Быть иль… Казаться

V

Вместо облцентра они оказались в промышленном шахтёрском городе, километрах в пятидесяти к северу от пункта назначения. Именно отсюда начинал их первый командир, Егор, более известный для своих подчинённых как «Николаич».

После памятного конфликта со Стрелкой он обосновался в городе с населением в четверть миллиона человек, в котором жил и работал до войны. Здесь его авторитет, опыт и решительность сыграли свою роль, и в кратчайшие сроки Егор возглавил народное ополчение города, подчинив себе, либо вытеснив командиров мелких отрядов. Этим ситуация в городе и близлежащих районах выгодно отличалась от зачастую беспорядочной и путанной обстановки как в областном центре, так и в других городках и местечках, поделенных на зоны влияний различных группировок, подчас сменяющих друг друга. Кроме того, концентрацией сил городское ополчение значительно превосходило другие подразделения области.

Получив полную власть в городе и окрестностях, Егор по-прежнему признавал старшинство Стрелки, по крайней мере, пока это казалось ему необходимым. Нередко он наносил визиты «главнокомандующему» и преподносил ему время от времени необычные подарки (например, доставив однажды трёх задержанных офицеров «Альфы», перехваченных опергруппой ополчения).

Для Канариса «временная остановка» здесь затянулась на недели: видимо, он согласовал со Стрелкой изменение первоначальных планов и решил взять командование в городе в свои руки. Егор, формально признавая главенство присланного представителя «главнокомандующего», продолжал проводить в жизнь мероприятия, необходимые – с его точки зрения, а одобрения «начальства» добивался умелыми манипуляциями.

Иван и Вал должны были охранять практически не покидающего свой кабинет Канариса, но постепенно Иван освободился от навязанных ему обязанностей и снова перешёл в прямое подчинение своего командира. В число его новых задач входило обеспечение защиты здания УВД, где размещался штаб, и он десятками раз в день, услышав сигнал тревоги, нёсся с СВД на крышу. Иногда он сопровождал командира в поездках по городу, но чаще был предоставлен самому себе. Поневоле он часто наблюдал за бойцами местного ополчения. Нельзя сказать, что здесь Иван нашёл замену оставленной группе: он мало контактировал с новыми сотоварищами, плохо знал их, а потому продолжал держать с ними дистанцию. В то же время он крепче сдружился с Валом, оптимизм которого в условиях выполнения новых служебных обязанностей подвергался серьёзному испытанию и уже начинал давать трещину.

Через несколько дней после прибытия в Горловку Ивана поразило страшное известие – погиб Серый.

Проснувшись от резкого встряхивания, он сел и выжидающе уставился на Егора.

– Иван! Серый погиб!

Он продолжал сидеть и тупо смотрел перед собой, никак не умея взять в толк, как относятся слова командира к реальности, к настоящему и к такому живому в его воспоминаниях Серому. Ещё вчера, сидя на крыше после очередной тревоги, он разговаривал с ним по мобильному и всё никак не мог понять, откуда эта утомлённость в голосе Сани – он был жив!

«Как погиб?», – только и сумел проговорить он бессмысленно, ведь его тон не выражал желания узнать обстоятельства гибели товарища, а только выражал недоумение от только что услышанного и то, что он был не готов как-то воспринять это.

Он видел, что Егор растерян и видимо сильно переживает и, скорее всего, и сказал эти страшные слова, чтобы кто-то разделил с ним его горе. И эта растерянность, и эта боль, заметная в его глазах и гримасе, вызвали внутри Ивана нечто похожее на проблеск надежды, оттого что жив он, их командир, будто это означало, что Серый тоже жив, и, хотя умом он понимал, что это не может быть ошибкой, но принять сказанное выходило ещё труднее.

Обстоятельства смерти Серого долго оставались ему неизвестными, он только слышал, что Саня погиб в тяжёлом бою. Но герои не умирают – это правда, он знал это.

Поначалу, пока противник не отваживался прибегать к решительным мерам в борьбе с повстанцами, ситуация оставалась неопределённой, и у многих, наверное, возникала иллюзия, что всё ещё может разрешиться без большого кровопролития.

Однако вскоре появились первые жертвы среди мирного населения: в начале мая в героически обороняемом Славянске вражеские снайпера убили молодую беременную женщину, стоявшую на балконе своей квартиры, и позже, в этот же день – другую девушку, шедшую в детсад за ребёнком. С этих жертв пошёл отсчёт сотням и тысячам смертей беззащитных детей и матерей – был преодолён ещё один кровавый рубеж, иллюзией стало меньше. Эти страшные и скорбные события обличали людоедскую суть марионеточных правительств, способных на любое преступление и на любую подлость, исполняя политические заказы своих господ. Душевная омертвелость власть имущих не может не приводить к горю народному.

С этого времени гражданские гибли массово, они умирали даже чаще, чем ополченцы, непосредственно участвовавшие в боях. Начались обстрелы жилых кварталов всеми средствами артиллерии и авиаудары.

С тех пор в сердцах ополченцев зажглась лютая ненависть к врагу, пришедшему к ним убивать их детей, жён, матерей. Командованием народной армии проводились жёсткие ответные меры.

Вернувшись в город после недолгого отсутствия, Егор обнаружил, что Канарис всё-таки уехал туда, куда и собирался изначально – в Донецк (там он, впрочем, тоже долго не задержался).

Первая серьёзная операция, которую провели силы ополчения под командованием Егора, увенчалась сокрушительным успехом.

