Всё, всегда, везде. Как мы стали постмодернистами

II

Среди скептиков была и мыслительница-феминистка Кейт Миллетт, известная своей книгой 1970 года Политика пола. Когда в 1975 году Маркузе и Миллетт одновременно преподавали в Калифорнийском университете в Сан-Диего, Миллетт, получавшая стипендию женского центра университета, сказала о Маркузе: «Создается впечатление, и я уверена, что оно непреднамеренное, политического оппортунизма. Удачное время, женское движение хорошо ладит с нами <…> давайте используем его в нашей вечной борьбе, нашей великой священной войне, чтобы приблизить крах капитализма. Женщины привыкли к тому, что их используют»[365].

Но вместо того, чтобы быть кооптированным в чью-либо идею о революции, те, кто до сих пор были брошенными и отвергнутыми, создали свою. И одной из лидеров этих революционеров стала Джудит Батлер, чья книга Гендерное беспокойство: феминизм и подрыв идентичности была опубликована в 1990 году. Батлер подвергла сомнению понятие стабильной сексуальной идентичности и тем самым бросила вызов гетеронормативной ортодоксии. В этом она следовала за подсказкой, которую французская философ-феминистка Симона де Бовуар дала в книге Второй пол в 1949 году, а именно: «Женщиной не рождаются, ею становятся»[366].

Для Батлер это утверждение задало пространство для размышлений о том, что, хотя человек может анатомически родиться женщиной, из этого не следует, что он будет идентифицировать себя или видеть себя в этом гендере. «Если утверждение Бовуар о том, что человек не рождается, а, скорее, становится женщиной, всё же верно, то из него следует, что сам термин „женщина“ отражает процесс, становление, конструирование, и о нем нельзя с полным основанием сказать, что оно началось или закончилось»[367]. Для Батлер гендер не является врожденным свойством: только оттого, что вы родились с пенисом или вагиной, еще не означает, что вы будете идентифицировать себя как мужчина или женщина соответственно. Вместо этого человек исполняет свою гендерную роль в соответствии с социальными нормами. Такая возможность открывает путь к мысли, что пол человека не может определять его гендер, — действительно, некоторые люди идентифицируют себя с гендером, отличным от их физиологического пола. Некоторые люди могут не идентифицировать себя ни с одним из традиционных полов, но считают себя гендерно изменчивыми, флюидными, либо неким промежуточным гендером, либо вообще лишенными гендера.

Что еще более революционно, Батлер сомневается даже в том, что различие между полом и гендером является различием между биологическим фактом и культурной конструкцией. По ее мнению, очевидное существование пола до дискурса и культурного навязывания является лишь следствием функционирования гендера: «Нам назначают пол, к нам обращаются по-разному, выражая определенные ожидания в отношении поведения того или иного гендера, и мы сформированы в рамках институтов, которые воспроизводят нашу жизнь с помощью гендерных норм. Таким образом, мы всегда „сконструированы“, причем способом, который не является нашим выбором. И при этом всё же мы все стремимся создать свою жизнь в социальном мире, где условности меняются и где мы изо всех сил пытаемся найти себя в рамках существующих и развивающихся условностей. Это говорит о том, что пол и гендер „сконструированы“ таким образом, который не является ни полностью определенным, ни полностью выбираемым, а скорее заключен в бесконечном противоречии между детерминизмом и свободой»[368].

Проблема здесь в слове «назначить» с его коннотациями произвола бюрократического властного решения. Но если утверждение состоит в том, что родители обращаются с ребенком после его рождения как с мальчиком или девочкой на основании того, каким они считают пол ребенка, это может показаться бесспорным: действительно, эксперименты показали, что, увидев плачущего ребенка, родители определят его поведение как свидетельство страха, если они считают, что это девочка, и как свидетельство гнева, если думают, что это мальчик. Однако Батлер, похоже, не делает этого различия, когда говорит о назначении пола. Она, как кажется, хочет возразить, что у младенцев нет определенных наклонностей или способностей до того, как у них появится опыт жизни в гендерном обществе.

Эта мысль до сих пор возмущает многих ученых и врачей, для которых пол является биологическим фактом, а рождение человека мужчиной или женщиной — вопросом биологии, а именно наличием или отсутствием Y-хромосомы у человеческого эмбриона. Гены Y-хромосомы вызывают развитие у зародыша типичных мужских половых органов; без этого стимула со стороны Y-хромосомы гонады превращаются в яичник. Ч. Т. Д.

Ну хорошо, не совсем. Например, бывают случаи синдрома Морриса, нечувствительности или резистентности к андрогенам, в результате чего ребенок может родиться с мужскими или женскими внешними гениталиями или чем-то средним. Но женщины с синдромом Морриса не фертильны, потому что, хотя они внешне выглядят как женщины, у них могут быть яички, но не быть яичников или матки. Кто в таких случаях решает, какого пола человек? Более того, какой в этом смысл? Батлер отмечает, что «интерсексуальные люди стали всё более критически относиться к тому факту, что медицинские власти часто неправильно классифицируют их и подвергают жестоким формам „коррекции“»[369].

