На пути в бездну

Светловолосая красавица, не обращая внимания ни на кого, метнулась к нему и заключила Безымянного в столь крепких объятьях, что плохо залеченные ребра того затрещали, а сам он издал стон боли.

— Лар, ты жив, ты вернулся! — Кларисса рыдала, не скрывая своих чувств перед знатнейшими людьми континента. И ее объятья были такими теплыми… такими приятными… — Я думал, что ты мертв. О Господи, я думала, что ты умер!

Она чуть отстранилась и только теперь заметила изувеченную руку и ногу, с которой до сих пор не сняли лубки. Девушка побледнела и ахнула, будто не веря тому, что видит.

— Лар, что с тобой произошло?

— Я как раз собирался начать рассказ, но ты ворвалась и остановила, — чуть заметно улыбнулся он.

Кажется, и на сей раз глаза Безымянного оставались пусты, потому как во взгляде Клариссы появилась боль, но уже в следующую секунду ее сменило нечто иное — понимание того, что они, вообще-то не одни. Воительница пискнула, точно служанка, которую шлепнули пониже спины, отскочила от Безымянного и поклонилась Корвусу.

— Ваше величество, прошу простить мое поведение. Просто, когда к нам ворвался Индржих и рассказал, что приехал вместе с Ларом, я…

— Все хорошо, — успокоил ее Древний и Безымянному подумалось, что сейчас, наверное, губы, спрятанные под повязкой, выгнулись в отеческой улыбке.

«Ну да, она же с Игнис нашли общий язык, наверное, Вороний Король видит в Солнышке подругу своей приемной дочери».

А Корвус, меж тем, обратил свой взор на него и все лишние мысли покинули голову полукровки.

— Рассказывай, — приказал Древний.

И Безымянный в очередной раз поведал о разговоре с королевой за закрытыми дверьми ее покоев и о беседе с принцем на мраморном балконе жарким летним днем, когда освежающий морской бриз приятно шевелил волосы. О том, как понял, что его высочество с самого начала планировал влюбить Игнис в себя — непонятно каким способом, но планировал, и о том, как обрел в лице дочери Вороньего Короля верного товарища. О путешествии через Ничейные земли и грандиозном побоище возле замка барона Урсуса. И, наконец, о последних днях, о том, как Мислия запечатала вход в пещеру, о полете в бездну и, конечно же, о нежданном спасении. Возможно, он что-то упустил, ведь голова все это время болела, не прекращая, но основные мысли, определенно, были донесены до адресатов.

Когда он закончил, Эрато вместе с Клариссой рыдали навзрыд, и даже в уголках глаз Вороньего Короля, казалось, застыли две одинокие слезинки.

— Теперь, ваше величество, — закончил Безымянный, — я смиренно ожидаю вынесения приговора.

— Ты жаждешь смерти, мальчик, надеешься, что она принесет покой и уймет боль здесь? — глухо спросил сковывающий, касаясь груди. — Не будь ты христианином, наверное, давно бы уже перерезал горло обломком меча, да?

— Кар! — возвестила птица на его плече, после чего перелетела на колени к полукровке и внимательно уставилась на него всеми восемью своими глазами. — Кар.

— Именно. Ания права, — согласился Корвус. — Ты хочешь смерти, но не получишь ее, ведь мы делаем не то, что хотим, а то, что должно.

— И что же должно? — осторожно спросил Безымянный, опасаясь, что участь его окажется пострашнее смерти. — У меня больше нет сюзерена, у меня нет подчиненных, у меня нет смысла жизни. Даже имени нет — я отказался от него.

В этот самый миг герцогиня втянула носом воздух и выругалась так, что позавидовали бы даже пьяные матросы.

— Ты, глупый сопляк! — голос Аккэлии вознесся под самый потолок, — ты вообще понимаешь, что сделал?! Отказался от своего имени! Ты?! Такой как ты?! Проклятье, удивляюсь, что ты вообще дожил до нашей встречи!

