Песня русалки

— Дорогая, осторожнее! Позвольте подать вам руку и предложить напитки.

Он подскочил с кресла и сделал шаг в мою сторону, а я инстинктивно дернулась в сторону. — Благодарю, я сама, нет-нет, я не хочу ничего пить, просто присяду здесь, хорошо? — я старалась не смотреть в сторону огромного ложа под бордовым бархатным балдахином, присаживаясь во второе кресло.

Бургграф прошел мимо к невысокому комоду, где уже стоял серебряный поднос с очередной бутылкой вина и бокалами. Не слушая меня, наполнил оба, и поднес мне один из них.

— Нет-нет, я не приму отказа. Дорогая, вы просто попробуйте. Это очень легкий и нежный букет, идеальный для вечерней беседы.

Опасаясь, что меня хотят напоить, чтобы сделать сговорчивее, я только слегка пригубила вина. Оно действительно было легким, с приятным фруктовым вкусом, но я хотела сохранить рассудок трезвым. И понимая, что мой собеседник любитель пустопорожней болтовни, постаралась сразу перейти к делу. — Вы обещали ответить на все мои вопросы, Бернард, — я обратилась по имени, помня, как он настаивал на этом, — Ваше обещание в силе? — Конечно, дорогая, я всегда держу слово. Вы, конечно, хотите узнать для чего я сделал вас своей… эм-м-м… гостьей. Но дело в том, что это несколько пикантный вопрос. Мне неловко об этом говорить даже в такой доверительной обстановке… — он замолчал, потирая грудь и заставляя тем самым ворот рубашки раскрыться еще сильнее, — Что же, попробую начать издалека. Дело в том, Селина, что я долгое время не стремился к браку. Женщины чудные создания, но как бы правильнее выразиться… по-настоящему они меня не увлекали. Пока я не встретил Фиону, мою прекрасную, восхитительную Фиону!

Заговорив о молодой супруге бургграф оживился, его глаза заблестели, а я слегка выдохнула, радуясь, что его восторги достаются не мне. — И каково же было мое счастье, когда после нескольких недель ухаживаний она ответила согласием. Мы превосходно проводили время вдвоем, она оценила мое остроумие, а я ее музыкальный талант. Мы сошлись во вкусах и мнениях по всем важным вопросам. И все было бы прекрасно, если бы не одна маленькая, неприятная деталь… — он сделал паузу, как будто подбирая слова, а потом резко, на одном выдохе проговорил последние фразы — дело в том, что я бессилен. Бессилен как мужчина.

От удивления я онемела, пока бургграф буравил меня взглядом, явно ожидая ответной реакции.

— Вы имеете в виду, что не испытываете… мужского интереса? — Нет, я имею в виду, что мое мужское орудие не демонстрирует боевого пыла! Ах, не заставляйте меня вдаваться в детали…

Он откинулся на кресле, прижав руку к запрокинутой голове. А я пыталась собраться с мыслями, чтобы продолжить беседу. Машинально взяла кубок и сделала несколько глотков вина.

— Так вы поэтому заинтересовались моим талантом? — Именно! Мне нужно, нет, жизненно необходимо ваше содействие! Я счастливо женат, но глубоко несчастен. А главное — глубоко несчастна моя дражайшая супруга! Это абсолютно не-вы-но-си-мо. — Бернард, я понимаю вас. И, конечно, очень сочувствую. Но дело в том, что обычно мое пение действует на мужчин, лишь усиливая их ощущения в несколько раз. Я не могу сказать, как оно подействует на вас…

Одним резким движением он вскинулся, наклоняясь ко мне и хватая за руки. — Но мы же не узнаем это, пока не попробуем! Ах, Селина, вы можете оказаться ключом к моему счастью… У меня больше нет сил томиться неизвестностью. Сделайте это, сделайте сейчас! Я не могу больше терпеть ни мгновения…

Я замерла, не зная, что ответить. На моих щеках двумя пунцовыми бутонами расцвел румянец. С одной стороны, было очень жаль бургграфа, и я понимала, сколько неприятностей доставляет ему эта… хм-м-м… проблема. С другой, решиться спеть свадебную песнь мужчине было страшно, не зная, чем все может закончится.

Он не отрывал от меня своего горящего взгляда, и в нем было столько мольбы, что я сдалась:

— Я готова попробовать…

Бургграф тут же сорвался со своего места, упал на колени и начал покрывать поцелуями мои руки, перемежая их тонкими всхлипами «спасибо, спасибо, спасибо…». Несколько мгновений я собиралась с решимостью, а затем, наконец, открыла рот и завела первые ноты знакомой мелодии.

При первых звуках песни мужчина напрягся, крепко сжимая мои ладони в своих руках. Но чем больше уверенности набирал мой голос, тем сильнее начинали сиять его глаза. Он нервно облизнул губы и низко, непривычно застонал. Свадебная песнь будоражила и мою кровь, но я не утратила сознания. Четко понимая: я не хочу этого мужчину. Но остановиться и прекратить петь тоже не могла.

Бургграф тем временем распалялся все сильнее. Его губы насытились моими ладонями и начали путешествие вверх до локтей, делая короткие паузы на нежные поцелуи и легкие покусывания кожи. Как бы мне не было радостно, что песнь действует, мне не хотелось лечь с ним на ложе. Но я чувствовала, что еще немного, и мы переступим грань, за которую невозможно отступить обратно.

