Преподобный Серафим Саровский. Духовные наставления и пророчества

Через полгода после последнего свидания с о. Серафимом Елена Васильевна опять поехала в Саров. Она стала неотступно, но смиренно просить старца благословить ее на подвиг монашества. На этот раз о. Серафим сказал ей: «Ну что ж, если уж тебе так хочется, то пойди вот, за 12 верст отсюда есть маленькая общинка матушки Агафьи Семеновны, полковницы Мельгуновой, погости там, радость моя, и испытай себя!» Елена Василь евна в неизреченной радости и неописанном восторге поехала из Сарова прямо к матушке Ксении Михайловне и совсем поселилась в Дивееве. За теснотой помещения Елена Васильевна заняла крошечный чуланчик около маленькой кельи, которая выходила крылечком к западной стене Казанской церкви. Часто на этом крылечке сиживала подолгу молча Елена Васильевна, погруженная будто в думу и в немом созерцании храма Божия и премудро созданной окружающей природы, не переставая умом и сердцем упражняться в Иисусовой молитве. Ей было тогда 20 лет от роду (в 1825 году). Через месяц после переезда Елены Васильевны в Дивеево ее потребовал к себе батюшка о. Серафим и сказал: «Теперь, радость моя, пора уже тебе и с женихом обручиться!» Елена Васильевна, испуганная, зарыдала и воскликнула: «Не хочу я замуж, батюшка!» Но о. Серафим успокоил ее, говоря: «Ты все еще не понимаешь меня, матушка! Ты только скажи начальнице-то, Ксении Михайловне, что о. Серафим приказал с Женихом тебе обручиться, в черненькую одежку одеться… Ведь вот как замуж-то выйти, матушка! Ведь вот какой Жених-то, радость моя!» Много и усладительно беседовал с ней о. Серафим, говоря: «Матушка! Виден мне весь путь твой боголюбивый! Тут тебе и назначено жить, лучше этого места нигде нет для спасения; тут матушка Агафья Семеновна в мощах почивает; ты ходи к ней каждый вечер, она тут каждый день ходила, и ты подражай ей также, потому что тебе этим же путем надо идти, а если не будешь идти им, то и не можешь спастись. Ежели быть львом, радость моя, то трудно и мудрено, я на себя возьму; но будь голубем, и все между собою будьте как голубки. Вот и поживи-ка ты тут три-то года голубем; я тебе помогу, вот тебе на то и мое наставление: за послушание читай всегда Акафист, Псалтирь, псалмы и правила с утренею отправляй. Сиди да пряди, а пусть другая сестра тебе все приготовляет, треплет лен, мыкает мочки, а ты только пряди и будешь учиться ткать; пусть сестра сидит возле тебя да указывает. Всегда будь в молчании, ни с кем не говори, отвечая только на самые наинужнейшие вопросы, и то «аки с трудом», а станут много спрашивать, отвечай: я не знаю! Если случайно услышишь, что кто неполезное между собою говорит, скорее уходи, «дабы не внити во искушение». Никогда не будь в праздности; оберегай себя, чтобы не пришла какая мысль; всегда будь в занятии. Чтобы не впадать в сон, употребляй мало пищи. В среду и пяток вкушай только раз. От пробуждения до обеда читай: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешную! А от обеда до сна: Пресвятая Богородица, спаси нас! Вечером выйди на двор и молись 100 раз Иисусу, 100 раз Владычице и никому не сказывай, а так молись, чтобы никто того не видал, даже бы и не подумал, и будешь ты аки Ангел! И пока Жених твой в отсутствии, ты не унывай, а крепись лишь и больше улыбайся; так молитвою, вечно-неразлучною молитвою и приготовляй все. Он и придет ночью тихонько и принесет тебе кольцо, перстенек, как Екатерине-то великомученице матушке. Так вот три года и приготовляйся, радость моя, чтобы в три года все у тебя готово бы было. О, какая неизреченная радость-то тогда будет, матушка! Это я о пострижении тебе говорю, матушка; через три года постригайся, приуготовив себя, ранее не нужно; а как пострижешься-то, то будет у тебя в груди благодать воздыматься все более и более, а каково будет тогда! Когда Архангел Гавриил, представ пред Божией Матерью, благовестил Ей, то Она немного смутилась и тут же сказала: «Се раба Господня! Буди Мне по глаголу твоему!» Тогда вот и ты скажи также: «Буди мне по глаголу Твоему!» Вот о каком браке и Женихе я тебе толкую, матушка; ты слушай меня и никому до времени того не говори, но верь, что все мною реченное тебе сбудется, радость моя!» (Записки протоиерея о. Василия Садовского и записки Н. А. Мотовилова.)

