Где-то рядом

Глава 17. Второй слой

«Мои желания оказались слишком цельными, чтобы меня можно было остановить?» — я несколько раз прокрутил эту мысль, рассматривая ее со всех сторон.

Почему-то после нее невольно представлялась пуля, которую выпустили в цель и которой совершенно наплевать на все вокруг. Дождь, снег, ветер, препятствия на пути — да, они могут попытаться сбить ее в сторону, да, некоторые даже окажутся достаточно серьезны, чтобы прервать полет… Но что, если пуля будет абсолютной, как идея пули, без такой глупой мелочи, как физическое воплощение?

— Можешь называть меня Кот, — представился я плавающей передо мной тени.

— Мое имя ты знаешь, — остатки мертвого демиурга медленно кивнули.

Не совсем обычный жест. В последний момент голова еще немного склонилась направо, словно желая рассмотреть меня с еще одного ракурса.

— Жест из моей старой жизни, — Хашам заметил мой интерес. — Показывает, что собеседники интересны друг другу.

— А если склонить голову налево? — спросил я.

— Тогда это будет интересом другого рода, но ты не девушка, да и вряд ли я когда-то снова буду думать о создании семьи, — могло показаться, что ящер пошутил, но я чувствовал, что он серьезен.

Ему было приятно рассказывать о себе, а мне было интересно слушать. Так что если я и пуля, то моя цель — не убийство, а знания. Я не скрывал свои мысли, и Хашам мог отвечать не только на слова. Так разговор получался гораздо полнее и ценнее. Мне на мгновение показалась странной подобная открытость, но эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась.

— Будь иначе, будь твои цели слишком простыми, ты бы и не смог пройти. Или смог, но мне было бы неинтересно с тобой общаться, — ответил тем временем мертвый демиург.

В таком ключе мы и продолжили наш разговор. Я думал, он говорил, или наоборот. Мы беседовали о всяких мелочах, через которые раскрывались наши миры и жизни…

— Значит, есть жена и дочь, — хмыкнул Хашам.

— Значит, ты не зеленый! — удивился я, когда мертвый демиург рассказал, как прятался в молодости от врагов среди желтого недавно покошенного поля.

— Значит, ты видел кого-то из моих потомков, — Хашам улыбался.

Одни детали сливались с другими, и передо мной как живой начал разворачиваться мир прошлого. Эпоха истинных стихий, которые когда-то казались мне такими честными и справедливыми, особенно в сравнении с великой-то троицей, но… Чем они были для тех, кто жил в то время? Еще более жесткие цепи, еще более жесткие правила и рамки. Те, кто рождался с той или иной стихией, были вынуждены идти этим путем и никаким другим. Можно было собирать и обычные алтари, но какой в них был смысл, если родовые стихии всегда оказывались сильнее?

И они же создавали еще более жесткую иерархию внутри себя. Глава старшей семьи мог опираться не просто на свой авторитет или ресурсы, он мог в прямом смысле этого слова решать, кто из его потомков и младших родов насколько продвинется. Одним открывал новые уровни стихии, другим — закрывал.

— А если кто-то шел против него, то такого могли и вовсе лишить стихии? — спросил я.

— Не обязательно ждать столь серьезного проступка. Для приговора к усечению хватило бы и просто недостаточно уважительного взгляда, — Хашам добавил новый штрих к своей истории.

Идеальный мир прошлого, который был безнадежно испорчен проклятым демиургом… Так часто говорили в наше время. На самом же деле он оказался обычной тюрьмой. Для всех, даже для тех, кто был на вершине, но не хотел признавать свое истинное положение. Вечный застой… Это я про нынешний порядок думал, что он не дает стимулов двигаться вперед, так раньше система, наоборот, еще и давала стимулы, чтобы ничего не менялось.

— Как бег в колесе, — подумал я вслух. — Ты вроде бы карабкаешься вверх по лестнице силы, но заранее знаешь, что это ничего не изменит.

