Торжествующий дух

Часть вторая

1
Рим ликует. Зрителей без счета
Уж с утра стеклося в Колизей;
Христианам вновь грозит охота, —
Под ареной слышен вой зверей.
И до зрелищ жадный, в нетерпенье,
Ожидает цезаря народ…
Вдруг раздались клики в отдаленье:
«Тише, тише! Он идет!»
2
Распахнулась дверь. Цветов кошницы
Высоко держа над головой,
Дев прекрасных сходят вереницы
Меж колонн по лестнице крутой.
Из дворца идут они, как тени,
Устлан путь узорчатым ковром;
Их цветы на гладкие ступени
Пестрым сыплются дождем.
3
Движется дружина за дружиной:
Здесь и дак косматый, и сармат,
Здесь и скиф под шкурою звериной.
Блещут медь, железо и булат,
Рог и трубы воздух оглашают,
И проходят пращники, стрелки;
Серебром и золотом сияют
Стражи цезарской полки.
4
Свищут флейты, и гремят цевницы,
Скачет шут, и вертится плясун.
Вот певцов проходят вереницы
И под звуки сладкогласных струн
Воспевают в песне величавой
Вечный Рим с владыками его,
Их полки, увенчанные славой,
И знамен их торжество.
5
Звонких лир бряцанье заглушает
Грохот бубнов и кимвалов звон,
Горделиво цезарь выступает,
Облеченный в пурпур и виссон.
Скиптр eгo из драгоценной кости
И орлом украшен золотым;
Дорогой венец на длинной трости
Черный раб несет над ним.
6
Вдруг кимвалы стихли, смолкли бубны,
И застыл кифар и гуслей звук,
В отдаленье замер голос трубный,
Все кругом недвижно стало вдруг.
Цепенея в ужасе безмерном,
Цезарь глаз не сводит со стены,
И к стене той в страхе суеверном
Взоры всех устремлены.
7
Там в окне, над мраморного аркой,
Между двух порфировых колонн,
Полосою света залит яркой,
Полунаг, изранен, изможден,
Словно призрак иль жилец загробный,
Отстрадавший юноша предстал.
Красотой небесной, бесподобной
Ясный взор его сиял.
8
Волоса на плечи упадали
Золотистой шелковой волной,
Кроткий лик, исполненный печали,
Выражал величье и покой;
Бледны были впалые ланиты,
И прошла морщина вдоль чела:
Злая мука пытки пережитой
Как печать на нем легла.
9
Посреди молчанья гробового
Он, вздохнув, отверз уста свои;
Полилось восторженное слово,
Как потока вешние струи:
«Цезарь! О, возьми меня с собою!
В Колизее ждет тебя народ…
Христиан, замученных тобою,
Кровь на небо вопиет.
10
Уж песок арены зверь взрывает…
Медлишь ты, бледнеешь и дрожишь!
Иль тебя то зрелище пугает?
Что ж смущен ты, цезарь, и молчишь?
Содрогнешься ль ты перед страданьем?
Иль твой слух еще не приучен
К детским крикам, к воплям и стенаньям
Старцев, юношей и жен?
11
Мало ль их, смерть лютую приявших?
Мало ль их, истерзанных тобой?
Одного из тех перестрадавших
Ныне видишь ты перед собой.
Эта грудь — одна сплошная рана,
Вот моя кровавая броня!
Узнаешь ли ты Севастиана?
Узнаешь ли ты меня?
12
Но сильней любовь и милосердье
Жала стрел убийственных твоих:
Я уход, заботу и усердье
Близ твоих чертогов золотых,
Под одною кровлею с тобою
Находил у праведных людей;
И их доброй, ласковой семьею
От руки спасен твоей.
13
О, как тяжко было пробужденье
После казни той, когда я ждал,
Что очнуся в небе чрез мгновенье.
Осушив страдания фиал.
Но не мог расстаться я с землею,
Исцелела немощная плоть,
И ожившим, цезарь, пред тобою
Мне предстать судил Господь.
14
Страха чужд, тебе отдавшись в руки,
Я пришел принять двойной венец.
Претерпеть опять готов я муки
И отважно встретить свой конец.
Цезарь, там, я слышу… гибнут братья.
С ними смертью пасть хочу одной!
К ним иду я кинуться в объятья,
Цезарь! Я иду с тобой!»
15
Недвижимо, притаив дыханье,
Как волшебным скованные сном,
Тем словам, в томительном молчанье,
Все внимали трепетно кругом.
Он умолк, и как от грез очнулся
Цезарь, а за ним и весь народ;
Гордый дух в нем снова встрепенулся
И над страхом верх берет.
16
«Надо мной ты смеешь издеваться
или мнишь, что кары ты избег?
Червь со львом дерзает ли тягаться
Или с Зевсом смертный человек?
Испытай же гордой головою,
Что мне гнев громов небес грозней
И что казнь, придуманная мною,
Когтя львиного страшней!
17
Пусть потрачены те стрелы даром.
Но палач мой справится с тобой:
Под тяжелым палицы ударом
Размозжится жалкий череп твой.
И погибнешь — миру в назиданье —
Ты за то, что вел безумный спор
С тем, кто власть свою могучей дланью
Над вселенною простер!»
18
Он шагнул вперед; и всколыхалась
Словно море пестрая толпа.
В колоннадах снова песнь раздалась,
Свищут флейты, и гудит труба,
Плясуны вновь пляшут по ступеням,
Вновь грохочут бубны и кимвал,
И вдоль лестниц с кликами и пеньем
Лязг оружья зазвучал.
19
Но в последний раз борца Христова
С вышины послышались слова, —
И мгновенно все умолкло снова,
Как объято силой волшебства.
Над немой, смятенною толпою
Словно с неба слово то гремит
И ее, как Божьею грозою
Разражаяся, громит:
20
«Ты ужели страхом новой казни
Возмечтал слугу Христа смутить?
Воин твой, о, цезарь, чужд боязни,
Казнь одну успел он пережить, —
Верь! Приму вторую так же смело,
Умирая с радостью святой:
Погубить ты властен это тело,
Но не дух бессмертный мой.
21.
О, Господь, простивший иудеям,
На кресте их злобою распят,
Отпусти, прости моим злодеям:
И они не знают, что творят.
Пусть Христовой веры семенами
В глубине поляжем мы земли,
Чтоб побеги веры той с годами
Мощным деревом взошли.
22.
Верю я! Уж время недалеко:
Зла и лжи с земли сбегает тень,
Небеса зарделися с востока,
Близок, близок правды яркий день!
Уж вдали стекаются дружины,
Юный вождь свою сбирает рать,
И ничем его полет орлиный
Вы не можете сдержать.
23.
Константин — тот вождь непобедимый!
Он восстанет Божиим послом,
Он восстанет, Промыслом хранимый,
Укрепленный Господом Христом.
Вижу я: в руке его державной
Стяг, крестом увенчанный, горит,
И богов он ваших в битве славной
Этим стягом победит.
24.
Тьму неправды властно расторгая,
Словно солнце пламенной зарей,
Засияют истина святая
И любовь над грешною землей.
И тогда, в день радости и мира,
Осенятся знаменьем креста
И воспрянут все народы мира,
Славя Господа Христа!»

Павловск, 22 августа 1887