Не помня себя от радости, Елена Васильевна возвратилась домой, в Дивеево, и, надев все монашеское, простое, начала с живейшей любовью нести прежние свои подвиги, пребывая в непрестанной молитве, в постоянном созерцании и совершенном молчании. Так как маленькая келья ее была беспокойна, переполнена сестрами, то батюшка о. Серафим благословил Михаила Васильевича Мантурова построить ей другую, также небольшую келью, в которой она и поселилась со своей крепостной девушкой Устиньей, чрезвычайно любившей ее. После смерти Устиньи с Еленой Васильевной жили две послушницы: Агафья и Ксения Васильевна.

К о. Серафиму было еще весьма близко семейство крестьян Нижегородской губернии Ардатовского уезда деревни Погибловой — Мелюковы. Это праведное семейство состояло из брата Ивана Семеновича Мелюкова и двух сестер Прасковьи Семеновны и Марии Семеновны. Прасковья Семеновна поступила в общину матери Александры по благословению батюшки о. Серафима и была высокой жизни. В 1823 году 21 ноября, в день Введения во храм Пресвятой Богородицы, она пришла к о. Серафиму со своей 13-летней сестрой Марией Семеновной, которая, как рассказывала Прасковья Семеновна и за нею записано в документах, хранящихся в Дивееве, «увязалась за нею». Великий старец, провидев, что девочка Мария есть избранный сосуд благодати Божией, не позволил ей возвратиться домой, а приказал оставаться в общине. Таким образом 13-летняя Мария Семеновна поступила в число избранных Серафимовских сирот. Это была необыкновенная, не виданная доселе отроковица, ни с чем не сравненная, ангелоподобная, дитя Божие. Избранница и раба Божия с таких лет вела подвижническую жизнь, превосходя по суровости даже сестер общины, отличавшихся строгостью жизни, начиная с самой начальницы Ксении Михайловны. Непрестанная молитва была ее пищей, и только на необходимейшие вопросы она отвечала с небесной кротостью. Она была почти молчальница, и батюшка о. Серафим особенно нежно и исключительно любил ее, посвящая во все откровения свои, будущую славу обители и разные тайны, заповедуя не говорить о том до времени, что и выполнила она свято, невзирая на просьбы и мольбы окружающих сестер и родных. Когда она возвращалась от батюшки о. Серафима, то вся сияла неземною радостью. Как увидим вскоре, Мария Семеновна только шесть лет прожила в общине и 19 лет отошла ко Господу, как бы мирно и тихо уснула.

По сестре своей Прасковье Семеновне, удостоенной от господа дара прозорливости, брат ее Иван Семенович стал близок к о. Серафиму. Он ходил работать к батюшке, и впоследствии его дети — три дочери — поступили в Дивеевскую общину, а сам он кончил жизнь монахом в Саровской пустыни. Дочь его Елена Ивановна с 5-летнего возраста жила у тетки Прасковьи Семеновны и изредка бывала у батюшки о. Серафима, который занимался ею, ласкал, заигрывал и пророчески сказал, что она будет «великая госпожа», благодетельница Дивеева. Приходившим с нею сестрам о. Серафим приказывал кланяться малютке и благодарить за будущие благодеяния ее для обители. (Действительно, выйдя замуж за друга и горячего почитателя о. Серафима Николая Александровича Мотовилова, она до сих пор продолжает оказывать помощь монастырю и, живя ныне в Дивееве, по смерти мужа, напоминает собою блаженные прошлые времена управления Ксении Михайловны, возрождение обители при о. Серафиме, святые дни наставничества великого старца, любовь к Дивееву искреннего и любвеобильного Николая Александровича Мотовилова и, наконец, дополняет личными духовными качествами и добродетелями чудный ряд сирот-молитвенниц о. Серафима.) За покойным старцем Саровской пустыни Иваном Семеновичем Милюковым, имевшим послушание привратника, записан был следующий рассказ (№ 78). «Будучи еще мирским крестьянином, — говорил он, — я часто работал у батюшки Серафима, и много-много чудного он мне предсказывал о Дивееве и всегда говорил: «Если кто моих сирот девушек обидит, тот велие получит от Господа наказание; а кто заступит за них и в нужде защитит и поможет, изольется на того велия милость Божия свыше. Кто даже сердцем воздохнет да пожалеет их, и того Господь наградит. И скажу тебе, батюшка, помни: счастлив всяк, кто у убогого Серафима в Дивееве пробудет сутки, от утра и до утра, ибо Матерь Божия, Царица Небесная, каждые сутки посещает Дивеево!» Помня заповедь батюшкину, я всегда это говорил и всем говорю».