Два «Урала» бойцов, каждый с «мухой», и один грузовик с 82-мм минометами выехали с территории городского УВД ночью. Первые двадцать километров колонна двигалась на север, затем, проехав Артёмовск, повернула на северо-запад и преодолела ещё километров пятнадцать. Остановились, спешились.

В нескольких километрах отсюда в лесополосе был обнаружен лагерь противника, численностью до батальона, блокировавший сообщение с отрядом Стрелки. По согласованному с ним плану отряды должны были ударить с двух направлений и деблокировать Славянск.

С полста человек ушли в сторону противника, Иван остался в охранении миномётчиков. Те долго наводились, потому что установок для стрельбы известно не было: сообщили, что цель находится «чуть правее радиомачты», а расстояние пришлось рассчитывать, измерив шагами ширину поля между посадками и ширину посадки, а затем перемножив сумму полученных величин на количество полей до цели и добавив к результату примерную поправку на увеличение расстояния при «незначительном» изменении направления. Это был настоящий кошмар артиллериста, адепта точной дисциплины, но приказ есть приказ! Атака группы должна была начаться после выстрела миномётов.

Пока вспотевший Чёрный, командир миномётного расчёта, проводил только ему понятные вычисления, Иван, заняв удобное место на кромке посадки, наблюдал за обстановкой. Солнце уже поднялось, трава источала горьковато-сладкий аромат, а в нескольких метрах от него резвились два здоровенных зайца. Лопоухим зверькам и дела никакого не было до кровожадных инстинктов двуногих тварей, готовых из-за жадности и глупости ничтожных горе-правителей убивать себе подобных – им, как и звонкоголосым птичкам, и несчётному множеству насекомых на поляне, явно было невдомёк, как можно «улучшить» этот мир.

Прозвучала команда, выстрел! Несколько залпов – секунд через двадцать вдалеке послышался грохот «прилётов», разрывы сливались в один раскатистый гул. Голос по радио оценил стрельбу на отлично и распорядился готовиться к отправлению.

Артиллерия уже собралась и быстро грузилась на «КамАЗ», когда мимо промчались «Уралы» пехоты. Иван наблюдал в траве на обочине, с «мухой» в руках. Убедившись, что преследования нет, он запрыгнул в кузов машины – поехали.

Самое удивительное он услышал от непосредственных свидетелей и участников операции. Бойцы заняли позиции в «зелёнке» на дистанции прямой видимости противника, сняли предохранители со своих «мух» и ожидали начала артобстрела.

Первая же мина прилетела точно в большую палатку, которая, судя по последовавшему мощному взрыву, являлась не только местом расположения вопившего изнутри личного состава, но и хранилищем боеприпасов, сдетонировавших после поражения цели. Кажется совершенно невероятным такое точное попадание, принимая во внимание приблизительность расчётов! Когда Иван услышал об этом, он вспомнил старое выражение «рука Бога», знакомое всем любителям футбола. Воистину Господь направил эти мины, ведь ополченцы были совсем рядом, и недолёт в сто метров превратил бы эту громкую удачу в нелепое поражение!

Остальные мины взрывались на территории лагеря, принося смерть и сея панику.

Ополченцы произвели по заранее намеченным целям выстрелы и спокойно удалились.

И это ещё не вся история! Продолжение её могло показаться не менее невероятным, чем начало. Как выяснилось позже, на расстоянии двухсот-трёхсот метров от этого неприятельского лагеря находился другой, по всей видимости, представлявший какую-ту иную армейскую или организационную структуру – взаимодействие между этими подразделениями налажено не было. Когда приземлились первые мины, а за ними последовали взрывы гранат, в атакуемом лагере началась паника. Возможно, некоторые мины перелетели цель и упали в расположении соседнего подразделения, но факт остаётся фактом: между этими отрядами завязался бой, длившийся ещё долго после того, как ополченцы удалились.

По полученным позже сообщениям, «вертушки» приземлялись на этом месте до глубокой ночи, вывозя раненых и трупы и сразу же доставляя на точку пополнение.

И даже в этой исключительно успешной операции были свои недочёты.

Во-первых, по каким-то причинам в атаке так и не был задействован отряд Стрелки.

Во-вторых, от выхода обратной реактивной струи гранатомёта пострадал командовавший операцией офицер. Кто-то выстрелил без предупреждения, и Серёге повредило глаз.

В-третьих, один из ополченцев оказался либо сумасшедшим, либо предателем, а может быть, и тем и другим одновременно: он сбежал ещё при следовании на задание, и вскоре, задержанный врагом, болтал без умолку перед видеокамерой.

Но проблема была даже не в том, что он охотно занимался пропагандой вражеских установок, компенсируя недостаток интеллекта послушностью указаниям своих следователей. Выяснилось, что это существо не скрывало перед бойцами своего отделения планов сбежать домой, как только ему выдадут на руки оружие. Никто из них не нашёл в этом ничего предосудительного и даже не попытался воспрепятствовать дезертиру. Впрочем, большинство его сослуживцев, получив первое увольнение, также не вернулись на базу – подразделение было расформировано, оставшиеся люди распределены по другим отрядам.

После этого случая Иван стал внимательнее присматриваться к окружающим и вскоре обнаружил, что далеко не все из тех, кто пришёл в ополчение, следуют благородным мотивам.

В самом густонаселённом регионе страны ополчение испытывало острую нужду в людях: из нескольких миллионов населения, могущих дать народной армии не менее миллиона бойцов, на защиту Родины поднялись лишь несколько тысяч (до полутора-двух десятков тысяч в двух областях).