Беззащитные гиганты

Глава восемнадцатая

Было уже темно, когда вдали над бушем показались редкие огни Маунт-Дарвина. Три часа непрерывной езды по кочкам, выбоинам, ухабам. Морфий подействовал, на какой-то срок боль почти заглохла, молодой Ричард в эйфории громко разговаривал, даже иногда смеялся; от морфия все происшедшее казалось ему чем-то вроде дурной шутки, и мы с Томпсоном выпили припасенное мной пиво и балагурили с Ричардом. Потом действие морфия кончилось, Ричард опять начал стонать и задыхаться, сжимая руками колено, и тряска причиняла ему невыносимую боль. В зеркале я видел, как он кривился, и временами он громко ругался и кусал свою охотничью шляпу, и мы молча гнали вовсю через буш. Повязка вся пропиталась кровью, и ступня, по которой пришелся второй удар, распухла и посинела. Мы чертовски обрадовались, завидев огни Маунт-Дарвина и маленькую больницу для африканцев на окраине города. С ревом промчались по проселку и ворвались в больничные ворота по хрустящему гравию, и по крыльцу навстречу нам уже сбегала медсестра-африканка. Грэм Холл связался по радио с управлением, а оттуда позвонили в Маунт-Дарвин. Я затормозил у дверей, едва не задев медсестру. Томпсон выскочил из машины и запрыгал на здоровой ноге вверх по ступенькам, торопясь найти врача. Мы с сестрой помогли Ричарду выбраться из машины, и он громко закричал, когда кровь прилила к раненой ноге.

Больница помещалась в маленьком здании с рифленой железной крышей; на широких цементированных террасах сидели пациенты-африканцы, вышедшие подышать свежим воздухом. Они напряженно смотрели, как мы волочим кривящегося от боли Ричарда вверх по ступенькам и по террасе. Появился фельдшер в белом халате, сопровождаемый подпрыгивающим Томпсоном. Врача в Маунт-Дарвине не оказалось. Через застекленную дверь мы ввели Ричарда в маленькую операционную. Положили его на стол, и он вскрикнул, кусая шляпу.

— С носорогом поцапались? — спросил, не вынимая сигареты изо рта, фельдшер, видавший виды новозеландец.

— Я впрыснул ему морфий, — сказал Томпсон.

Мы стояли грязные, в пропыленной одежде. Ричард лежал с обезумевшим взглядом, кусая свою шляпу.

— Ну, и как вам там живется, ребята? — Фельдшер разматывал окровавленный бинт; Ричард вскрикивал и дергался от каждого прикосновения.

— Отлично.

Фельдшер снял весь бинт, показался ком окровавленной корпии, и Ричард корчился и давился криком, не выпуская шляпу изо рта.

— Будь другом — выбрось. — Фельдшер протянул мне свою сигарету.

Я швырнул окурок через дверь куда-то в темноту; несколько пациентов бросились за ним. Ричард хватал воздух ртом, весь серый под слоем пыли; он обливался потом, лицо его казалось восковым, и Томпсон навалился ему на живот, прижимая его к столу.

— Так, посмотрим. — Фельдшер убрал окровавленную корпию, Ричард громко закричал, Томпсон изо всех сил держал его, я увидел рану и почувствовал, как у меня все внутри переворачивается.

Рана была больше, чем я ожидал, — зияющая, изогнутая, видны и кость, и мышцы, и подкожный жир, и волосатая кожа кругом отливала мертвенным серо-сине-черным оттенком, а отверстие в задней части икры, куда вошел рог, наверно, было еще больше, и мне стало нехорошо. Я стиснул локоть Ричарда; он корчился и кусал шляпу.

— Так вы, друзья, носорогов пачками ловите? — сказал фельдшер, потом обратился к медсестре. — Открой мою сумку.

У нее под белой шапочкой был черный парик.

— Сперва обезболивание? — крикнул Ричард.

— Я до тебя еще не дотронулся.

— Как тебе нравится здесь у нас, доктор? — спросил Томпсон, навалившись на живот Ричарда.

— Вполне.

У сестры что-то не ладилось, я взял у нее черную сумку и открыл.

— И сколько же носорогов вы поймали? — спросил фельдшер.

— Четырнадцать.

