявший из луков, вернулся на второй заход. Каким-то образом люди, стоявшие за пушками, выжили в первом заходе, и они все еще стреляли, когда пилот снизился и снова пошел на них, так низко над водой, что он стрелял прямо в артиллеристов, а они в него, как дуэлянты с пулеметами, а не с одиночными пистолетами, чтобы сражаться. А затем один из стрелков был ранен, его тело дернулось от серии ударов в молниеносной последовательности, которые отбросили его назад, а задняя часть его спасательного жилета распалась в кровавое месиво, когда пули прошли прямо через него. Он сделал шаг назад, затем второй и, наконец, третий, прежде чем упал, его ноги подогнулись, руки раскинулись в стороны, его мертвые глаза смотрели на немецкий истребитель, когда его мчащаяся тень прошла по его телу.

- Попробуй свое колесо!- крикнул Леон.

Шафран наклонилась к рулю. Он был около фута шириной, установлен горизонтально на стальном стержне,с вертикальной ручкой для захвата. Она повернула рукоятку по часовой стрелке и увидела, что стволы пистолетов направлены вверх: против часовой стрелки, и они снова опустились.

- Моя очередь! - Сказал Леон, и у него появилось ощущение того же самого управления, которое заставляло орудия вращаться. У каждого из них был прицел, установленный параллельно орудиям, с окуляром и круглым прицелом, перекрещенным с прицельными проводами примерно в двух футах от него.

- Готова попробовать?- Спросил Леон.

Шафран кивнула.

‘Право. На носу двенадцать часов. Слева-девять, справа-три, на корме-шесть. Хорошо?’

- Да!’

Над головой кружили "Штуки", ожидая, когда истребители закончат свою работу. Еще один из 109-х начал свой полет, решив добить носовую батарею, приближаясь с противоположной стороны к предыдущему самолету.

А пушки на носу были направлены не в ту сторону. Шафран и Леон увидели это одновременно: единственный оставшийся в живых стрелок бросился к своему мертвому товарищу, отчаянно крутя оставленное колесо, чтобы направить орудия на приближающийся самолет.

Но он двигался недостаточно быстро.

- Три часа, ниже! - Завопил Леон.

Он вложил все свои силы в то, чтобы как можно быстрее повернуть штурвал, но пушки, казалось, двигались с мучительной медлительностью. Шафран вращала штурвал против часовой стрелки, направляя орудия вниз, пока конец прицела не оказался всего в двадцати футах над носовой палубой.

"109-й" мчался к "Звезде Хартума", все ближе и ближе.

- Подожди!- крикнул Леон.

Самолет несся над волнами, его пушки стреляли.

- Подожди!’

Человек у "Виккерса" бросился на палубу, когда пули рикошетом отскочили от стальной палубы и носовых поручней.

Самолет был так близко, что Шафран могла видеть кожаный шлем и очки пилота в его кабине.

- Огонь!’

Грохот четырех орудий ударил Шафран по барабанным перепонкам, но затем, в мгновение ока, самолет пролетел мимо них, держась низко в течение нескольких секунд и поднимаясь в небо, когда он набирал высоту, накренялся и готовился вернуться снова.

- Держи эту высоту. Не думай, что мы были далеко от него. Я приведу нас к следующему заходу, - сказал Леон, когда пушки вернулись на нос корабля.

Пока они были заняты на носу лодки, другой самолет атаковал корму. Внезапно позади них раздался взрыв. Шафран обернулась и увидела, что вся кормовая часть корабля была охвачена пламенем. Из-за дыма она совсем не видела кормовой рубки. Но затем она заметила фигуру, появившуюся из преисподней, очевидно, идущую по воздуху. Она поняла, что он, должно быть, на крыше рубки, а это означало, что он был одним из артиллеристов. И он горел, как ходячий факел, размахивая руками, колотя себя по телу в тщетной попытке удержать огонь на расстоянии. Он споткнулся и упал на ноги, а затем пламя охватило его, когда они заключили его в свои раскаленные добела объятия.

- Шафран! Шафран!’

Она услышала голос отца как будто издалека и, обернувшись, увидела, что " 109 " снова набирает скорость. Носовой стрелок лежал на палубе, обхватив голову руками, его нервы были сломлены повторными атаками.

Шафран забыла о нем. Она посмотрела в прицел, воображая, что вышла на охоту и что "Мессершмитт" на самом деле был фазаном или уткой, и что эту металлическую птицу не труднее убить, чем настоящую.

Леон думал примерно о том же. Повернув свои пушки к атакующему самолету, он теперь планировал вернуть их назад, двигаясь впереди курса "109", зная, что его скорость приведет его в прицел и что движение пушек бросит град полудюймовых снарядов по более широкой дуге, как пули из дробовика, увеличивая их шансы, что некоторые, по крайней мере, попадут.

Прилетел самолет.

И снова они стали ждать.

А потом, рассудив момент правильно, не дожидаясь приказа, Шафран выстрелила.

Герхард был поражен. Первые три "Штука" пошли в атаку, ожидая легкой добычи, но британцы сделали это более трудным, чем кто-либо из них ожидал. "Звезда Хартума" была удивительно быстра и проворна, двигаясь по воде скорее как военный корабль, чем как обычное грузовое судно, и у нее были острые зубы с пулеметными гнездами. Поэтому "109-е" приступили к работе, зная, что им нужно действовать быстро, чтобы нейтрализовать орудия, поскольку каждые несколько секунд, проведенных над целью, стоили "Штукам" еще одного километра дальности.

Шрумпп вошел первым, чтобы вытащить пушки из носовой части, и почти закончил работу. Теперь Герхарду выпала честь применить coup de grace.