Что означает эта «коррекция»? «Во многих клиниках хирурги пытались „привести в порядок“ гениталии детей, рожденных с нестандартными половыми органами, вскоре после их рождения», — пишет Кваме Энтони Аппиа. «Таким образом, они стремились включить их всех в бинарную систему, в которой каждый более или менее определенно является мужчиной или женщиной. Не все согласны с тем, что это хорошая идея»[370]. Такое хирургическое «приведение в порядок» вызывает протест Джудит Батлер — хотя, к ее удовлетворению, это доказывает, по крайней мере, что пол может определяться культурой: «Даже если определение пола кажется беспроблемно бинарными по своей морфологии и конституции (что тоже может стать вопросом), нет никаких оснований предполагать, что гендеров должно быть только два. Презумпция бинарной гендерной системы неявно сохраняет веру в миметическое отношение пола к гендеру, посредством чего гендер соответствует полу или иным образом ограничивается им»[371].

По мнению Батлер, нам нужно не только преодолеть бинарную гендерную систему, но и осознать, что гендер задуман, отрепетирован и исполнен. Творцы постмодернизма, такие как Синди Шерман, Дэвид Боуи и Мадонна, уже игриво продемонстрировали нам это. Батлер также выступала за дрэг, поскольку он дестабилизирует гетеронормативную двоичную систему. В своей книге Тела, имеющие значение она писала: «Дрэг является подрывным явлением в той мере, в какой он отражает имитационную структуру, с помощью которой гегемония гендера создает и оспаривает притязания гетеросексуальности на естественность»[372]. Конечно, подобная цитата не могла появиться на рекламных щитах Дэнни Ла Рю или шоу Ру Пол, но, несомненно, это подразумевалось. По мнению Батлер, квир-идентичности следует приветствовать, потому что они разрушают наши представления о гендере и бросают вызов традиционным структурам общества.

Для радикальных феминисток, впрочем, все эти призывы звучат слишком примирительно. Философ Марта Нуссбаум выступила с сокрушительной критикой интеллектуального вклада Батлер, утверждая: «…самая известная идея, ее концепция политики как пародийного перформанса рождается из (крайне ограниченной) свободы, приходящей от осознания того, что наши идеи о гендере были сформированы скорее социальными, чем биологическими силами. Мы обречены на воспроизводство структур власти, в которых родились, но, по крайней мере, мы можем над ними насмехаться, а некоторые способы насмехаться — это субверсивные атаки на изначальные нормы»[373].

Для Нуссбаум квиетистский подход Джудит Батлер был трагическим предательством феминизма в его борьбе с патриархальным обществом. Батлер ничего не сделала для улучшения экономических возможностей женщин, условий их труда или образования; она не требовала пособий по беременности для работающих женщин и не боролась с торговлей женщинами и девочками в целях сексуальной эксплуатации, утверждает Нуссбаум.

И всё же проблема, дискуссию вокруг которой развязала Батлер своей книгой, стимулировала возникновение того, что стало называться квир-теорией или гендерной теорией, — и она привела к определенным последствиям в реальном мире за пределами академических кругов. Движения за признание прав трансгендеров, служащих в вооруженных силах, за регистрацию однополых браков и другие виды борьбы за гендерное равенство и сексуальную свободу получили широкое распространение после выхода Гендерного беспокойства.

Батлер разрушила традиционную таксономию, которая классифицировала только мужчин и женщин. Мужчины и женщины знали, какого они пола, потому что они рождались с телами, помогавшими им определиться. Если у вас был пенис, вы были мужчиной; если у вас была вагина, вы были женщиной; и задача человечества состояла в том, чтобы привести первых к тесному взаимодействию со вторыми ради выживания всего вида. Всё было очень просто: существовали только гетеросексуальные, цисгендерные мужчины и женщины[374]. Никаких транссексуалов не было — а если они и были, то с ними было что-то не так, и их нужно было привести в соответствие с существующим порядком.

Такие традиционные взгляды едва ли полностью исчезли за те тридцать лет, что прошли с первого издания Гендерного беспокойства. «Бог создал мужчину и женщину; Бог создал мир таким, а мы делаем прямо противоположное, — сказал папа Франциск в 2016 году. — Мы переживаем момент уничтожения человека, созданного по образу и подобию Бога»[375]. Гендерная теория, продвигаемая такими авторами, как Джудит Батлер, оспаривала естественное иерархическое различие между мужчиной и женщиной, на котором базировались традиционные семейные ценности и социальная жизнь, и глава католической церкви считал, что последствия их разрушения станут катастрофическими. В энциклике Laudato Si папа подверг критике нападки гендерной теории на неизменность мужской и женской идентичности: «Мысль о том, что мы обладаем абсолютной властью над нашим телом, часто незаметно превращается в мысль, что мы обладаем абсолютной властью над творением»[376]. Он опасался, что открытие этого ящика Пандоры приведет к тому, что из него в мир хлынут всевозможные чудовища. Он даже провел параллель между гендерной теорией и эксплуатацией людей и природы; и то и другое коренится в отрицании достоинства, которым Бог наделяет каждого человека. Ерунда, возражает Батлер:

В конечном счете борьба за гендерное равенство и сексуальную свободу направлена на облегчение страданий и признание разнообразия телесной и культурной жизни, которой мы живем. Преподавание гендерной теории — это не индоктринация: мы не указываем человеку, как ему жить; мы открываем возможность молодым людям, которые часто сталкиваются с узкими и жестокими социальными нормами, найти собственный путь в мире. Утверждение гендерного разнообразия, таким образом, не является действием разрушительным — оно лишь подтверждает человеческую сложность и создает пространство, в котором люди могут найти собственный путь в этой сложности.