Мне хотелось крикнуть: «Кончай трепаться о носорогах, впрысни бедняге обезболивающее!» Фельдшер достал пузырек и шприц и поднес их к свету; разговор не мешал ему действовать быстро.

— Сейчас он впрыснет тебе М-99, — сказал я.

Ричард обливался потом и грыз костяшки пальцев.

— Шляпа уже надоела? — спросил фельдшер, подходя со шприцем. — Дай-ка руку сюда, дружище, а в рот можешь сунуть другую.

Я оттянул руку Ричарда, подал ему шляпу, он впился в нее зубами и повернул голову в другую сторону.

— Держи его крепче.

Я сжал руку Ричарда, и фельдшер вонзил иглу прямо в вену.

— Как это ты так быстро вену находишь? — поинтересовался Томпсон. — Когда я колю носорогов, столько ковыряюсь!

— Я тоже не большой спец по носорогам, — скромно признался фельдшер. — В Новой Зеландии они не водятся.

— А как там, в Новой Зеландии, с рыбалкой? — спросил Томпсон.

— Здорово. — Он мыл руки; Ричард корчился, кусая шляпу; я сжимал его руку.

— Что ты ему впрыснул?

— Петедин. Рыбалка отменная.

— Форель?

— Сказочная форель. Перчатки, — обратился он к медсестре в черном парике.

— О-ой! — корчился Ричард.

— Потрясающая форель. — Он натянул резиновые перчатки; они облегали его кисти, словно смуглая кожа. — Кость не задета.

— Чуть-чуть по почкам не врезал, ты бы видел, что это было.

— Так, сейчас освежим немного. — Он принялся смазывать ногу желтым дезинфицирующим раствором, и Ричард закричал, и мы с Томпсоном держали его изо всех сил. — На лыжах ходишь?

— Нет, — ответил Томпсон.

— В Новой Зеландии для лыжников раздолье.

Он смазал желтым всю ногу корчившегося Ричарда от колена до пальцев; потом мазнул рваные края раны, и Ричард снова закричал.

— Сейчас петедин тебя успокоит. Как самочувствие?

— Ни к черту. — Ричард скрипнул зубами, сжимая мою руку; лицо его было пепельно-серым.

— Держите крепче. — Фельдшер кивнул и смочил раствором рану, и Ричард с криком выгнулся на столе, и я обхватил рукой грудную клетку бедняги, а Томпсон прижал ему колено.

— Эй, ты это брось! — сказал фельдшер Томпсону, — Не трогай его своими грязными лапами, теперь мне придется всю ногу смазывать заново.

— Виноват, — произнес Томпсон.

— Вот и положись на вас, — сказал фельдшер, принимаясь снова мазать ногу дезинфицирующим раствором.

— Порядок, — обратился он к Ричарду. — Рану второй раз не трону.

«Слава Богу», — подумал я.

— Теперь можно и зашивать.

— О-ой! — дернулся Ричард. — Сделай укол.

— А как же, обязательно, — ответил фельдшер.

— Только не в рану, умоляю, только не в рану…

— Ладно, дружище, ладно. — Он взял шприц с длинной иглой, убедился, что Томпсон закрывает поле зрения Ричарда, и со словами: «Да, Новая Зеландия — прекрасная страна» — сунул иглу в открытую рану. Ричард дернулся, взвыл, сжал мою руку, замотал головой, и я почувствовал как сам бледнею.

— Прекрасная, — фельдшер извлек иглу, — и скучная.

Он снова, чуть отступя, воткнул иглу в ткань и впрыснул еще анестетика, и Ричард закричал, и мы с Томпсоном крепко держали его.

— Почему же скучная? — спросил Томпсон.

Фельдшер приготовился сделать третий укол.

— Не о чем даже поспорить, разве что о ценах на масло…

— А-а-ай! — закричал Ричард.

— Да на телячьи отбивные, — продолжал фельдшер. — И на сыр. — Он продолжал обкалывать рану. — И так далее в этом роде.

Ричард корчился, и мы прижимали его к столу, и у меня отлила кровь от лица и звенело в ушах.

— То ли дело здесь… — Новый укол. — Происходят исторические события. — Укол. — А девочки какие…

Ричард задыхался, кривился, обливался потом, корчился, кусая шляпу.