Эта вспышка была столь неожиданной, что в шатре воцарилось тягостное молчание, а Безымянный в два больших глотка осушил кубок с вином и поставил его на ковер, устилавший пол шатра.

— Ваша светлость, я не понимаю…

— Конечно, не понимаешь, — отмахнулась та, — ведь тебе никто ничего не объяснял… Эх. Дай догадаюсь, имя Лариэс ты получил от принца, не так ли?

— От ее величества.

— Ох уж мне эти лунксы с их сложностями, прости Магна.

— Ничего, — пожала плечами герцогиня, — некоторые обычаи нашего народа кажутся вам — людям — странными, однако с точки зрения лунксов поступок Безымянного правильный.

— Его зовут Лариэс, — подала вдруг голос Кларисса.

— Нет, дитя. Лариэсом его назвала королева, она даровала основное имя, то, что следует носить в миру. Его же истинное имя может быть известно лишь членам семьи, да нескольким ближайшим друзьям. Оно не предназначено для повседневного пользования. После измены принца, Безымянный не мог сохранить то, что было подарено столь низкими людьми, но так как у него не осталось никого, кому можно присягнуть, юноша предпочел назваться Безымянным.

— И едва не загнал этим себя в могилу, — добавил Паллидий.

Безымянный слушал их, совершенно ничего не понимая, переводя взгляд с одного говорившего на другого и пытаясь найти хотя бы крупицу смысла в сказанном. Пока что не выходило, и тогда он обратил взор на Вороньего Короля.

Тот вздохнул и жестом приказал собравшимся умолкнуть.

— Понимаешь ли, Ла… Безымянный, слова, обозначения и определения в нашем мире имеют огромную силу. У каждого предмета, явления и существа есть истинное имя. Мы — сковывающие — можемузнать его, благодаря чему обретаем власть. Правда, в основном над предметами, хотя бывает по-всякому… но не это главное сейчас. Важно то, что для таких, как мы, имена — это не просто набор букв, а куда большее. Кэлиста назвала тебя духом-хранителем, и ты оберегал, это имя было твоим, отражало суть, накрепко сплелось с душой, а ты оторвал его по-живому. Отсюда и частичная потеря памяти, хотя, полагаю, падение со скалы тоже оказало влияние.

— Ваше величество, — головная боль стала нестерпимой, но он держался, — я не понимаю… Причем тут сковывающие и — я?

— Действительно? — Древний хмыкнул. — Не сообразил, почему Первая Тень относилась к тебе так предвзято, немногочисленные артефакторы Сентия избегали, а Паллидий едва не напал, увидев в первый раз, да-да, он рассказал об этой встрече. Ничего так и не понял?

Безымянный отрицательно покачал головой.

— Ты — неинициированный сковывающий с таким чудовищным потенциалом, что даже мне становится интересно взглянуть, каких вершин ты сможешь достичь спустя десяток лет правильного обучения. И ты собственноручно вырвал сосредоточение силы, накрепко переплетенное с душой — свое имя.

Безымянный застыл, будто громом пораженный. Сковывающий, он? Это, наверное, какая-то ошибка, ну не может ведь быть таких чудес в эти мире, так не бывает…

Но если это так… Да, если у него есть способности к — подумать только! — магии, это дает шанс жить дальше. Кто он теперь? Калека, неспособный больше ни двигаться с нужной скоростью, ни пользоваться основной рукой. Как воин он больше не существует… Но магия… Она даровала интересные возможности, живой пример чего сейчас стоял напротив.

«Но причем тут подарок Вентисов»?

— Старое имя…

— Неважно, — перебил его Корвус, — родился ли ты Лариэсом, или нет. Оно сопровождало тебя долгие годы, накрепко привязалось, стало такой же неотъемлемой частью, как рука или нога.

— Но ведь люди называют себя по-разному…

— Обычные — да. Но не сковывающие. Повторю еще раз: для нас имена — это много большее, чем набор звуков. Они — неотъемлемая часть, продолжение, суть. Добровольно отказаться от имени означает нанести себе тяжелую рану. Вот ты, наверное, в последние дни страдаешь от все усиливающихся головных болей. Мысли плывут, как в тумане, эмоции растворяются, не остается почти ничего.

