Быть иль… Казаться

«Прав был Алик, – думал Иван, – какие воины из любителей пива?»

Конечно, не всех, не вступивших в ополчение, стоило подозревать в равнодушии или трусости. Кто-то из гражданских выполнял свой долг в коммунальных службах, под осколками и пулями восстанавливая линии электропередач или залатывая повреждённые газовые и водопроводные трубы. В осаждённых городах часто возникали проблемы с электро-, газо- и водоснабжением. Кто-то развозил прятавшимся от обстрелов людям хлеб и воду, кто-то привозил и распределял гуманитарную помощь: продукты, медикаменты, вещи. Кто-то работал на заводах и в мастерских, чиня выведенную из строя военную технику или производя насущно необходимое для нормального функционирования городского хозяйства. А кто-то приходил на позиции ополченцев, чтобы в свободное от работы время углубить окопы или накрыть блиндаж – помочь, чем может.

Все не могли оставить работу и взять в руки оружие, да и оружия столько не было, чтоб на всех хватило.

Одним словом, были профессии необходимые, первоочередные для жизни населения городов и сёл. Это и медработники, конечно, и водители, развозившие продукты по точкам торговли, и работники сельского хозяйства, и производители пищевых продуктов, да мало ли таких профессий?

«И разве можно осуждать отца многодетного семейства, вывозившего свою семью из-под обстрелов в Россию? Мог ли он оставить жену и детей в незнакомой стране и вернуться воевать? – рассуждал Иван. – Тут каждый сам за себя решает, это всё – очень личный вопрос. Вот брат, к примеру, рядом воюет, а у него трое спиногрызов».

Но ведь один процент от возможного – это не ответ, это приговор. Приговор обществу, приговор личности. Если речь идёт о защите родной земли, а вскормленные ею дети покидают мать, и не мать она для них вовсе, а что-то безличное и безразличное – это приговор всей системе, самим мировоззренческим основам современного человека, его безразличию, безыдейности и ханжеству.

Сколько из тех, кто выходил на многотысячные митинги, позже оказалось в строю? Десятая часть? Двадцатая? Сотая? Неужто они обманывали себя тем, что стоит немного покричать, и всё изменится, либо кто-то сделает за них всю работу? Выходит, люди живут иллюзиями? Чего же стоит весь этот уклад, который ничего, кроме пустых надежд и ложных устремлений, предложить и обеспечить не может? «Фабрика грёз» – двадцать первый век.

Другой вопрос в том, сколько из тех, кто взялся за оружие, было готово воевать за Родину, а не радостно ухватилось за предоставившуюся возможность отомстить обидчикам, пограбить «награбленное», подняться наконец-то над теми, кому завидовал, и доказать своё мнимое превосходство.

Всяких людей встречал Иван в рядах ополчения: были здесь и трусы, и герои, благородные души и подлецы, идеалисты и неспособные к восприятию любой идеологии настоящие сумасшедшие.

Сам он знал наверняка немногое – то, что его место здесь, и что он должен здесь делать.

А ещё он видел поступки, которые остаются в памяти навсегда и дают смысл, даже когда всё вокруг кажется совсем пустым и никчемным.

Следующая операция последовала уже через два-три дня. Группа из нескольких автомобилей и микроавтобусов проследовала на сто километров в юго-западном направлении. Конечной целью являлось уничтожение вражеского лагеря под Волновахой. Планировалось также захватить вооружение и боевую технику, с этой целью в пикапе, в котором ехал Иван, транспортировались канистры с дизельным топливом.

Противник не ждал нападения – схватка была короткой, победа полной. Силы ополчения потеряли убитым одного бойца, у противника потери составили около полутора десятка бойцов и несколько единиц техники. Захватить «коробочки» тогда не удалось, зато пополнили арсенал полусотней единиц стрелкового оружия (автоматы, пулеметы), магазинами, патронами. К потерям ополченцев также можно было отнести брошенный на дороге микроавтобус.

Уже после того, как отряд повстанцев отошёл, оставшихся в живых солдат противника накрыли огнём свои же «вертушки».

Позже Иван узнал, что подвергшееся нападению подразделение противника отказалось выполнять полученную команду – заходить в город на зачистку. Солдаты не стали воевать с мирными жителями и в итоге поплатились своими жизнями.

«Война – жестокая штука. Тут гибнут и правые, и виноватые. Только ответ они будут там по-разному держать», – подытожил Иван свои размышления, подавив оставшееся после операции чувство неудовлетворённости.

Через несколько дней ему довелось участвовать в операции по поддержке отряда ополченцев, занявшего терминал в аэропорту.

Подразделение Егора, прибыв на место, рассредоточилось повзводно. Группе, в которой оказались Иван и Вал, указали позицию под мостом и поставили задачу прикрытия основных сил от средств авиации.

В воздухе, действительно, на короткое время появлялись Сушки: они отстреливали тепловые ловушки, выпускали ракеты и уходили, были замечены и «крокодилы». В аэропорту шёл бой, до их позиции доносились его отзвуки: выстрелы миномётов, взрывы, автоматные и пулемётные очереди.

Иван подошёл к старшему группы, молодому, но уже богатому опытом ветерану боевых действий:

– Послушай, а чем бороться с воздушными целями? АКМ – всё-таки несерьёзно, а из мухи попасть ещё надо…

– Да всё понятно. Приказ ты слышал… Хоть из рогатки будем сбивать, – невесело усмехнулся старший.

– Да и место здесь крайне неудачное, – продолжил Иван, – ты представляешь, что будет, если крокодил или СУшка НУРами сюда, под мост, шарахнет?!

– М-да, тогда нам всем каюк настанет, – спокойно оценил последствия его визави. – Приказано тут стоять.