Кроме Милюковых, была очень близка к батюшке о. Серафиму и любима им сестра Ксения Васильевна Путкова, постриженная в монашество под именем Капитолины. Она ходила к о. Серафиму часто, еще будучи крестьянской девушкой, и осталась в Дивееве «почти насильно», полагаясь на слова батюшки. Однажды о. Серафим стал уговаривать ее поселиться в Дивеевской общине. Молодая и красивая Ксения никак не ожидала себе такой судьбы, так как жила в родительском доме в довольстве, и мать сильно любила ее. У Ксении был, кроме того, жених, которому она платила взаимной любовью. С другой стороны, Дивеевская община, еще не устроенная, без церкви и без земли, не нравилась ей. Ксении не хотелось променять домашний покой и удобства на суровость и нужду обители. «Нет, батюшка, не хочу! Не смогу никак!» — ответила ему Ксения. «Послушай, радость моя! — продолжал о. Серафим («да так-то сладостно, хорошо», прибавляла Ксения), — я тебе открою тайну, только смотри, умолчи ее до времени. Сама Божия Матерь ведь избрала это место! А чего Царица-то Небесная не возможет, все будет у Ней! Вот Она приказала мне, убогому Серафиму, поставить мельницу для девушек в два постава, чтобы она вечно кормила бы их.

Потом благословила Матерь-то Божия и Церковь им свою выстроить, матушка! Вот, радость моя, благодать-то у нас какая: и мельница, и церковь, и земля, и все, все свое у нас будет! Это я тебе только говорю, а ты умолчи до времени». Ксения хотя и слушала батюшку, но странно показалось ей, как все это может возникнуть, когда ничего нет у обители и сама земля — чужая кругом. Тогда о. Серафим, провидя ее мысли, взял за руку, потрясая ее, и произнес: «Ведь вот ты какая! Говоришь, что любишь меня, а усумнилась и не веришь убогому Серафиму! Поверь, поверь мне, матушка, все это совершится!» Вид о. Серафима при этом был чудесен, привлекателен и весьма вдруг просветлел… Ксения не могла более колебаться, смотря на чудного старца, и согласилась поступить в общину. Чтобы не огорчить жениха и родителей совершенным отказом, она стала жаловаться на нездоровье, затем просила отсрочить свадьбу на год, а сама все чаще и чаще отпрашивалась к батюшке о. Серафиму. По его молитвам совершилось так, что родители согласились отдать Ксению в общинку к начальнице Ксении Михайловне.

Вера ее в силу молитв батюшки укрепилась после следующего случая (тетрадь № 1, ее рассказ № 15). Через год пришла она однажды с другой сестрой вечером к батюшке о. Серафиму за приказанием. Отпуская их до утра в гостиницу, он сказал им вслед: «Кто бы к вам ночью ни взошел, не вставайте, не откликайтесь и не говорите, и не пускайте никого!» Они обещались и ушли. В гостиницу, когда сестра заснула, а Ксения еще только собиралась заснуть, действительно, вдруг взошел незнакомый монах и спросил; «Кто тут?» Ксения ответила, что дивеевские, но так как она ходила еще в мирском платье, то он полюбопытствовал, кто она такая. Он оказался земляком Ксении, и она заслушалась его, забывая приказание батюшки. Увлекаясь в разговоре, она, однако, вспомнила о. Серафима. Когда монах ушел, она начала горько плакать и от страха, что ей придется отвечать батюшке, она не спала всю ночь. Утром у батюшки застала того самого монаха, и о. Серафим разговаривал с ним очень любезно. Ксения отвернулась, а когда ушел монах, то упала батюшке в ноги и стала просить прощения. «То-то вот, — сказал о. Серафим, — не послушала меня, а знаешь ли, что я ныне всю ночь только за тебя одну молился, и если бы не молитва моя, пропала бы ты; вот как надо быть осторожною и хранить себя, потому ведь вы, глупые, сами не видите и не знаете, как погибаете. Ведь секунда одна… ну, да полно, полно, радость моя, встань, Господь тебя простит; ведь теперь ты еще больше моя, ибо я тебя ныне ночью, аки добычу, у льва из зуб вырвал!»