Эмеслам

— Замира очень умная и красивая девушка, вам очень повезло с дочерью, — отвесила комплимент журналистка. — Наверное, не так уж много женщин в Эмесламе могут похвастаться такой же активной гражданской позицией, что и ваша дочь. Подумать только, она помогает отцу в его сложной и, не побоюсь этого слова, рискованной работе!

Лицо хозяйки дома, впрочем, не отражало особого восторга:

— Нынешняя молодежь живет не так как жили мы, когда были в их возрасте. Я получила совсем другое воспитание в свое время, — вздохнула Амина Ирфановна. — Мне в молодости и в голову не приходило, что можно отказаться от создания семьи и посвятить себя работе — какая дикость, я бы сказала! А вот Замира решила, что карьера в журнале ей важнее, чем муж, дети, семья…

— Ну мама, прошу тебя, не начинай… — недовольным тоном проговорила Замира.

Адрия сделала вид, будто не заметила возникшего напряжения между матерью и дочерью, и перелистнула страницу фотоальбома. На глаза ей попалось старое фото. На нем были запечатлены молодые Гуран и Амина Салмаховы, женщина держала сверток с новорожденным младенцем, а мужчина поднял на руки девочку лет двух, внешне похожую на Замиру.

— Так у Замиры есть брат или сестренка? — спросила Адрия и только подняв взгляд на гостеприимных хозяев, осознала, что умудрилась совершить какую-то бестактность.

Супруги Салмаховы обменялись невеселыми взглядами, а Замира вдруг сердито сказала:

— Да, у меня есть младший брат. Его зовут Мурад. Только он не живет с нами, его усыновили наши богатые родственники.

Не понимая подоплеки происходящего, Адрия поинтересовалась:

— Это такой обычай в Эмесламе у богатых семей? Усыновлять детей не столь богатых родственников?

Супруги Салмаховы продолжали хранить молчание, в то время как их дочь ответила:

— Да, есть обычай усыновлять или удочерять детей, но только дело тут не в бедных родственниках. Дело в том, что мама, папа и я — шарриги, а вот Мурад — нет, он настоящий месламит.

Разговор приобретал все более и более интересный оттенок для Адрии!

— Что за «шарриги»? — удивилась она.

На этом моменте Гуран Салмахов тяжело вздохнул и все-таки заговорил:

— Шарриги — это одна из позорных страниц в истории месламитов. Слово «шаррига» переводится с нашего языка примерно как «низкородный» или, если грубее, то «скотоподобный». Само понятие уходит на тысячелетия в прошлое, появилось оно, должно быть, примерно в тоже же время, когда наши предки покинули территорию Месопотамии — ведь именно тогда сформировалась идея об исключительности людей, которые верили в Месламтаэа.

— И в чем заключается идея?

— Это нелегко объяснить в двух словах! Тем более, что с самого детства нам запрещают обсуждать с непосвященными нашу религию, — удрученно покачал головой хозяин дома. — Поверьте, это нелегко — переступить через то, что годами вдалбливали тебе в голову. Быть закрытыми от посторонних глаз и свято блюсти тайны веры — это часть менталитета месламитов. И пусть мы с женой и дочерью шарриги, но вера месламитов не отделима от нашей жизни.

— Мне вы можете доверять, — промолвила журналистка своим фирменным доверительным тоном, который она использовала для того, чтобы располагать к себе собеседников. Обычно он действовал безотказно, собеседники начинали ей доверять.

— Если кратко, то месламиты считают, что давным-давно бог Месламтаэа создал их народ, назвав их своими детьми. Чтобы выделить своих детей среди прочих людей, он поставил на их тела метку, своего рода печать. Месламиты убеждены, что печать Месламтаэа выглядит как невус.

— Невус?.. Родинка? — уточнила Адрия.

— Крупное родимое пятно. У месламитов невус чаще всего выглядит как темное пятно диаметром несколько сантиметров, с которым младенец появляется на свет, — пояснил Салмахов. — По преданию, все дети Месламтаэа имеют подобное родимое пятно. Религия месламитов предписывала заключать браки внутри общины, что неизбежно приводило к кровосмешению и закреплению невуса в качестве наследственного генетического признака у потомков. Проще говоря, родимые пятна дети наследовали от родителей. Но в то же время близкородственные браки вредили здоровью месламитов, их дети начали рождаться больными и уродливыми. Тогда религиозные деятели месламитов нашли выход: они разрешили мужчинам-месламитам похищать девушек других народностей и жениться на них. Единственный критерий, который мужчины должны были учитывать при похищении, это наличие родимого пятна на теле девушки.

— Если у похищенной есть родимое пятно на теле, то месламиты как бы и не похищают девушку, а возвращают ее к своему народу. Я правильно поняла?

— Да, вы уловили суть, — утвердительно кивнул мужчина. — Однако, несмотря на то, что много сотен лет месламиты проводили целенаправленную селекцию внутри своей общины с целью сделать наследование невуса стопроцентным, иногда у них рождаются дети без «печати Месламтаэа». Такие случаи бывают примерно один на сто тысяч человек. Таким родился я и такой родилась моя жена, а затем и наша дочь Замира.

— А Мурад, значит, родился с «печатью»?

— Да, в нем пробудились гены его предков-месламитов. Ген, который был рецессивным у нас троих, у него стал доминантным. Такое тоже порою случается! Когда у шарриги рождается полноценный, с точки зрения месламитов, ребенок — в таком случае родственники-месламиты забирают ребенка в свою семью. Видите ли, шарриги не имеют права состоять в семейных отношениях с полноценными месламитами и по мнению нашего народа не имели права растить нашего сына. И Мурада забрали у нас.

— Это очень напоминает какую-то форму фашизма, — задумчиво протянула журналистка.

— О, нам с женой еще повезло, сейчас законы месламитов в отношении шарриг стали куда мягче, чем прежде. Раньше детей-шарриг убивали сразу после рождения.

— Убивали?!

— Именно так. Убийства практиковались в Эмесламе даже тогда, когда он вошел в состав Российской империи, царская власть никак не могла извести этот варварский обычай. Но октябрьская революция все изменила. Советские власти не оценили особенностей религии месламитов и запретили избавляться от неполноценных детей под угрозой расстрелов. Эта реформа дала возможность таким, как я, выжить — нас сдавали в детские дома или отдавали на воспитание к людям другой национальности. Например, я вырос в армянской семье, а Амина в семье мусульман.

— Но почему об этом обычае нигде не упоминается? — диву давалась женщина. — Перед поездкой в Эмеслам я собрала всю возможную информацию об этой стране!

Гуран Салмахов снисходительно посмотрел на нее:

— О нем нигде не упоминается, потому что вера для месламитов не пустой звук. Большинство из них истово веруют, а некоторые из них являются опасными фанатиками. И поверьте мне, в Эмесламе вам не стоит обсуждать этот обычай ни с кем, кроме нас — иначе вы рискуете нарваться на большие неприятности. Месламиты ненавидят, когда кто-то из чужаков узнает их таинства.

— Но вы-то не побоялись рассказать мне! — заметила Адрия.

— Мы — шарриги. Хотя мы и считаемся низкородными, но все равно имеем отношение к месламитам — поэтому они относятся к нам терпимо, в чем-то даже покровительственно. Мы для них как ошибка создателя, с постыдным существованием которой приходится мириться. Но вот чужак, человек другой национальности, такой терпимости не дождется. Поэтому будьте осторожны!

— Хорошо, я буду очень осторожна, — пообещала ему журналистка.

«А в Эмесламе, оказывается, куда больше интриги, чем я предполагала!» — подумала она с восторгом.