Вера воды

Запись 1: Бойня

Я не уверен, сколько дней я нахожусь в абиссальной зоне. Может прошли несколько сезонов, может прошло лишь несколько дней. Все переплелось и запуталось. Дни сменяют сезоны, сезоны раскрывают себя в днях. Но определить, сколько же времени я уже здесь провел не представляется возможным. Вся бумага для записей у меня уже давно кончилась, и я продолжил повествовать вам о судьбе нашего мира уже на местных толстых водорослях, на которых я вывожу буквы с помощью светящихся чернил. Со временем чернила вымоются, а водоросли разложатся, но с недавних пор я попросту не могу не писать что-либо. Записи, которые я пишу, помогают мне больше понять самого себя, проанализировать марр вокруг меня и понять, что происходит в здешних водах. Но теперь все это утратило смысл. Я уже не стремлюсь понять себя, окружающих меня марр и понять то, что делается в округе. Я продолжаю писать записи по привычке. Но я уверен, что вам совсем не интересно читать о том, как я переживаю из-за бессмысленности своего существования. Поэтому вот вам одна из ситуаций, что произошла со мной сегодня:

Как и всегда (всегда ли?) я собирал троглобионтов лишь для того, чтобы какие-то марры затем отдали почти всю мою добычу той твари, которую Василиск зовет океаном. Я начал свыкаться с местным языком, и уже мог понять то, что мне говорят другие марры в зависимости от контекста и настроения самой марры. В открытую со мной никогда и никто не разговаривал, да и между друг другом глубоководные марры предпочитают лишний раз не перебрасываться словами, поэтому выучить их язык я толком и не мог. Поэтому, когда я увидел, что между двумя маррами произошла какая-то перепалка, что потом переросла в драку, я сразу поплыл растаскивать их между собой. Однако во время того, как я пытался их разъединить, одна из марр начала бить меня самого.

Вся накопленная за этот долгий срок агрессия вылилась из меня буйным потоком. Оттолкнув от себя другую марру, я начал бить агрессора так сильно, что после моих ударов он едва дышал и держался на плаву. Я бы с радостью лишил его сознания или даже жизни, если бы меня не оттянули от него.

Вокруг меня сразу затесалась толпа марр, и я находился в центре импровизированного кольца, которым они меня окружили. Моя драка заинтересовала их всех. Я не понимал, чего от меня хотят, пока кто-то из них не начал говорить со мной на моем языке.

— Ты буйный нрав. Они драться не взаправду, но ты драться по-настоящему. Мы хотеть посмотреть ещё.

Исходя из этих слов я понял, что драка тех двух марр была чем-то вроде дружеского спарринга. Я почувствовал себя крайне неловко, но вспомнил, что та марра начала бить меня первой, поэтому я все равно был прав. Правда, местных это мало волновало. Ту марру я уже потерял из виду, но передо мной появилась другая марра. И в этот момент я осознал, что собравшиеся вокруг меня марры хотят посмотреть на то, как я буду с ними драться.

— Он бить много марр как ты, — обратилась ко мне та же марра, знакомя меня с моим новым противником. Я попытался вразумить их всех, сказать, что я вовсе не хочу ни с кем драться, но мой противник явно хотел испытать меня в деле.

Противник был гораздо упитаннее меня, и его широкие плечи наводили на меня ужас, хоть он и был глубоководной маррой. Мне уже приходилось драться с маррами вроде него, но те драки происходили тогда, когда я ещё находился на здоровой диете для высших стражей, и под рукой у меня всегда было лезвие-культро. Теперь же у меня не было ничего, кроме своей воли.

Мой партнер по бою бесцеремонно ударил меня в живот, и второй удар, последовавший сразу же за первым, устремился мне прямо в нижнюю челюсть. Я был ошеломлен, и уже вот-вот мог бы пропустить ещё и третий удар, и уйти в нокаут, но вовремя собрался с духом и нырнул ему под хвост, проплыв под ним. Пока он оборачивался, я провернул этот же трюк, и на этот раз успел пробить ему спину.

Он вскрикнул, попытался меня ударить, но я отплыл назад, и ударил его хвостом по голове. Удар был легким, но зрелищным, судя по ажиотажу, который он поднял. Противник не понял, что произошло, и пропустил момент, когда я был уязвим. Зато я не мог пропустить момент, когда был уязвим он.

Противник устремился на меня, словно разъяренный хищник, и в этот момент он получил от меня кулаком по челюсти, и от моего удара врезался в зрителя. Зритель особо не пострадал, но пострадал мой партнер по бою. Он потерял сознание, и в этот раз я автоматически выиграл. Все зеваки смотрели на меня и с удивлением, и со страхом, и с радостью, и даже с какой-то скрытой злобой.

Я хотел выплыть из своеобразной арены, но меня остановила одна из марр.

— Стой. Я тоже хотеть бой.

Эта марра была более грозной, чем мой прошлый партнер по бою. Его, честно говоря, я даже побоялся трогать, ведь он был ещё более широкоплечим и ещё более упитанным, чем тот. Но адреналин в моей крови сводил меня с ума, и я не отказался от того, чтобы провести ещё один бой. Тем более я уже вжился в роль.

Мы подплыли к центру арены, и первый удар по нему сделал я. Я ударил ему в грудную клетку, но он даже не шелохнулся, и сразу после этого быстро поплыл прямо на меня. В последнюю секунду я увернулся, и тут меня пронзила боль в правой руке, точнее в кулаке правой руки. Пока я пытался понять, из-за чего меня настигла эта боль, противник воспользовался моим замешательством, и в грудную клетку получил удар уже я.

За миг до этого я внезапно осознал, что не могу двигать некоторыми пальцами на том кулаке. Только позднее я понял, что получил перелом кисти после моего последнего удара. Но в тот момент… в тот момент меня это не слишком заботило. Как я и говорил, мною двигала исключительно ярость.

После пропущенного удара мое сердце будто бы перестало биться, но затем сразу же заработало вновь. Это заставило меня забыть о прежней боли, и погрузится в бойню с головой.

Я сделал вид, будто хотел ударить его по лицу, но это было моим отвлекающим маневром для того, чтобы ударить его в бок. Он растерялся, захрипел, и я ударил ему по верхней челюсти. Из его ноздрей хлынула кровь, но меня уже было не остановить. Я продолжал бить его со всей силой, тогда как он лишь тщетно пытался блокировать мои удары. Публика ликовала, и противник уже даже не пытался сопротивляться. Он был обессилен, сломлен и пытался что-то мне сказать, но я его совсем не слушал. Зато я услышал, как кто-то в толпе крикнул «Убей его!».

Меня будто бы парализовало. Услышав эти слова, я сразу прекратил его бить. Я начал приходить в себя, отходить от экстаза, в который погрузила меня эта битва. Адреналин заменял всю мою кровь, и я был бомбой замедленного действия. Но после того, как я осознал, что простой спарринг перешел в настоящее избиение с возможным летальным исходам, эта бомба обезвредила сама себя. По всему телу прошлась волна боли, но эта боль была не физическая, а душевная. Осознание того, что я действительно мог убить ту марру, которая уже прекратила меня бить, и лишь защищалась, погрузило меня в апатичное состояние. Я быстро уплыл от них, не произнеся и слова. За мной никто не последовал, но мне это и не нужно было.

Я поплыл в свою ячейку. В голове не проскочила больше ни одна мысль.