Безымянный кивнул.

— А значит, у тебя есть два выбора: можешь оставить все как есть, тогда умрешь сам, причем очень скоро.

При этих словах Кларисса побледнела и схватила Безымянного за плечо.

— А можешь, — продолжал Вороний Король, — выбрать иной путь.

— Какой, ваше величество?

— Жить, несмотря ни на что, бороться, найти новый смысл. Ты сейчас больше всего похож на выброшенного сторожевого пса — Вентисы растили тебя на цепи, натаскивали, лишали того, что делает человека человеком. Так вот, мальчик, тебе придется отыскать это самостоятельно.

Безымянный пораженно уставился на него.

— Но почему, владыка? Я — клятвопреступник, я — враг, помогавший принцу осуществлять его замысел, и знал достаточно для того, чтобы нельзя было спрятаться в спасительном неведении. Я — бывший щит Тариваса Вентиса, наследного принца Дилириса. Я…

— Порядочный человек, обманутый мерзавцем, — закончил за него Корвус. — Не ты первый, не ты последний. А потому, чтобы не было недопонимания, я говорю: не держу на тебя зла и считаю, что клятва была исполнена. Ты ничего мне не должен и будешь вознагражден за свое служение. Проси, чего хочешь, и, если это возможно, ты получишь желаемое. Я сказал, и будет по моему слову.

Напряжение, копившееся в Безымянном все эти дни, неожиданно вырвалось наружу — из его глаз сами собой, не слушаясь рассудка, брызнули слезы, и он прямо со стула опустился на оба колена перед Вороньим Королем, коснувшись лбом пола.

— Ваше величество, тогда я хочу, чтобы вы приняли мою клятву верности. Будьте моим новым хозяином, даруйте мне смысл жизни и новое имя.

Эрато ахнула, Устин закашлялся, Клеменс прошептал: "одумайся", даже Паллидий пробурчал что-то непонятное себе под нос. Но это не имело значения.

"Раз я не могу успокоиться в смерти, значит, найду покой в служении", — решил бывший Щит принца, и проговорил вслух:

— Повелитель, я прошу принять клятву верности, клятву свободы и клятву жизни и даровать мне новое имя.

Повисло тягостное молчание, настолько густое и осязаемое, что чуткие уши полукровки могли без особых проблем различить, как дышит каждый из присутствующих в шатре.

— Виконт, ты ведь понимаешь, что хочешь сделать?

— Да, повелитель.

— Я обещал исполнить любое твое желание.

— И я желаю служить.

— Посмотри мне в глаза.

Безымянный снизу-вверх взглянул на Корвуса, а тот продолжил:

— Это очень древняя и очень сильная клятва. Странно, что христианин знает о ней, у вас она под запретом, хотя, наверное, ты и не представляешь отчего…

Древний вытянул вперед единственную руку и на нее тотчас же уселась птица. Корвус держал здоровенного ворона безо всяких видимых усилий и продолжал говорить.

— Так вот, эта клятва древнее и сильнее чем та, что связывает меня с Изегримом, — он указал в сторону неприметного мужчины, который сейчас очень внимательно наблюдал за происходящим, — она сильнее даже той клятвы, что давалась Вентисам. А потому я спрошу еще раз: уверен ли ты в том, что делаешь?

— Да, повелитель.

— Почему?

— Все говорили мне, что я — пес, — Безымянный криво ухмыльнулся, — что ж, это так. Я способен лаять и грызть горло по приказу хозяина. Только на цепи моя жизнь обретает смысл. А свобода… Знаете ли вы, кем становятся псы, обретшие ее?

Неожиданно Изегрим расхохотался.

— Уел он тебя, а, Корв? Ну признай. Парнишка кое-чего да стоит.

Вороний Король не обратил на эти слова ни малейшего внимания, вместо этого он изучал полукровку.