С приказом не поспоришь. Иван рассеянно смотрел на небо, когда к нему приблизился знакомый парнишка:

– Вань, я из мухи предохранитель дёрнул и выкинул, а вертушка уже ушла…

– Давай посмотрим, где бросил – место помнишь?

Ничего они в траве не обнаружили, но вышли из положения, найдя замену в куске проволоки.

Движение в воздухе прекратилось вскоре после их прибытия, но выстрелы в аэропорту были слышны ещё долго.

В тот день позицию под мостом занимало ещё одно подразделение – было тесновато, и большинство бойцов разместились вверху, на склонах, в тени.

Иван заметил, что один из бойцов их группы разлёгся с ПКМом у опоры моста, выжидающе посматривая в небо.

– Чёрт, ты что высматриваешь?

Тот нехотя протянул:

– Вертушку жду: покажется – собью.

– Ты собрался крокодил из своей пукалки приземлить?! – Иван занервничал, наблюдая тупую уверенность пулемётчика в необходимости совершения неадекватных действий. – Ты понимаешь, что после его ответки не будет ни моста, ни нас?!

Чёрт, очевидно, ничего не представлял и не собирался заниматься таким бесполезным делом:

– Может, собью всё-таки… А ты что предлагаешь, смотреть на них?

Иван молча повернулся, снова подошёл к старшему:

– Слушай, этот дебил собрался из пулемёта «двадцать четвёрку» сбивать. Если попытается, прилетит ответка, сам понимаешь. Давай я его пристрелю из ПМа – так лучше будет.

Старший посмотрел на пулемётчика и крикнул ему:

– Чёрт! Уйди оттуда! Займи позицию сверху, направление – аэропорт, цели наземные!

Чёрт с недовольным видом неторопливо полез по склону под мост.

Прошло ещё немного времени, и соседи, оставшиеся по какой-то причине без командира, возроптали. На кратком собрании, устроенном прямо под мостом, они приняли решение уходить.

В происходящее неожиданно вмешался Вал:

– Отставить панику! Вы приказ получили?! Выполняйте! Обороняйте указанную позицию! Вы же не стадо баранов, вы бойцы народной армии! Ждите дальнейших указаний командования!

Эта взбучка подействовала – уходить бойцы передумали.

Томительное ожидание продолжалось, новых указаний не поступало.

Вдруг со стороны аэропорта, но уже гораздо ближе послышались автоматные очереди, тут же их звонко поддержал пулемёт – казалось, одновременно стреляет по меньшей мере рота. Бойцы их группы также открыли беглый огонь в направлении аэропорта.

Иван стоял внизу, посреди дороги, и, не понимая, смотрел вверх: никакой команды не было, куда они стреляют?! Он заметил, что стрельба ведётся беспорядочная: знакомый ему мелкий бизнесмен Бородка, отвернувшись, поднял руки с автоматом, так что они едва превышали уровень почвы, и поливал пространство примерно в том же направлении, что и остальные. Из состояния застывшего недоумения его вывела пуля, ударившая в асфальт в полуметре от него – Иван взорвался:

– Вы, ослы драные, что творите?! Куда стреляете?! Кто приказ дал?!

Но стрельба и без того прекратилась так же внезапно, как и началась. Выяснилось, что огонь открыли после того как заметили, что бойцы соседнего взвода подразделения перестреливаются с несущимися на полной скорости КАМАЗами.

Позже, когда все стянулись к месту погрузки на грузовики, Иван услышал от худого вечно небритого ветерана Мазая, как всё было.

– Нам только отмаячили по радейке, что правосеки на прорыв пошли, а тут эти КАМАЗы несутся… Очередь из кузова над моей головой – херак! Чуть не цепануло! На стенке, за мной, след остался! Я в ответку с РПК полрожка им в кузов закинул – мало не покажется! – добавил он с усмешкой.

И только после возвращения назад, в своё расположение, кто утром, а кто и много позже, они узнали кого расстреливали в тех КАМАЗах.

Когда на ОБОПе (новом штабе и месте постоянной дислокации части местного ополчения) появился этот паренёк в желтой футболке, Иван не заметил. Он казался чудным и немного неуместным в своей гражданской одежде и каким-то неприкаянным видом. Позже кто-то рассказал Ивану, что он периодически теряет сознание. «Странно, – подумал он тогда, – кто он и что здесь делает?»

Но было не до размышлений о всех странных людях, случайно встречавшихся в его жизни – дел хватало. И всё же пришло время, и ответы на промелькнувшие в его уме вопросы были получены.

Как-то знакомый предложил Ивану проехаться в городок соседней области, он согласился и уже в дороге узнал, что сопровождает группу раненых добровольцев. Немного подлечившись, нескольких перебинтованных кавказцев и уже знакомый Ивану по ОБОПу парень направлялись домой, «за ленточку».

Эта короткая дорога вместила в себя много информации, но после услышанного вопросов только прибавилось.

Выяснилось, что «странный» паренёк – один из выживших в расстрелянных под аэропортом КАМАЗах. Приехавшие из разных уголков России добровольцы, с горящими идеей сердцами, были кем-то цинично использованы как пушечное мясо. По официальной версии, тогда произошла ошибка: занимавшим здание терминала бойцам дали приказ прорываться через «окружение», ополченцам, окружавшим аэропорт, передали сообщение о попытке прорыва со стороны «правосеков» (которых, кстати, на этой территории вообще не было). Так случилась трагедия.

Большинство из ребят выжили, но столкнулись с цинизмом мародёрства. Ничего из заблаговременно приобретённой ими амуниции и приборов не уцелело, украли всё. Очевидно, что совершили это те самые подонки, которые только что стреляли в них, но, подойдя к машинам, не могли не узнать о страшной ошибке – даже на окровавленной форме выделялись георгиевские ленты.