И именно в этот момент раздался тихий и нежный голос, который я никак не ожидала услышать в спальне бургграфа:

— Любовь моя…

У высокой кровати стояла Фиона в полупрозрачной ночной рубашке. Тонкая ткань не скрывала ничего. Нет, наоборот, она только подчеркивала пышную грудь и несоизмеримо узкую, по сравнению с широкими бедрами, талию. Темные крупные соски натянули тонкую ткань, выдавая, насколько взбудоражена происходящим хозяйка. Глядя на взволнованную девушку я чувствовала себя лишней. И все равно не могла остановить песнь, рвущуюся из горла по собственной воле.

Бургграф повернулся на голос супруги и замер. Девушка призывно протянула к нему руки и еще раз позвала нежным голосом: — Бернард, иди ко мне…

Тут я, наконец, собралась с силами и замолчала, сумев прекратить песнь. Тогда бургграф отмер, поднялся с колен и несмело начал идти навстречу супруге, не отрывая от нее взгляда. Наблюдая, как она тянется ему на встречу, я затаила дыхание. А Фиона мягко обхватила мужчину за шею и притянула его лицо для поцелуя. И в этот момент они будто забыли о том, что я все еще здесь. Руки бургграфа смяли пышные бедра, приминая ткань ночной рубашки. Он подхватил девушку, а та обняла его коленями. И так, единым целым, они двинулись к брачному ложу.

Мне хотелось отвернуться, а еще лучше выйти, но я не могла, завороженная открывшейся картиной. Как тогда, стоя в маленькой комнатке и подглядывая через решетку за вечером в доме утех.

Вот бургграф опрокинул Фиону на кровать и начал путешествовать губами по ее телу, разрывая руками рубашку на части. Девушка низко застонала и выгнулась, подставляя грудь под поцелуи. Его голова опускалась все ниже, скользя по животу. Руки властно развели бедра в сторону, и он нырнул прямо между ними. Мне стало тяжело дышать, словно в комнате кончился воздух, в голове все перемешалось. Я смотрела на них, слушала всхлипы Фионы и вспоминала нежные, но твердые губы Анкера и его гибкий язык. Девушка тем времен стонала все чаще и громче, ее голос становился все выше и почти срывался на крик. Наконец, он достиг своего пика. Услышав длинный протяжный возглас, бургграф, шатаясь, будто пьяный, отстранился и сбросил с себя халат. А затем навалился на девушку сверху, резко вбиваясь в нее ягодицами.

Я почувствовала, как мои щеки заливает краска стыда. И замотала головой из стороны в сторону, пытаясь сбросить наваждение. Это помогло. В тот же миг я ощутила, что больше ни секунды не хочу находиться в этой спальне. Ее хозяева, увлеченные друг другом, не обращали на меня внимания. Поэтому я вскочила и бросилась к дверям. К счастью, они оказались незаперты.

В тусклом свете свечей я бродила в коридорах, пытаясь найти лестницу наружу, пока не наткнулась на одного из слуг. Он молча проводил меня до моей комнаты. Там, не раздеваясь, я бросилась на кровать и до утра ворочалась, не в силах уснуть. Перед глазами все еще стоял голый зад бургграфа, а в ушах слышались стоны Фионы.

Кое-как подремав несколько часов, к полудню я встала разбитая и расстроенная. Пока Кэти шнуровала платья, я погрузилась в размышления.

То, что мой голос подействовал на Бернарда — отличная новость. Для самого бургграфа и его супруги. Но я снова висела на волоске, чудом избежав роли девицы для утех. Фиона появилась очень вовремя. Только благодаря ей мне удалось отделаться ролью наблюдательницы. Неизвестно, обойдется ли все так же в следующий раз? И когда он произойдет? Захочет ли бургграф повторить все сегодня ночью? Удастся ли мне снова остаться в стороне от их утех? И захотят ли они отпустить меня когда-нибудь?

— Ох, госпожа, что же это?! — резко вскрикнула Кэти. Она с ужасом смотрела на свои пальцы.

— Что там? Покажи, — протянула я руку, пытаясь взять то, что она держала на ладони.

— Это… это ваша кожа, госпожа. Такое бывает, если сгореть на жарком солнце. Но вы же никуда не выходили из поместья…

Я смотрела на тонкий полупрозрачный кусочек кожи, понимая, что у меня не осталось времени на размышления. Необходимо действовать. И как можно быстрее добраться до моря — или хотя бы бассейна с морской водой. Мне нужно поговорить с Бернардом. Возможно, угроза здоровью и жизни сможет его убедить расстаться со мной.

— Кэти, все хорошо, не переживай. Ты ни в чем не виновата. Со мной все в порядке, — я постаралась успокоить расстроенную девушку, — Подай мне зеркальце, дай рассмотреть самой подробнее, что там.

Я встала перед высоким зеркалом, а горничная принесла малое, на длинной ручке, и навела его мне на спину так, чтобы я смогла разглядеть в двойном отражении свою спину. Кожа на ней выглядела сухой и потрескавшейся. Но все было не так страшно, как могло быть. Значит, у меня есть хотя бы несколько дней, чтобы убедить бургграфа отпустить меня или сбежать из поместья самой.