Его первый заход пронзил область вокруг орудий и послал оставшегося там человека нырнуть со своего поста. Теперь он намеревался пустить несколько снарядов из 20-миллиметровой пушки, установленной в носу, в сами орудия, выведя их из строя и, возможно, даже взорвав их собственные боеприпасы.

Он нажал на джойстик и поднялся, повернулся, перелетел через вершину арки, которую он создавал в небе, и теперь он мчался обратно вниз, чувствуя, как давление погружения заставляет его вернуться на свое место, прежде чем он распластался и вошел снова. Он поставил нос самолета абсолютно на одну линию с носовыми орудиями и выстрелил из пушки и пулеметов на крыльях, видя, как трассирующие пули попадают в цель. Герхард видел, как вся орудийная батарея впереди раскачивается от ударов его снарядов. С верхней палубы корабля справа на него обрушился огонь. Он посмотрел туда и увидел фигуру за одним из пулеметных гнезд. Это должен был быть мужчина. Но через долю секунды он увидел черные волосы, темные очки, женщину ... призрак.

А потом самолет был сбит.

Герхард почувствовал, как тяжелые пулеметные пули врезались в его крылья.

Все остальные его мысли исчезли, так как вся его концентрация была сосредоточена на здесь и сейчас. Первый вопрос: с ним все в порядке? Он посмотрел вниз и не увидел крови. Все его конечности работали. Он был невредим.

Он уже миновал корабль, снова набирая высоту, и его приборы, казалось, заработали, а затем он услышал голос Шрумпа в своем ухе: "Ты в огне, Меербах! Твой правый капельный бак!’

Он посмотрел вниз на крыло и увидел пламя, вырывающееся из бака. Он не стал долго раздумывать. Бак должен был упасть до того, как огонь перекинется на само крыло. Герхард нажал на спусковую кнопку. Но ничего не произошло. Он нажал еще раз. Но бак по-прежнему оставался неподвижным, и пламя только росло. Если станет еще хуже, есть опасность, что взорвется весь бак.

Герхард вдруг почувствовал, как внутри у него все сжалось от страха. Он был не на такой высоте, чтобы выпрыгнуть, но если самолет упадет в море, он будет мертв. И вдруг его безразличие к смерти, потеря интереса к жизни исчезли. Его естественные инстинкты выживания не будут подавлены. Он отчаянно хотел жить.

Но проклятый бак все равно не выпускался.

В последнем отчаянном акте он начал работать закрылками наугад, встряхивая одно крыло, а затем и другое вверх и вниз. Теперь он видел языки пламени, лизавшие край крыла. Он швырял свой самолет во все стороны, какие только мог придумать, поворачивая слева направо, а затем поднимаясь в вертикальное положение, молясь о том, чтобы сила тяжести сорвала бак с якоря, все еще покачивая крыльями, когда он поднимался.

Скорость подъема замедлилась, так как пропеллер неуклонно проигрывал свою битву с гравитацией. Он был почти на полной скорости. Но Герхард не стал сворачивать с подъема. Он заставил самолет подняться еще выше. В любую секунду бак взорвется, или самолет заглохнет. Любой из этих вариантов убьет его.

Я не должен умереть. Я отказываюсь умирать!

И все же он должен был умереть.

Но затем он почувствовал толчок, и самолет облегчился, когда бак, наконец, вырвался на свободу, и это был десантный бак, который упал в Эгейское море, и Герхард, который вышел из подъема в контролируемое пикирование, позволяя ветру над его крыльями задуть последнее задерживающееся пламя, прежде чем он выровнился.

Но теперь возникла проблема. Около двадцати процентов оставшегося топлива просто исчезло в глубине.

‘Все в порядке?- Это был Рольф.

‘Думаю, да, - ответил Герхард. - Похоже, никаких повреждений нет, двигатель работает нормально. Топливо - моя единственная проблема.’

‘Тогда не трать больше ни капли. Отправляйся домой. Отнеситесь к этому спокойно и просто. И удачи тебе.’

- Нет, все в порядке, я хочу довести дело до конца, - сказал Герхард и накренил свой "109", чтобы сделать круг над разбитым судном. По его грубым подсчетам, топлива у него было достаточно, чтобы пролететь триста километров.

Однако его база находилась почти в четырехстах километрах отсюда.

Его единственной надеждой было немедленно отправиться в обратный путь, и все же что-то внутри него, тот же инстинкт, который так недавно требовал, чтобы он остался в живых, теперь говорил ему остаться. Это было безумие. Он должен был уйти. И все же он остался, и даже когда "Мессершмитты" закончили свои штурмовые полеты, а затем устремились к греческому материку, а последние "Штуки" сбросили свои бомбы, Герхард остался Над дымящейся, тонущей Звездой Хартума.

Попался! - Шафран торжествующе улыбнулась, увидев, как пламя вырвалось из немецкого истребителя, промелькнувшего мимо нее. Она наблюдала за отчаянными попытками пилота избавиться от горящего бака, который мог в любую секунду уничтожить его, и следила за его подъемом, все еще отчаянно тряся крыльями. Когда бак наконец рухнул в море, она почувствовала себя обманутой, лишенной заслуженной добычи, а когда увидела, как пилот начал кружить над кораблем, словно зритель, желающий увидеть конец игры, ее охватил горький, беспомощный гнев.

Но времени думать об этом больше не было. Остальные " 109 " теперь приближались со всех сторон, целясь в палубу, на которой стояли она и ее отец, пытаясь вывести их из боя, точно так же, как они имели дело с орудиями на носу и на корме. Еще две пулеметные батареи были уничтожены: один человек убит, трое ранены и не могут сражаться дальше. Шафран слышала сердитый комариный звук пуль, свистящих в воздухе вокруг нее, и шум, когда они ударялись о дерево и металл вокруг нее, но она и ее отец остались чудесным образом нетронутыми.