— Если, конечно, вы любите девочек. Ну-ка, повернись на бок, дружище.

— У-ух, черт! — сказал Ричард.

Мы прижали его боком к столу, и фельдшер принялся обкалывать рану на задней стороне икры, и Ричард кричал:

— Ч-чер-рт!

— А ты малость побелел, — сказал мне фельдшер.

— Не без того.

— На днях, — он сделал укол, — полицейский привез африканца на операцию, — новый укол, — и сам же в обморок хлопнулся.

Продолжая рассказывать про полицейского, он закончил впрыскивать обезболивающий препарат, и мы крепко держали Ричарда. Петедин явно подействовал, Ричард уже не так сильно корчился и дергался, больше стонал и кусал шляпу, и волосы его прилипли к мокрому лбу, и нам уже не надо было так крепко держать его, но он по-прежнему стискивал мою руку. Когда дело дошло до швов, Ричард почти совсем успокоился. Фельдшер вооружился большой изогнутой иглой и ниткой, захватил пинцетом край раны и проткнул, и Ричард дернулся, и мне снова стало худо.

— Что-нибудь почувствовал?

— Немножко, — выдохнул Ричард.

— А вот и нет, — возразил фельдшер. — Кожа онемела, ты чувствуешь боль в глубине раны. Думай о своей девушке.

— Советую тебе тоже думать о своей девушке, — обратился он ко мне.

— Ладно, — отозвался я.

Фельдшер продолжал зашивать рану. Он наложил двадцать девять швов; я думал, этому конца не будет, но Ричард и впрямь перестал чувствовать боль, и тогда мне стало малость полегче, и со швами рана смотрелась куда лучше.

В ту же ночь я повез Ричарда дальше, в Солсбери.

Уже стемнело, когда вечером следующего дня мы с Томпсоном вернулись в Ньямасоту. Подойдя к своим палаткам, я тщетно высматривал Брайтспарка Тафурандику. Несколько раз позвал его, злой как черт от голода и усталости. Наконец сердито извлек из сумки бутылку пива и примостился на складном стуле перед костром. Я почти управился с бутылкой, когда появился Брайтспарк Тафурандика. Он держал под мышкой испуганную курицу.

— Где ты пропадал?

— Я ходил покупать для нас курицу, нкоси, — обиженно ответил он.

— Ты ходил пить пиво, черт бы его побрал!

Брайтспарк Тафурандика продолжал изображать обиду.

— Да я пива этого в рот не беру. Я купил для нас отличную курицу.

Он нечаянно зацепил ногой оттяжку палатки, шлепнулся на четвереньки, и курица бросилась наутек. Хлопая крыльями и кудахтая, она испуганно промчалась через лагерную площадку, обогнула костер, нырнула в траву и благополучно скрылась в ночном мраке. Брайтспарк Тафурандика вскочил и ринулся вдогонку, выкрикивая нехорошие слова. Я и не подозревал, что старый хрыч способен развивать такую прыть. С шумом он исчез в траве, приказывая курице вернуться. С минуту продолжался треск и топот, потом Брайтспарк изменил тактику, попробовал приманить беглянку вкрадчивыми уговорами и клохтаньем. Ничего не добился и вернулся к палатке.

— А теперь согрей мне воду помыться и приготовь еду, — сказал я, перейдя на чилапалапа.

Брайтспарк Тафурандика с досадой вглядывался в темноту, поглотившую вероломную хохлатку.

— Как там молодой европеец? — спросил он недовольным голосом.

— В порядке.

— Доктор наложил ему швы?

— Много швов, — ответил я.

— Э-хе-хе, — Брайтспарк покачал головой. — Верно сказал прорицатель, что он будет ранен.

— Вздор, — возразил я. — Все эти прорицатели — вздор.

Мои слова потрясли Брайтспарка Тафурандику.

— Прорицатели вовсе не вздор! Так же верно, как то, что есть Бог на небесах.

— Бог? — Я пристально поглядел на небо. — Где Бог? Что-то я его не вижу.

— Бог — на луне, — объяснил Брайтспарк Тафурандика.

— На Луне? Но американцы побывали на Луне и не встретили там никакого Бога.