Изобретение прав человека: история

Война между колонистами и британской короной сделала универсалистский подход более заметным и в самой Британии. Трактат 1776 года, подписанный «M. D.», цитирует слова Блэкстона о том, что колонисты «вспоминают об английских законах, лишь когда они применимы к их собственной ситуации»; следовательно, если министерские «нововведения» нарушают «их исконные права в качестве свободных [английских] граждан», то путы правительства разорваны, и можно ожидать, что колонисты будут осуществлять свои «естественные слова». Ричард Прайс открыто говорил об универсализме в знаменитом памфлете 1776 года «Наблюдения за природой гражданской свободы, принципами правления, справедливостью и политикой войны с Америкой» (Observations on the Nature of Civil Liberty, the Principles of Government, and the Justice and Policy of the War with America). В том же 1776 году этот труд не менее пятнадцати раз переиздавался в Лондоне, а также был выпущен в Дублине, Эдинбурге, Чарлстоне, Нью-Йорке и Филадельфии. Прайс поддерживал колонистов исходя из «общих принципов гражданской свободы», то есть того, «что дают разум, справедливость и права человечества», не ссылаясь на прецедент, статут или хартию (на которых держалась английская свобода в прошлом). Памфлет Прайса был переведен на французский, немецкий и голландский. В декабре 1777 года голландский переводчик Йоан Дерк ван дер Капеллен тот ден Пол отправил Прайсу письмо, в котором подробно рассказал о том, что он также на стороне американцев. Впоследствии его послание было напечатано и получило широкое распространение: «Я считаю американцев храбрыми людьми, которые сдержанно, благочестиво и мужественно защищают свои собственные человеческие права, не потому что их наделила ими законодательная власть Англии, а потому что они получили их от самого Бога»[133].

В Британии памфлет Прайса разжег ожесточенную полемику. Почти сразу в ответ на него появилось порядка тридцати сочинений, обвиняющих Прайса в фальшивом патриотизме, фракционности, предательстве, анархии, подстрекательстве к мятежу и даже в государственной измене. Благодаря памфлету Прайса «естественные права человечества», «права человеческой природы» и в особенности «неотчуждаемые права человеческой природы» стали частью повестки дня в Европе. Как точно заметил один автор, главный вопрос заключался в следующем: «Есть ли у человеческой природы неотъемлемые права, настолько связанные с волей, что они не могут быть отчуждены». По его словам, утверждения о том, что «существуют определенные права человеческой природы, которые являются неотчуждаемыми», – это всего лишь софизм. От них нужно отказаться – нужно «перестать руководствоваться собственной волей», – чтобы войти в гражданское состояние. Как показывает полемика, значение естественных прав, гражданская свобода и демократия теперь занимали лучшие политические умы Британии[134].

Различие между естественной и гражданской свободой, выдвинутое оппонентами Прайса, служит напоминанием о том, что акцент на естественных правах породил свою собственную контртрадицию, которая сохраняется до сих пор. Подобно естественным правам, возникшим в противовес правительствам, воспринимавшимся как деспотичные, контртрадиция также была ответной реакцией, согласно которой естественные права были либо выдумкой, либо никогда не были неотчуждаемыми (и соответственно не имели особого значения). Гоббс уже в середине XVII века заявлял, что от естественных прав необходимо отказаться (и, следовательно, они не являются неотчуждаемыми), чтобы установить организованное гражданское общество. Роберт Филмер, английский сторонник патриархальной власти, открыто выступил против Гроция и объявил учение о «естественной свободе» «абсурдом». В своей работе «Патриархия» 1680 года он снова подверг критике понятие естественного равенства и свободы человечества, говоря, что все люди рождаются подданными своих родителей; единственное естественное право, по мнению Филмера, принадлежит королевской власти, источником которой является первоначальный уклад патриархальной власти и которая подтверждена десятью заповедями[135].

В долгосрочной перспективе более весомой оказалась точка зрения Иеремии Бентама, утверждавшего, что только позитивное (действующее, а не идеальное или естественное) право имеет значение. В 1775 году задолго до того, как он прославился в качестве основателя утилитаризма, Бентам написал критический разбор «Комментариев к английским законам» Блэкстона. В нем он разгромил концепцию естественного права: «Не существует такой вещи, как „предписания“, ничего, что „приказывает“ человеку совершать действия, якобы предписываемые мнимым законом Природы. Если кому-то таковые известны, пусть они произведут их. Если бы их можно было произвести, нам бы не пришлось распутывать этот узел и „открывать“ их, как настаивает наш автор [Блэкстон], с помощью разума».

Бентам отрицал, что идея естественного права присуща человеку с рождения и поддается обнаружению посредством разума. Таким образом, он, в сущности, отвергал всю традицию естественного права, а с ней вместе и естественные права. Принцип полезности («наивысшее счастье для максимально большего числа людей» – идея, которую он позаимствовал у Беккариа), как он заявлял позднее, служит лучшей мерой добра и зла. Только расчеты, базирующиеся на фактах, а не суждения, базирующиеся на аргументах, могут обеспечить основу права. С учетом этой позиции последующая критика французской Декларации прав человека и гражданина уже не кажется столь удивительной. Рассмотрев Декларацию статью за статьей, он категорически отверг идею естественных прав. «Естественные права – это просто чепуха; естественные и неотъемлемые права – это риторическая, возвышенная чепуха, чепуха на ходулях»[136].

Несмотря на критику, после 1760-х годов обсуждение прав набирало обороты. О «естественных правах», к которым теперь добавились «права всех людей», «права человечества» и «права человека», стали говорить очень часто. С ростом их политического потенциала в результате американских конфликтов 1760-х и 1770-х годов, обсуждение универсальных прав переместилось обратно через Атлантику в Великобританию, Голландскую республику и Францию. Например, в 1768 году французский экономист и сторонник реформ Пьер-Самюэль Дюпон де Немур, предложил собственное определение «прав каждого человека». В его списке значилась свобода выбирать род занятий, свободная торговля, народное просвещение и пропорциональное налогообложение. В 1776 году Дюпон вызвался посетить американские колонии и сообщать о происходящих событиях французскому правительству (но никто не воспользовался этим предложением). Позднее Дюпон стал близким другом Джефферсона и в 1789 году был избран депутатом в Генеральные Штаты от третьего сословия[137].

Вероятно, Декларация независимости не была настолько «почти забытой», как недавно написала о ней Полин Майер, тем не менее после 1776 года универсалистская идиома прав, в сущности, вернулась обратно в Европу – туда, где она возникла. Новые правительства штатов в США начали принимать свои собственные билли о правах еще в 1776 году, однако в Статьях Конфедерации 1777 года билля о правах не было, и в Конституцию 1787 года он также не вошел. Билль о правах стал ее частью, после того как в 1791 году были ратифицированы первые десять поправок к Конституции. Этот документ имел весьма партикуляристский характер: он защищал американских граждан от притязаний федерального правительства. Для сравнения, Декларация независимости и Декларация прав Вирджинии 1776 года содержали более универсалистские заявления. К 1780-м годам права в Америке отошли на второй план, уступив строительству новой национальной институциональной структуры. В результате французская Декларация прав человека и гражданина 1789 года, по сути, опередила американский Билль о правах и сразу же привлекла международное внимание[138].