Плохая терапия. Почему дети не взрослеют

Американская ассоциация консультантов, похоже, заметила эту очевидную проблему. В 2006 году она пересмотрела этический кодекс ACA. По-прежнему запрещая сексуальные отношения с текущими клиентами, она решила, что "несексуальные" двойные отношения больше не запрещены - особенно те, которые "могут быть полезны для клиента"

По мере того как школьные консультанты и психологи стали рассматривать себя в качестве "защитников" учащихся, они вступали с ними в двойственные отношения: отчасти терапевт, отчасти посредник в учебе, отчасти тренер по воспитанию детей. Сегодня школьные консультанты и психологи обычно оценивают, диагностируют и лечат учащихся в рамках индивидуальной терапии, встречаются с их друзьями, вмешиваются в работу их учителей и проходят мимо них в обеденный зал. Подросток, который только что провел час, пропитанный слезами, рассказывая школьному консультанту свои самые сокровенные тайны, может вполне обоснованно опасаться расстроить человека, имеющего такую власть над его жизнью.

Но не оказывают ли школьные консультанты и социальные работники чрезмерного влияния на детей?

За последние два года меня так завалили рассказами родителей о том, как школьные консультанты поощряли ребенка примерить на себя разновидность гендерной идентичности, даже меняли имя ребенка, не сообщая родителям, что я почти задался вопросом, существуют ли вообще хорошие школьные консультанты. Одна из родительниц, с которой я беседовал по адресу, рассказала, что школьный консультант ее сына дал ему адрес местного приюта для ЛГБТК-молодежи, где он может попросить убежища и попытаться легально освободиться от любящих родителей.

Есть хорошие школьные консультанты; я беседовал с несколькими. Но структура власти неправильная. Наделите лидера полномочиями монарха, и он может подарить своим подданным свободу, но что привяжет его к своим обещаниям? Это большое доверие к совести отдельного консультанта.

В этот момент вы можете ответить: К счастью, мой ребенок никогда не ходил к школьному психологу. Но, скорее всего, вы не знаете. В Калифорнии, Иллинойсе, Вашингтоне, Колорадо, Флориде и Мэриленде несовершеннолетние в возрасте от двенадцати до тринадцати лет по закону имеют право на получение психиатрической помощи без разрешения родителей. Школы не только не обязаны информировать родителей о том, что их дети регулярно встречаются со школьным психологом, но даже могут запретить им это делать.

Если родители не запретили это делать, школьный консультант может проводить терапевтические сеансы с несовершеннолетним ребенком без согласия родителей. Школьным консультантам рекомендуется "принимать решение" о том, какую информацию, полученную на сеансах с несовершеннолетними детьми, они могут держать в секрете от их родителей.

Даже в тех штатах, где родители должны быть уведомлены о школьной терапии, школьные социальные работники могут неформально встретиться с ребенком и расспросить его о сексуальной ориентации, гендерной идентичности или разводе родителей; такие беседы часто не считаются "терапией".

Бегемот групповой терапии: Социально-эмоциональное обучение

С тех пор как в ее школе в 2021 году было принято социально-эмоциональное обучение, мисс Джули регулярно начинала день с того, что предлагала своим пятиклассникам из Солт-Лейк-Сити сесть на один из пластиковых стульев, которые она расставила по кругу. Как каждый из вас чувствует себя сегодня утром? спрашивала она, проводя более интенсивную версию "проверки эмоций". Однажды она перешла к делу: Что вас сейчас очень огорчает?

Когда настала его очередь говорить, один мальчик начал бормотать о новой девушке своего отца. Затем все пошло кувырком. "Внезапно он начал рыдать. Он сказал: "Я думаю, что мой папа меня ненавидит. И он все время на меня кричит", - сказала Лаура, мама одного из учеников.

Другая девочка объявила, что ее родители развелись, и разрыдалась.

Другая сказала, что ее беспокоит мужчина, с которым встречается ее мать.

Через несколько минут половина детей рыдала. Пришло время урока математики, но никто не хотел его делать. Было так грустно думать, что отец мальчика ненавидит его. А что, если их отцы тоже ненавидят их?

"Это задало тон всему остальному дню", - говорит Лаура. "Все просто чувствовали себя очень грустно и подавленно в течение долгого времени. Им было трудно выйти из этого состояния".

Вторая мама из этой школы подтвердила мне, что по всей школе распространилась информация о срыве собрания в стиле собрания анонимных алкоголиков. Вот только на этом собрании анонимных алкоголиков присутствовали дети начальной школы, которые потом побежали рассказывать своим друзьям о том, чем поделились все остальные.

Благодаря социально-эмоциональному обучению сцены эмоциональной перепалки становятся все более распространенными в американских классах. В 2013 году газета New York Times сообщила о практически идентичной сцене, произошедшей после того, как учитель из Калифорнии провел аналогичное занятие по социально-эмоциональному обучению со своими воспитанниками.

"Особенно с детьми: на чем бы вы ни сосредоточились, то и вырастет", - говорит Лаура. "А мне кажется, что с [социально-эмоциональным обучением] они поливают сорняки, вместо того чтобы поливать цветы".