— И тогда ты либо сдаешься, либо пытаешься сломать мир… Я не первый, до меня были тысячи тех, кто не сдался и боролся.

— И каково быть тем, у кого получилось?

— Грустно, — неожиданно ответил Хашам.

— Из-за того, что умер и не довел дело до конца?

— Я довел. То, что хотел, то, что мог придумать и воплотить, я сделал. Дальше мир развивался уже сам, и то, что сейчас он смог поймать новое равновесие — это совсем не страшно. Грустно, что я тоже был пулей, но полетел не в ту сторону.

Кажется, я начал понимать.

— Ты выбрал самый простой вариант — разрушение. Тебе кажется, что ты всего лишь меняешь мир, но на самом деле разбиваешь его на кусочки. А потом он собирается обратно: немного другой внешне, но по сути все тот же. Я думал об этой опасности.

— Да, я хотел изменить мир. И я его изменил, но потом остановился, решив, что моя задача выполнена. Я не столько проиграл этот бой, сколько сам утратил целостность, утратил цель и позволил себя убить. Не допусти моей ошибки, Кот, если решишь пойти этим путем. Самым тяжелым в мире. Не разрушай — меняй! И защищай то, что у тебя будет получаться! Пусть те, кто решит воспользоваться моментом, утонут в крови. Не только враги, но и друзья, которые идут с тобой только ради силы.

— Я хочу уничтожить силу, — эти слова вырвались неожиданно для меня самого.

Раньше я думал о новом равновесии, думал о том, что нужно просто добавить в мир справедливость, и тогда гонка за силой и за всеми ее проявлениями — стихиями, властью, богатствами — потеряет смысл. Но сейчас, увидев Хашама и услышав его историю, я осознал, что ошибался. Какую бы справедливую систему я ни создал, те, кто хочет силы, кто готов на все ради нее — они найдут способ обойти правила. И тогда надо либо стоять на вершине и бесконечно рубить головы этой гидре, либо просто уничтожить силу. Как часть мироздания.

— Ты же не хотел разрушать? — внимательно посмотрел на меня Хашам.

— Чтобы построить дом, рубят лес. Любое созидание — это в том числе и разрушение.

— Слова… Но плевать на форму! Подумай, сила — это часть каждого живого существа. Если уничтожить ее как суть, то ты выжжешь кусочек души у миллиардов. Боги, люди, все другие народы — неужели ты готов не просто убивать, но пытать и уродовать каждого из них?

— В моей картине мира я просто разделю богов и стихии. Смертные и бессмертные не лишатся возможности обратиться к волшебной части мироздания, но власти над ней у них больше не будет. Только честные союзы и сделки, когда каждый платит по своим счетам. Именно каждый. Чтобы и король, и нищий могли обратиться к любой стихии и попросить помощи против тех, кто нарушает закон…

Я тут же представил, как ушлые дельцы пытаются обойти и это правило. Как используют посредников, как врут — но разве стихии не смогут видеть истину, разве не смогут просто игнорировать тех, кто призывает их ради наживы, а не ради справедливости? Я достаточно работал с тем же Поиском, что не сомневаюсь в возможности этого пути.

— И ты сам готов отказаться от силы? От вечности? От вечности не только для себя, но и для своей семьи?

— Я видел вечность этого мира. Вечность, в которой мои дети, внуки и правнуки становятся врагами и убивают друг друга. Такое будущее мне точно не нравится. И да, цена высока, и есть риски. Я сам из мира, где не было силы и стихий, но все равно не было и справедливости.

— Поэтому ты и хочешь сохранить силы как абсолютный уравнитель. Как защиту от пути власти… Что ж, возможно, — Хашам неожиданно быстро согласился.

— И к чему тогда была та твоя речь про пытки и уродства? — тут же спросил я.

Чем дальше, тем больше этот разговор казался мне одновременно и самым логичным, и самым странным. Странным тем, как я сам на него реагировал.

