Шерлок Холмс и десять негритят

Глава 49. Трубка Мегрэ

У спальни мисс Марпл Мегрэ, пораженный, застыл. Ему часто доводилось слышать человеческий смех. Мегрэ знал, как смеются продажные женщины в баре, когда клиент ставит им рюмку за свой счет; он знал, как смеются влюбленные, застигнутые на мосту проливным дождем; он знал, как смеются выжившие из ума старухи, пьяные матросы, играющие в прятки дети, — для него не составляло трудов идентифицировать чей бы то ни было смех, — и этот смех он тоже узнал. Так мог смеяться только инспектор Жюв. Но все равно в первый момент от этого смеха у Мегрэ кровь застыла в жилах.

Замотанный в простыню, Жюв похохатывал, что — то бормотал себе под нос, подвывал и прищелкивал языком. Пружины под ним поскрипывали ему в унисон.

Комиссар прикрыл дверь и, пройдя по коридору до лестницы, спустился в холл. Подошел к каморке дворецкого. Подергал ручку — заперто. Мегрэ постучал.

— Томас! Томас!!

— Кто там?

— Комиссар Мегрэ из криминальной полиции.

— Что вам у-угодно, месье комиссар?

— Откройте дверь.

— А вы… вы меня не у-убьете?

Мегрэ опешил.

— С какой стати?!

— По ошибке. Темно ведь, месье комиссар.

— Перестаньте дурить, Томас. Я хотел попросить у вас табаку для своей трубки. У вас есть табак?

— Да, месье. А вы не будете меня бить — ить — ить?

Мегрэ был на пределе. Ему хотелось запустить в дверь лампой.

— Нет, голубчик. Если ты дашь мне табак, я и пальцем тебя не трону.

Спустя минуту дверь приоткрылась, и дворецкий дрожащей рукой протянул Мегрэ доверху набитый кисет. Взвесив кисет на ладони, комиссар улыбнулся.

— Ну, теперь ступай скорее спать, голубчик.

— Слушаюсь, месье.

Мегрэ прошел в гостиную. Его взгляд привлекла картина, с изображенной на ней кривой старухой, по — видимому графиней. Картина висела косо. Мегрэ подправил угол, но старуха от этого привлекательней не стала. Она, должно быть, и сама догадывалась, что далеко не прелестница. Кто знает, быть может, именно поэтому она прикрывала свое лицо пушистым веером. Кого — то она ему напоминала. Но кого?

Мегрэ рассеянно пробежался глазами вдоль стен, разглядывая картины с откровенно рисующимися на них чванливыми вельможами. Они были изображены кистью безусловно талантливого мастера. Но эти вычурные позы, нарочитая мимика, наглое выражение глаз… И Мегрэ, который был и оставался плебеем до мозга костей, вдруг ощутил нарастающую в нем враждебность ко всему, окружавшему его здесь.

Словно лунатик, он стал описывать круги по комнате, разговаривая в раздражении сам с собой.

— Ужасно все просто, господин комиссар, — вам написали, что намечается убийство… Только не сообщили, кто кого убьет и как… И потом действительно убили комиссара Каттани, этого безобидного, вечно заплаканного итальянца. За что? Кому он мешал?.. А почему, собственно говоря, обратились к вам? Чтобы предупредить? Нет, просто так… Потешиться. — Мегрэ поиграл желваками. — Да за кого меня принимают, в конце концов?!

Комиссар остановился, уперев взгляд в стену. У него засосало под ложечкой.

Целых два дня он пускал на ветер деньги налогоплательщиков, предназначенные на содержание полиции. И все впустую. Если теперь еще и инспектора Жюва хватит удар или тот вдруг вздумает покончить с собой, — кто окажется виноватым? Мегрэ!.. Надо немедленно разбудить Жюва и вместе с ним продолжить поиски убийцы… Да, но сначала нужно покурить, чтобы успокоить нервы.

Мегрэ плюхнулся в кресло. Пошарив по карманам, он извлек на свет свою любимицу — изогнутую вересковую трубку, в свое время подаренную ему ко дню рождения женой. При одном виде трубки комиссара охватило возбуждение, и он принялся лихорадочно ее набивать, уминая большим пальцем табак. Судя по запаху, табак был дорогой, можно сказать — элитарный.

Потом он поднес к чашечке зажженную спичку. В эту минуту Мегрэ вдруг ясно почувствовал, что сейчас случится неприятное происшествие, но губы его уже коснулись трубки, и он машинально вдохнул в себя приторно — сладковатый дымок.

В следующее мгновение трубка выпала у него изо рта, и голова его бессильно поникла.