Сторонники социально-эмоционального обучения утверждают, что почти все дети сегодня пережили серьезный травматический опыт, из-за которого они не способны учиться. Они также настаивают на том, что если педагог проведет в классе обмен травмами перед обедом, это поможет таким детям исцелиться. Ни то, ни другое утверждение не имеет под собой оснований. Но предсказуемый результат - именно то, что увидела мисс Джули: счастливые в остальном дети опускаются на дно, а ребенок, испытывающий серьезные трудности, получает публичную огласку своей личной боли от человека, не имеющего возможности ее исправить.

-

Когда я впервые услышал термин "социально-эмоциональное обучение", я подумал, что это заезженный, но необходимый призыв к детям взять себя в руки. А может быть, это новое название того, что раньше называли "воспитанием характера": относись к людям доброжелательно, расходись во мнениях уважительно, не будь ослом. Сторонники этой программы настаивают на том, что она позволяет достичь этих целей, хотя и через несколько извилистый путь психического здоровья.

Иногда энтузиасты называют его "образом жизни". Социально-эмоциональное обучение - это учебная программа, которая ежегодно поглощает миллиарды расходов на образование и до 8 процентов времени учителей. (Многие учителя говорят, что стараются, чтобы социально-эмоциональное обучение происходило в течение всего дня.) С помощью подсказок и упражнений социально-эмоциональное обучение (SEL) подталкивает детей к серии личных размышлений, направленных на обучение "самосознанию", "социальной осведомленности", "навыкам взаимоотношений", "управлению собой" и "принятию ответственных решений"." (По крайней мере, один из вариантов, "трансформативное SEL", встраивает детские душевные размышления в откровенный марксизм, согласно смелому и честному признанию департамента образования одного из калифорнийских городов.

Учительница седьмого класса Кендрия Джонс "глубоко привержена" социально-эмоциональному обучению, поэтому делится своим собственным воспитанием в семье матери-наркоманки. Она рассказывает своим одиннадцати- и двенадцатилетним ученикам, каково это - быть матерью-одиночкой после смерти отца ее сына. "Я очень ранима с ними, - сказала она в интервью Education Week.

Интересно, что если бы Джонс была настоящим терапевтом, такое самораскрытие считалось бы неэтичным. В любой момент, когда терапевт может захотеть поделиться своей личной историей, чтобы удовлетворить собственную потребность, он должен воздержаться, чтобы отдать предпочтение потребностям клиента. И вот тут все становится сложнее: учителя на самом деле не обучаются психотерапии, и они также не связаны ее этическими правилами. Устроить сессию "эмоционального разделения" - это, может быть, и хорошо, но обычно терапевты выполняют эту функцию в соответствии с этическими правилами, чтобы ненароком не эксплуатировать и не предавать своих пациентов.

Иногда, когда ребенок опускается на ковер для утреннего круга, у него нет настроения рассказывать о болезненных переживаниях, как бы сильно ни расширились эмоциональные горизонты класса, если он узнает, что Остин вошел в комнату, где его родители занимались сексом. Перед учителями-терапевтами встает проблема: как заставить детей рассказывать о своей эмоциональной жизни, если они этого не хотят?

Одна из участниц конференции, Амелия Аззам, региональный координатор по вопросам психического здоровья в государственных школах округа Ориндж, рассказала историю, которая, казалось, дает ответ на этот вопрос. Она знала помощницу учителя, которая сопровождает семиклассника на обед. Она "выходит на обед, где сидит этот ученик, и всегда говорит ему "привет". И у нее есть с ним случайные контакты". И вот однажды он рассказал ей, что его отец выходит из тюрьмы. "Больше никто об этом не знал", - говорит Аззам.

Хорошие терапевты знают, что подталкивать ребенка к тому, чтобы он рассказывал о своей травме в школе, может быть контрпродуктивно. Хороших психотерапевтов специально учат избегать поощрения руминации. Но школьный персонал, играющий в психотерапевта, редко осознает, что может поощрять руминацию, когда преследует ребенка за обедом, ожидая, не расскажет ли он о тюремном заключении своего отца за несколько минут до экзамена по истории.

"Иногда люди не говорят, не делятся друг с другом - это не стойкость", - сказал консультант по образованию Рики Робертсон, выступая перед аудиторией учителей. "Это эмоциональная ампутация".

Сара: Школьный персонал, который играет в терапевта с моими детьми, играет с огнем

Сара - учительница, замужем за врачом и воспитывает троих детей, которых они с женой усыновили из приемной семьи. Все трое детей подверглись сексуальному и физическому насилию, прежде чем государство забрало их из дома биологической матери. У каждого из них значительные проблемы с обучением.

Одно из первых воспоминаний их дочери - как она ела наполнитель для кошачьего туалета из коробки. Описывая то, что он увидел, когда забирал детей из дома их биологических родителей, "детектив плакал на суде", - сказала мне Сара.

Сара и ее жена оплачивают услуги квалифицированных психотерапевтов, которые постоянно работают с каждым ребенком. Саре постоянно приходится отдавать детей в государственную школу, где так много учителей и консультантов, готовых играть роль психотерапевтов-любителей.

"Моим детям не нужно стыдиться своего происхождения. Они не сделали ничего плохого", - сказала она, ее голос напоминал перетянутую гитарную струну. Но учителя, которые проводят с детьми социально-эмоциональные уроки, "не понимают последствий слов, которые они используют и которые могут заставить ребенка чувствовать себя неполноценным, простое задание, независимо от того, социально-эмоциональное оно или нет. Пытаясь сделать все правильно, они на самом деле причиняют боль моему ребенку".