— Хотел показать, как тебя будут называть и кем считать твои враги. И поверь, им будет плевать, что бы ты ни совершил на самом деле… — Хашам говорил и довольно кивал. — Знаешь, Кот, а ты мне нравишься. Наверно, даже больше, чем тот другой. Мой потомок, который обещал восстановить мой замысел за скромную помощь в борьбе с его врагами. Атон… Да, его так зовут, он хочет вернуть прошлое, ты же предлагаешь новый шаг и настоящее будущее. И я бы не был собой, если бы отказался.

Хашам хохотнул.

— Ты поможешь мне? — я смотрел на него.

— Да, — мертвый демиург кивнул. — Тем более ты не знал, но я уже начал работать над чем-то подобным. Смертные, над которыми не властны стихии, которые невидимы для богов. Они несут мою волю, помогают моим друзьям, и я передам тебе контроль над частью из них, чтобы ты не терял время. Чтобы смог построить свое будущее на опыте тысячелетий, который я дарю тебе!

С каждым словом глаза Хашама все сильнее сверкали.

На лице мертвого демиурга застыла довольная улыбка. По словам Атона, Кот был опасен, его потомок попросил помощи, чтобы устранить опасного игрока — уничтожить не только его самого, но и его репутацию. Хашам помог. Благодаря защите проклятья он чувствовал себя защищенным: иногда смерть — это всего лишь шаг вперед. Когда он жил, власти и возможностей было больше, но вместе с ними постоянно оставался риск потерять все и сразу. Когда он умер, власть ушла, возможности сжались, но проклятье стало идеальной оболочкой и защитой.

Он сохранил разум, он сохранил себя — Хашам считал, что на самом деле перешел на новую ступень эволюции силы. Ведь кто был раньше сильнее всех? Демиург, а он сделал демиургов всего лишь первыми среди равных, и именно он, Хашам теперь мог из-за кулис решать их судьбы. Те, кто пытались с ним бороться, лишались имен. Те, кто были слишком слабы или следовали выбранному им пути — жили и тешили его самолюбие. С каждой сотней лет Хашам действовал все активнее, подбрасывая силу тем, кто был ему нужен. Приглашая на встречи тех, на кого возлагал огромные надежды.

Кота он не приглашал, этот бог был слишком непредсказуем. К счастью, хотя бы его опасность оказалась преувеличена. Хашам наблюдал, как тот бродит по его миру, как занимается своими щенками, как к нему приходит решимость встретиться с ним… И в очередной раз природа Кота доказала его опасность. Он смог пробить себе путь. Слишком быстро, чтобы Хашам успел в своей неторопливой манере решить, что же делать с ним дальше. Но на этом опасности кончились. Главная сила Кота, мозги, оказалась сильно раздута. Или тут сыграла репутация Хашама, из уважения перед которым бывший человек открыл свой разум.

Глупый, наивный, в нем жила всего одна идея. Справедливый мир, где стихии служат основой порядка. Ну разве не чушь? В голове Хашама сразу же родилось несколько планов, как взломать подобную схему. Там, где все построено на отдельных людях, в них и нужно бить. Убеждать не стихии, а тысячи глупых смертных, что их беда — это кто-то конкретный. Человек, бог — не важно. Одно наивное обвинение стихии отметут, но что, если их будут сотни, тысячи, миллионы? Одна ошибка, одно сомнение, и враг будет уничтожен. Совершенная система потеряет доверие, став просто еще одной лестницей вверх. Просто другой по форме, но той же самой по сути…

Наивность идеи Кота смущала Хашама, и он попробовал проверить его на сомнения. Их не было. Этот бог действительно был пулей — ничего лишнего. Только одна цель, кроме которой ничего больше не имело смысла. И его боялись создания уровня демиурга? Хашам чуть не рассмеялся. Впрочем, только внутри. Снаружи он был полон величия и поддержки, которую так ожидало это ничтожество. Насекомое, которое послужит ему, а потом, как и положено, будет раздавлено. Без всякой жалости.