В океане без компаса

Но до тех пор пока кто-нибудь не отыщет местопребывание молодых морских черепах, было бы очень полезно разработать способ мечения новорожденных черепашек, который позволил бы узнавать их впоследствии, когда они достигнут зрелости. Как я уже говорил, мы даже не знаем, действительно ли самки, выходящие для кладки на каждый данный пляж, сами десяток лет назад увидели свет на этом же пляже. Сильнейшая привязанность к определенному месту, которую демонстрируют самки, вновь и вновь возвращаясь для откладки яиц на один и тот же пляж, позволяет предположить, что именно тут они сами вышли из гнезда. Но доказать это можно, только обнаружив там взрослых самок, которые были бы помечены в первые дни жизни. На первый взгляд это кажется очень простым делом, однако разработка долговечной метки для новорожденных черепашек — задача на редкость сложная.

Трудность заключается в том, чтобы найти метку, способную сохраниться, несмотря на те изменения, которые претерпевает тело черепахи, пока она из трехунциевой крошки вырастает в трехсотфунтовую взрослую особь. Отверстия, проделанные в краях панциря или в ластах, либо зарастают, либо там, где они ближе всего к краю, протираются насквозь. Зарубки, сделанные по краям панциря, по мере его роста становятся все шире и, наконец, полностью исчезают. Клеймо, поставленное на карапакс или на пластрон, могло бы сохраниться, если бы их размеры не менялись, но черепаха растет так быстро, что вскоре уже невозможно отличить клеймо от рубцов, оставленных рачками, и царапин, нанесенных кораллами, а позже — от вмятин, сделанных ухаживающими самцами. Не более надежна и татуировка. Ставишь четкую, насыщенную цветную метку, а через три года частицы туши либо рассеиваются, либо исчезают под нарастающими слоями рога или кожи. О прикреплении же снаружи каких-либо значков вообще не может быть и речи. Любая метка вскоре либо зарастает, либо спадает под натиском утолщающейся ткани, которую она охватывает. Возможность использования радиоактивной метки мы обсудили в самом начале исследований, но тут же отказались от этой идеи, так как обитатели побережья Карибского моря могли возмутиться, узнав, что в животных, представляющих собой ценный пищевой продукт, вводятся радиоактивные капсулы. Разумеется, радиоактивность этих капсул была бы ничтожной и безвредной, но применение их ставило под удар ту общую доброжелательность, без которой осуществление нашей программы вообще невозможно.

Когда надежды на радиоактивную метку оказались неосуществимыми, возник вопрос о магнитной метке. Почему бы не изготовить крохотные магнитики из новейших сплавов, обладающих более высокими магнитными свойствами, чем железо, и не поместить их каким-нибудь способом внутри тысяч черепашек? Конечно, отличать меченых черепах от немеченых можно будет только с помощью магнитометра, но кто станет возражать против того, чтобы мы обследовали черепах в садках, на складах, на палубах кайманских шхун и на консервных фабриках, прикладывая к ним снаружи прибор, который регистрировал бы наличие внутри черепахи магнитного поля, создаваемого скрытым в ней магнитом? Идея казалась многообещающей. Варьировать магниты так, чтобы различать отдельные особи, вряд ли оказалось бы возможным, но, во всяком случае, они позволили бы узнать тортугерскую черепашку в двадцатифунтовом флоридском годовике или еще позже — в самке, возвратившейся в Тортугеро для откладки яиц.

Я без труда нашел фирму, согласившуюся изготовить для нас магниты. Специалисты разработали и прислали нам 20 000 очаровательных магнитиков из весьма сложных сплавов. Упакованы магнитики были как миниатюрные сосиски, цепочками по десять штук в тюбиках из тефлона. Каждый магнит представлял собой тоненькую блестящую проволочку длиной всего восемь миллиметров. Ее можно было без всякого труда вводить в тело черепашки посредством стерильной иглы обыкновенного шприца. Ах, какие это были прелестные магнитики! И мы вогнали порядочное их количество в новорожденных логгерхедов, зеленых черепах и бисс, которые против этого как будто ничего не имели.

Но и этот план лопнул, как мыльный пузырь, когда в один прекрасный день к нам приехал представитель фирмы и объяснил, что радиус действия сконструированного ими магнитометра составляет только два дюйма. Инструмент же достаточно чувствительный, чтобы обнаруживать слабое поле меток, обойдется нам в девять раз дороже, чем выходило по предварительной смете, и, даже работая с ним, обследуемую черепаху рекомендовалось прощупывать повсюду. Тело морской черепахи в процессе роста претерпевает сильнейшие изменения, а крохотные магнитики, скорее всего, должны были в нем перемещаться. Шансы обнаружить такой магнитик в черепахе величиной с теленка, которая могла оказаться единственной меченой среди двух десятков немеченых, были весьма малы, и строить систематические исследования на столь шатком основании не представлялось возможным. Тем более что нужную черепаху, одну из горстки помеченных, приходилось бы разыскивать вслепую среди несметного количества ее ровесников, которые не получили никаких меток.

Хотя привычки взрослых морских черепах, принадлежащих к пяти разным родам, резко различаются между собой, их молодь одинаково исчезает из поля зрения наблюдателя. Как истолковать этот факт, я не знаю. В этой главе речь шла почти исключительно о зеленой черепахе, но лишь потому, что о ней известно больше, чем о других. Местопребывание молодых морских черепах остается тайной, о каком бы роде ни шла речь. Поэтому возникает вопрос, следует ли искать общую гипотезу, которая охватывала бы все пять родов, или попробовать проследить молодь каждого рода по отдельности. На мой взгляд, надо заниматься одновременно и тем и другим.

В настоящее время наиболее отдаленная от гнездового пляжа точка, где были обнаружены черепашки, отстоит от него на сто тридцать пять миль, хотя, возможно, это ровно ничего не означает. Речь идет о трех новорожденных логгерхедах. Их извлекли из желудка акулы, пойманной научно-исследовательским судном «Атлантис» в открытом море прямо на восток от острова Камберленд (штат Джорджия). Может быть, акула съела черепашек там, где ее поймали, а может быть, она проглотила их возле гнездового пляжа и потом уплыла. Установить это невозможно. Но даже если бы место их гибели было определено точно, тайна исчезновения черепашек не стала бы яснее. Пусть акула и съела этих черепашек там, где ее поймали, но что они делали в этих водах и куда направлялись?

Однако где бы черепашки ни скрывались, они обязательно должны находиться в каком-то самом подходящем для них месте, хотя зоологи еще не придумали, где его надо искать. И пока оно не будет найдено, в биологии морских черепах останется зияющий пробел. В неизвестных нам местах черепашек подстерегают неизвестные нам опасности, и способы их предотвращения тоже неизвестны. В неведомом убежище им угрожают голод и бури, но там же им обеспечен хороший корм и тихое море. И пока этот жизненно важный, чреватый множеством опасностей период в жизни морских черепах останется скрытым от нас, до тех пор нельзя будет получить исчерпывающий ответ на вопрос, почему самка откладывает именно сто яиц.